Боже. Мальчишки и их бейсбол. Все мое детство как будто вращалось вокруг Шона и его игр. Если я хотела быть рядом с ним, то шла на жертву. Никто не мог знать, что это приведет его к такой жизни.
— Я прекрасно помню, как мне приходилось слоняться по полю, если я хотела увидеть тебя. Это было весело, ведь я любила смотреть, как ты играешь.
— Мне нравилось, что ты там, — признается он. — Долгое время я думал, что ты — мой талисман удачи. Не могу сказать, сколько раз я мечтал, чтобы ты была на стадионе в те вечера, когда ничего не получалось. Если бы я только мог увидеть тебя…
Мое сердце замирает, когда мы смотрим друг на друга. Он говорит вещи, которые я до сих пор не понимаю. Неужели это тот самый мальчик, который говорил мне, что я тупая? А теперь он говорит, что хотел бы, чтобы я была рядом, когда у него был плохой день. Как будто два мира столкнулись и вывели все из равновесия. Когда мой мир рушился, я хотела, чтобы он был рядом со мной, так что я хотя бы понимаю его чувства.
Зак смотрит на Шона, потом на меня.
— Вы, ребята… вместе?
— Нет.
— Скоро, — одновременно говорит Шон.
Зак хихикает.
— Что ж, это все проясняет.
Шон проводит рукой по шее Симбы, все это время наблюдая за мной.
— Видишь ли, я поцеловал ее, и это ее напугало. Девни хочет, чтобы все осталось как есть, но шансов на это очень мало, так как я решил, что скоро мы снова это повторим.
Я задыхаюсь.
— Правда? Ты такой осел. Да, мы поцеловались, но я ничего не почувствовала, а он не может с этим смириться.
— Ничего, да?
Я скрещиваю руки на груди и приподнимаюсь в седле.
— Нет.
— Тогда что было во второй раз, когда ты пыталась залезть на меня, как на дерево?
Зак поворачивает голову в мою сторону.
Я убью его.
— Я не пыталась залезть на тебя, как на дерево! Я пыталась снять тебя с себя.
— Схватив меня за волосы и прижав мои губы к своим?
Я смотрю туда, где Хэдли и Остин выгуливают своих лошадей, а затем бросаю на него взгляд, сохраняя низкий голос.
— Ты свинья и бредишь.
— Жаль, что я не записал это, чтобы вы могли увидеть, то, что я вижу, — говорит Зак себе под нос.
Конечно, не хотелось бы, но я не могу этого не сказать. Нет, я должна это сделать.
— Только для того, чтобы Шон увидел, что у меня нет к нему чувств, я не хочу целовать его снова и не намерена иметь с ним ничего, кроме дружбы. У меня есть еще одна неделя, чтобы доказать это.
Неделя, в течение которой я не буду жалеть, что не могу прижать его к стене, взобраться на него, как на лошадь, и делать с ним грязные вещи. До сих пор это было абсолютной пыткой, и не помогало то, что Шон расхаживал по дому голым при любой возможности. Но я выдержала. Я могу продолжать это делать. Может быть.
Шон смотрит на него, приподняв бровь, как бы говоря: «Видишь. Она несет полную чушь».
— Я пойду проверю детей, Креветочка. Продолжай кормить себя той ерундой, которую ты несешь.
Я смотрю ему вслед, пока он уходит, насвистывая. Такой великолепный, неотразимый засранец.
Я вздыхаю и снова поворачиваюсь к Заку.
— Извини за это.
Он смеется.
— Не стоит. Ты немного напоминаешь мне меня и Пресли.
— Это та девушка, о которой ты говорил раньше?
Он кивает.
— Около семнадцати лет назад я ушел от нее. Это…это была самая большая ошибка в моей жизни. Мы были вместе еще со школы и так любили друг друга, что казалось, ничто не сможет нас разлучить. Она была моей лучшей подругой.
— Похоже на Деклана и Сидни, — размышляю я.
Глаза Зака слегка сужаются.
— Прости, Деклан — брат Шона, и они были школьными возлюбленными… и так далее, и так далее, и так далее.
Зак тихонько смеется.
— Ты говоришь как мой брат.
— Он кажется хорошим парнем.
— Так и есть, он так считает, когда мы говорим обо мне и Пресли. Эта история стара как мир, да? Два человека, которые поняли друг друга и которым нужно разобраться в себе.
Я смотрю в сторону Шона.
— Да, а иногда не получается.
— Трагические истории заканчиваются именно так.
— Это трагическая история?
— Зависит от того, с какой стороны посмотреть, — отвечает Зак.
Отлично. Мне не нужна еще одна версия неудачных отношений между друзьями, даже если все закончится хорошо, то середина — нет. Это то, что удерживает меня от того, чтобы снова засунуть язык ему в рот. Я лучше справлюсь с тоской, которая останется на всю жизнь, чем с болью от потери.
