– Мое будущее тревожит меня меньше всего. Нам нужно обсудить кое-какие планы. Мы помогли тебе занять трон. Теперь мы должны убедиться в том, что ты его удержишь.
Мехмед покачал головой и взял ее ладони в свои.
– Тебе не стоит об этом беспокоиться. Я хочу, чтобы ты занялась своим здоровьем.
Как будто не слыша его, она продолжала. – С Орханом мы пока ничего сделать не можем, но есть еще маленький Ахмет, твой сводный брат. Он – угроза, о которой не стоит забывать.
Мехмед отодвинулся от нее.
– Я отдам распоряжение, чтобы его отправили в имение за городом, где он будет в безопасности.
Хюма закашлялась. Что-то задребезжало и загрохотало между ее сморщенных грудей.
– В безопасности? Ты хочешь, чтобы твой ближайший соперник и претендент на престол оставался в безопасности?
– Он – ребенок.
– Таковым он будет не всегда. Вспомни об отце, о том, сколько лет он потратил на борьбу с братьями. Они едва не разорвали империю на куски. Нельзя допустить, чтобы подобное случилось с тобой и Ахметом!
Мехмед рассердился. Он отпустил ее ладони и встал.
– Никаких мы не существует, мама. Я отдаю себе отчет в опасностях, которое таит в себе будущее. Я сделаю так, чтобы Ахмет жил в безопасности – подальше отсюда, от всех, кому захочется использовать его против меня, подальше от своей несчастной матери Халиме и от всех, кто ставит его интересы выше моих собственных. Он будет расти заключенным. Прости, но я не хочу больше об этом говорить.
Лицо Хюмы дышало такой же яростью, как и лицо Мехмеда, и Лада вдруг поняла, как они похожи. В их лицах была сила, а в их глазах что-то такое, что пронзало все, на что падал их взгляд.
Затем Хюма поникла, отдавшись своей болезни и усталости.
– Хотя бы скажи мне, что у тебя готов план для Халиме. Найди ей хорошее применение.
Мехмед потер переносицу.
– Да, да. Скоро я с ней встречусь. Думаю, я отдам ее за Ишак-пашу. Я отправляю его в Анатолию, где он станет новым бейлербеем. Я хочу убрать его подальше от Халила. Вместе они слишком сильны.
– Это мудрое решение. Однако я все же считаю, что Халил послужил бы тебе лучше, будучи посаженным на кол. – Хюма встала и вытянула руку. Сопровождавший ее евнух поспешил к ней. – На твоем месте я бы поступила с маленьким Ахметом иначе. Но ты должен делать то, что считаешь нужным.
– Так я и поступлю.
Хюма ушла, и Мехмед вздохнул.
– Тяжело видеть ее такой слабой.
– По-моему, она никогда не была слабой. Она наводит на меня такой же страх, как и всегда. И… она права. – Губы Лады скривились. Ей было неприятно соглашаться с Хюмой. Ей даже было жаль Халиме. – Если Константинополь шантажирует тебя дальним кузеном, только представь, что они сделают, добравшись до родного сына Мурада. Халил попытается его использовать.
– Я буду держать его подальше от Халила. А к тому времени, как Ахмет подрастет, мы уже разделаемся с этим гнусным пашой.
– Визирем, – поправила его Лада. – Помни, это была идея Раду. Если бы ты послушал меня, Халил был бы мертв.
– Знаю, знаю. Но мы должны смотреть далеко вперед. Мы строим основу. Нужно учитывать каждый камень. Сначала мы разберем стену, которую возвел Халил, а потом уже уберем его самого. Иначе брешь заполнится новыми камнями, а стена будет по-прежнему на моем пути. Раду прав.
– А что мудрейший Раду думает об Ахмете? Кто он – камень или брешь, которая ставит под угрозу все здание?
Мехмед не ответил.
46
Придворный писец нервно барабанил перепачканными чернилами пальцами по своим ногам. Его голос дрожал, и он запинался, как будто разучился говорить.
– Вы хотите взглянуть на налоговые записи?
Лицо Мехмеда представляло собой маску терпения.
– Да. Я хочу видеть отчетность о налоговых поступлениях.
Раду было жаль клерка, над бровями которого скопился пот. Он подозревал, что этого мужчину еще ни разу в жизни не вызывали к султану.
– Какие налоги вас интересуют?
Мехмед не улыбался.
– Все.
– Вс… все?
– Все. Я хочу проследить путь каждой монеты, упавшей в казну, и каждой монеты, покинувшей ее. Я хочу видеть, что делает каждое государство и каждый город, кто за это отвечает, как они тратят мое золото и что могут мне предоставить в ответ. Хочу видеть жалованья. Довольствия. Платежи иностранным государствам. Платежи, сделанные вассальными государствами.
– Но… пройдут недели, прежде чем я соберу достаточно данных, чтобы все проверить, и это будет очень трудоемкий процесс.
– Тогда вам лучше к нему приступить. Прямо сейчас.
Мужчина выскочил из комнаты, как будто слова Мехмеда хлестали его по пяткам. Мехмед вздохнул и потер лоб.
– Мы потеряли так много времени! На то, чтобы навести порядок, у меня уйдут месяцы, а то и годы. Когда я думаю о том, как далеко бы продвинулся, если бы мой отец не вернулся на трон, если бы меня не отослали обратно в Амасью…
Раду чувствовал ярость Мехмеда, и язык прилип к его небу. Хотя они никогда об этом не говорили, Раду часто думал о том, не жалеет ли и Лада об их поступке. Возможно, имелся другой выход. Способ, который позволил бы Мехмеду остаться на троне в первый раз, когда он его унаследовал. Они были напуганы. Они были детьми. И они приняли решение, повлиявшее на будущее Мехмеда, не посоветовавшись с ним.
