– Я могла тебя убить.
– Во что бы то ни стало – убей меня. – Он снова потянулся к ней, и его улыбка была абсолютно безмятежной. Прошло уже несколько дней с тех пор, как им ненадолго удалось остаться наедине.
Только не здесь, подумала она. Где угодно, только не здесь.
– Скандербег? – спросила она, сменив тему. Искандер-бей был одним из любимых янычар Мурада, а теперь стал одним из любимых янычар Лады. Уже несколько лет он был колючкой в боку империи, и, используя то, чему научился у них, продолжал держать их в безвыходном положении.
Лада изучила все его сражения с такой же страстью, с какой Мехмед изучал ислам.
Лицо Мехмеда стало непроницаемым.
– Да, мой отец объявил о начале новой кампании. Я поеду вместе с ним и буду командовать флангом в осаде.
Грудь Лады взорвалась от радости. Она могла бы проявить себя, показать своих мужчин, и… она могла поехать, наконец-то увидеть что-то еще, пусть даже и не свой дом.
– Когда мы выезжаем?
Мехмед избегал смотреть ей в глаза. Он наклонился и поднял несколько цветов, осторожно, чтобы не порезаться об острые края разбитой вазы. – Я выезжаю сегодня вечером.
Лад поспешила к двери.
– Мы будем готовы через час, я…
Мехмед схватил ее за руку и притянул к себе.
– Ты не едешь.
– Я… что? Мы готовы. Мои мужчины готовы. Нас мало, но мы можем осуществлять разведку, а я могу…
– Ты остаешься здесь!
Лада убрала его руку и отступила на шаг назад.
– Почему?
Он с неожиданной нежностью посмотрел на сломанные цветы в своей руке.
– Мне нужно оставить в городе кого-то, кому я доверяю.
– С этим справится кто угодно! В городе ничего ценного не останется!
Взгляд Мехмеда стал тяжелым. Наконец, он посмотрел ей в глаза.
– Ничего ценного?
Лада все поняла. Она вырвала цветы у него из рук и швырнула их на пол.
– Я не собираюсь оставаться здесь, чтобы присматривать за твоим щенком! Я тебе не няня!
Мехмед обескураженно заморгал, потом покачал головой.
– Лада, я говорил не о моем сыне. Думаешь, он здесь единственная ценность, которой я дорожу?
– Тогда кто?
– Ты! Я не возьму тебя на войну! Ты понятия не имеешь, какие там условия и как легко там погибнуть.
– Я умею за себя постоять.
– А я? Что я буду делать, если с тобой что-то случится? Я должен тебя охранять!
Она толкнула его в грудь. Он зашатался, и осколки вазы захрустели под его ботинками.
– Меня не нужно охранять! А потом ты скажешь, что хочешь держать меня за этими стенами, в надушенных и набитых подушками комнатах, держать меня здесь. Я не твоя наложница, Мехмед!
– Я прошу не этого! – Он вскинул руки, нервно шагая по кругу. – Ты мне дорога. Что плохого в том, что я хочу тебя защитить?
– Если бы я нуждалась в защите или если бы мне хотелось, чтобы меня защищали, я была бы такой же женщиной, как и все в этом доме! А я не такая, как они.
– Нет, не такая! Я люблю тебя, Лада! – Он закрыл глаза и заговорил тише, пытаясь овладеть собой. – Пожалуйста, позволь мне любить тебя. Ты – самый дорогой человек в моей жизни. Ты и твой брат – единственные люди, которые знают меня по-настоящему.
Лада вздрогнула, и Мехмед, уловив ее реакцию, вопросительно поднял брови. Он не понимал, о чем она говорит. Лада не рассказывала ему о своей последней ссоре с Раду и о том, что с тех пор, как они расстались, она ничего о нем не слышала. Мехмед не замечал истинной природы любви Раду – и того, как сильно Лада скучала по брату.
– Пожалуйста, – сказал Мехмед. – Я уже потерял Раду, отпустив его к моему отцу. Он редко пишет, а когда пишет, то так, будто обращается к незнакомцу. Я не могу потерять и тебя.
– Ты не можешь потерять то, чем не обладаешь. Возьми меня с собой.
С разочарованным рычанием он сорвал с ее волос вуаль и бросил на землю.
– Ты выглядишь смешно. Доспехи идут тебе куда больше, чем шелка.
Лада прикоснулась ладонью к его щеке. Его кожа была мягкой и горячей, как всегда, как будто он горел ярче остальных.
– Возьми меня с собой, и я буду носить доспехи все время, – промурлыкала Лада так нежно, что ее голос стал так похож на голос Хюмы, и Лада испугалась саму себя. Она притянула его голову вниз и поцеловала его, воспламеняясь от огня, пылающего внутри него.
Он обхватил ее за талию и прижал к себе, разделяя ее страсть. Она коснулась бедром его паха и почувствовала, что он стал твердым. Это и испугало ее, и возбудило: позволить этому случиться было в ее власти. Он застонал. Его поцелуй становился все более глубоким и неистовым.
– Лада, – повторял он, целуя ее шею, ухо, волосы. – Лада, Лада…
– Возьми меня с собой, – шепнула она ему на ухо.
Он зарылся лицом в ее волосы и обнял так крепко, что она поняла, что выиграла. Затем покачал головой.