– Ты в порядке? – спросил Мехмед.
– Да! Да. Просто я нервничаю. Сегодня я встречался с Кумалом и Назирой.
– Почему ты из-за этого нервничаешь?
Раду внезапно осознал, что хотя они с Мехмедом встречались каждый день, они не вернулись к той легкости общения, которая была у них прежде, когда они рассказывали друг другу все. У Раду было слишком много тайн, которые он не мог позволить себе раскрыть. Поэтому он старался говорить как можно меньше. Это было легко. Мехмед всегда был окружен людьми. Даже сейчас в комнате присутствовали двое стражников и приземистый мужчина с толстыми пальцами, державший подставку для ног Мехмеда. Их присутствие не располагало к интимности, и если прежде это огорчило бы Раду, то теперь шло ему наруку.
– Я разве тебе не говорил? Кумал хочет, чтобы я женился на Назире.
Мехмед откинулся на спинку стула, как будто получив пощечину. Мужчина с подставкой для ног метнулся к нему, но Мехмед махнул рукой.
– Жениться на ней? Ты меня оставишь?
В груди Раду что-то затрепетало – то ли надежда, то ли ее более мрачная, более отчаянная сестра, отчаяние. Возможно, удивление и досада Мехмеда объяснялись ревностью.
– Мне нельзя жениться? Я знаю, что янычарам нельзя, но я не уверен, кем я здесь являюсь.
Лицо Мехмеда смягчилось.
– Ты – мой друг, а не раб. Если хочешь на ней жениться… – Мехмед умолк и посмотрел на Раду так пристально, что Раду стало трудно дышать.
– Я ее не люблю. – Слова вырвались из него, как галька в бурном ручье – холодные и дребезжащие. Он не знал, куда они приземлятся, но продолжил говорить. – Я о ней забочусь, и Кумал был ко мне очень добр. Но я не уверен, что я хорошая пара для Назиры. Она вполне может выйти замуж за кого-то выше званием и лучше устроить свою жизнь. А мой первый долг – мой единственный долг – всегда быть рядом с тобой. Этого у меня никто не отнимет.
Тебя у меня никто не отнимет.
Пожалуйста, подумал Раду, пожалуйста, пойми меня.
Мехмед распахнул глаза, задумался на мгновение и улыбнулся.
– Тогда решай сам. Кумал-вали – хороший человек. Я сделаю его Кумал-пашой. Ты волен поступать как хочешь, главное, чтобы Назира знала, что ты нужен мне.
Раду сжал кулаки за спиной, чтобы не видел Мехмед, так крепко, что стало больно.
– Никакое другое место меня не интересует.
Раду хотелось сказать еще многое, но слова застряли у него в горле. Раду знал, что если он начнет говорить, то не сможет остановить поток искренности, и он потопит его.
Поэтому он поклонился и вышел из комнаты, прерывисто дыша, с колотящимся сердцем.
Любовь – это чума.
Он встретил Назиру и Кумала в том же саду, в котором впервые увидел Мехмеда.
Когда они подошли, Раду стоял напротив фонтана и думал: если бы он не повстречал здесь плачущего мальчика, смог бы он полюбить Назиру?
– Раду!
Он обернулся, все еще плутая в прошлом, и обнял Кумала. Его друг сильно похудел. Затяжная борьба со смертью углубила тени под его глазами и провалы на щеках. Но он был жив.
– Я так рад, что у тебя все в порядке. – Раду легко обнял его и отпустил.
– Все это только благодаря тебе.
Раду повернулся к Назире. Поверх черных волос она надела розовый, как восход солнца, шарф. Внешние уголки ее темных, мягких глаз рвались вверх, придавая лицу приятно-насмешливое выражение. Ее губы были такими полными, что составляли почти круг, но она разделила их и улыбнулась.
– Раду.
Раду поклонился. Он был счастлив видеть ее, но не знал, как с ней обходиться. Если прежде их связывали легкие дружеские отношения, и они даже были как брат и сестра (как Раду представлял себе нормальных сестер, не таких, как Лада), то теперь их разделяла пропасть, и он не знал, что с ней делать – преодолеть ее или бежать от нее. Он хотел бы, чтобы она была ему сестрой. А она хотела большего.
– Какой интересный куст там, наверху, – указал Кумал, излучая радость. – Пойду, взгляну на него.
Раду не вынес бы, если бы остался сидеть у фонтана, поэтому он повел Назиру к каменной лавочке под раскидистым деревом. Его ветви оголились, готовясь к зиме. Они сели, скрытые от посторонних взглядов. Раду не знал, о чем говорить.
Глядя прямо перед собой, Назира произнесла.
– Я хочу за тебя замуж.
Ее прямолинейность обескуражила Раду, привыкшего к изворотливым беседам при дворе.
– Я… ты очень… видишь ли, я…
Она повернулась к нему и улыбнулась, положив ладонь на его руку.
– Раду, милый Раду. Когда ты смотришь на меня, в твоих глазах нет огня, нет голода. Я долго наблюдала за мужчинами и за тем, как они смотрят на женщин. Ты не смотришь на меня как на женщину, которую желаешь.