– Нет.
Она вскрикнула и оттолкнула его. Он упал, и его туфли промокли в воде. Она достала кинжал, нагнулась и разрезала его пояс. Сминая шелк в ладони, она смотрела на него сверху вниз.
– Тебе нужно меня защищать? А кто будет защищать тебя? Я снова убила тебя под носом у твоей стражи.
Несмотря на грозный вид Лады Мехмед лег на спину и расхохотался.
– Лада, ни один человек в мире не будет столь упорно и изобретательно пытаться меня убить, как ты! – Он протянул к ней руки, в его черных глазах пылала мольба. – Давай, проведи эти несколько часов со мной. Я соскучился по тебе.
Она нагнулась вперед, не даваясь ему в руки.
– Тебе стоило бы привыкнуть к этому чувству.
Выйти оказалось проще, чем войти, хотя для остальных женщин, попавших в гарем, все было наоборот. На улице она прошла мимо перепуганного Ильяша и бросила кушак Мехмеда к его ногам.
– Мы снова его убили. Вы проиграли. Постарайся привезти его обратно живым из Албании.
Она кивнула ждущему Штефану, показывая, что и последняя их игра увенчалась успехом. Она вспомнила свои грубые слова, сказанные напоследок Мехмеду, и ее сердце больно сжалось. Если Мехмед погибнет, то получится, что в их последнюю встречу он признался ей в любви, а она ответила жестокостью. Он никогда не узнает, что она чувствовала к нему – что он мучил ее, что был яркой звездой на темном небосклоне ее жизни.
Но он заслуживал умереть в незнании, ведь он оставил ее здесь.
А себя она простить никогда не сможет.
38
1451 год. Круя, Албания
Раду думал о том, что с новыми доспехами и оружием, с личным слугой, палаткой, съестными припасами и великолепным конем он был богаче, чем когда-либо за последние годы, в течение которых ничем не владел. Но он бы предпочел, чтобы это новообретенное процветание было результатом чего-то другого, а не выхода на войну на стороне Мурада.
А еще он знал, что где-то среди палаток, среди тысяч других воинов, Мехмед движется к той же цели.
Если бы он остался в Эдирне, то оказался бы в полном одиночестве, поскольку все паши, пашазаде, янычары и друзья, которых он приобрел за последнее время, ушли на осаду албанских владений Скандербега. Ему бы оставалось гораздо больше времени на размышления, ведь не нужно было бы каждый день хитрить, шпионить и устанавливать связи. Он бы не думал ни о ком, кроме Мехмеда.
Это был не лучший сценарий. Он заметил, что постоянно всматривается в бесконечное море лиц – ожидая, тоскуя и надеясь хотя бы мельком увидеть в толпе своего друга.
Но силы Мурада и Мехмеда находились в разных концах процессии, и Раду и Мехмеда разделял целый день пути. Одна только организация перемещения такого количества человек и снаряжения была достойна восхищения: телеги с провизией и лошади, за которыми следовали солдаты, а также несколько сотен женщин, которые путешествовали вместе с мужчинами и предлагали различные… услуги.
Мурад с удовольствием заметил, что Раду побледнел, услышав предложение воспользоваться женщинами.
– Ты поистине преданный сын Бога.
Раду не знал, смеяться ему или плакать.
За три дня до прибытия к цели, городу Круя, Раду скакал впереди с Лазарем и разведчиками под его командованием. Холмистый и мягкий зеленый ландшафт начал проявлять признаки цивилизации. Раду остановил лошадь и поглаживал ее длинную черную шею, ожидая, пока его нагонит Лазарь.
– Что здесь произошло? Здесь прежде уже шли бои? – Раду смотрел на обширные, волнистые окрестные поля, сгоревшие и мертвые.
Лазарь покачал головой.
– Боже правый! Это приветственный подарок Скандербега. Отсюда и до самого города мы не найдем ничего съестного.
– Он сжег свою собственную землю? – Раду пытался представить, сколько плодородной земли было уничтожено. Стояло лето, и это означало, что Скандербегу придется уничтожить все посевы, оставив народ без всякого урожая к моменту его сбора.
– А еще на всякий случай он наверняка отравил все колодцы и пруды.
– А народ? Что будут делать люди, когда с осадой будет покончено?
Лазарь пожал плечами.
– Это не наша забота.
Он поскакал обратно к главному корпусу солдат докладывать о том, что они только что обнаружили. Раду медленным шагом направил коня вперед, глядя на опустошенную землю. Конечно, это сильно осложнит осаду. В дополнение к своим припасам они рассчитывали по дороге брать скот и продукты. Воевать станет труднее, придется выделить людей, чтобы они охраняли телеги с припасами, ставшими теперь на вес золота. И расходы на осаду возрастут до астрономических величин.
Раду навсегда запомнил каменный фундамент, обугленные деревянные стены и черные руины того, что когда-то было домом. Их войска не стали бы сжигать дома мирных граждан. И, овладев городом, они бы позволили всем на территории Скандербега продолжать жить так, как они жили прежде, поклоняться тем богам, каким они поклонялись. Овладев городом, они обеспечили бы людям безопасность и процветание.
Раду не знал, скольким Скандербег готов был пожертвовать и сколько всего уничтожить во имя защиты своего народа.