— Расскажи мне историю о тебе и твоей лучшей подруге.
Зак кивает.
— Ну, во-первых, я нас сломал.
Это все, чего я боюсь.
— Понимаю.
— Но все, что было сломано подлежит восстановлению. Все, что тебе нужно — это связь, любовь и много гребаного терпения. Она научила меня этому. Нам пришлось потратить семнадцать лет, чтобы разобраться во всем, прежде чем мы смогли стать теми, кто мы есть сейчас. В этом мире нет ничего, чего бы я не сделал ради нее — ради нас. Видишь ли, в этом и заключается дружба. В основе всего этого лежит то, что она всегда была и остается моей лучшей подругой.
То, как он говорит о ней, вселяет в меня надежду, что наша с Шоном дружба достаточно сильна, чтобы выдержать любую бурю.
— И ты думаешь, что этой дружбы достаточно?
Зак улыбается, и его взгляд переходит на Шона, когда он возвращается к нам.
— Я думаю, что без нее у вас нет ни единого шанса стать чем-то большим. Он любит тебя, независимо от того, какие недостатки ты в себе находишь. Черт, если бы я мог предположить, я бы сказал, что он любит тебя больше из-за них.
Это почти полностью описывает мои чувства к Шону. Он может быть угрюмым, глупым и упрямым, но я люблю его до самой глубины души. Мы пережили времена счастья и самые мрачные дни. Но я не знаю, значит ли это, что мы можем быть больше, чем просто друзья. Это большая проблема. Тем не менее он поспорил со мной, что я не продержусь и двух недель, и у меня нет ни единого шанса выиграть. С каждым днем мне все труднее и труднее сопротивляться тяге к нему. Я хочу его. Не так, как всегда, а как нечто гораздо более глубокое и значимое. У меня не так много времени, чтобы разобраться в этом, и именно это меня пугает. Если это просто влечение, то с этим можно справиться. Но если это нечто большее, то я не знаю, можно ли от этого отказаться. Время — вот что мне нужно. Еще одна неделя — вот что у меня есть, прежде чем наше пари закончится, и он снова станет никем.
— Что ж, несмотря ни на что, у нас есть еще неделя, в течение которой я буду просто его лучшей подругой, не более того.
Его улыбка наполняет холодный воздух.
— Ложь, которую мы говорим себе.
— Что за ложь? — спрашивает Шон, останавливаясь рядом с нами.
— Просто поговорил с Девни о чувствах.
Шон ухмыляется, в зеленых глазах пляшет озорство.
— Не волнуйся, Зак. Она может пытаться отрицать это, но я всегда видел ее насквозь. У нее есть чувства ко мне, просто она не готова их принять.
— Доброе утро, солнышко.
Я вскакиваю и оборачиваюсь, чтобы увидеть Шона, стоящего в дверном проеме кухни без рубашки.
— Что у тебя за отвращение к одежде?
Он ухмыляется.
— У меня его нет. Я просто знаю, что тебя раздражает, когда на мне меньше одежды.
Прошло два дня с тех пор, как Зак уехал, и с тех пор Шон сделал своей миссией сводить меня с ума. Вчера вечером он сказал, что ему нужно постирать, что означало снять с себя все, что на нем было надето, кроме нижнего белья. Я очень надеялась, что к этому времени перестану пускать слюни по его невероятному телу, но, похоже, чем больше я его вижу, тем больше хочу. Поэтому следующие пять дней сопротивляться ему будет очень тяжело.
Каламбур.
— Я не нервничаю, — отрицаю я и поворачиваюсь, чтобы закончить делать свой сэндвич.
— Нет?
— Нет.
Я слышу его приближающиеся шаги, и мое тело напрягается.
— Даже когда я делаю это?
Его руки движутся от моего запястья вверх по рукам, оставляя за собой мурашки. По телу пробегает дрожь, а его тихий смешок раздается прямо мне в ухо. Каждая частичка меня хочет повернуться в его объятиях, поцеловать его до бесчувствия и потеряться в его прикосновениях. Но со мной что-то не так. Я не хочу этого. Нет. Нет. Нет. Я хочу, чтобы он отступил и снова стал моим язвительным другом- засранцем, к которому у меня не было чувств. Это все из-за отсутствия рубашки. Так и должно быть. Меня поражает его пресс. Вместо того чтобы утонуть в его прикосновениях, я выпрямляю спину и напоминаю себе о пари. Я не уступлю, когда осталось всего пять дней.
— Извини, — говорю я настолько отстраненно, насколько могу. — Я считаю, что нам нужны дополнительные правила относительно этого твоего пари.
Тепло его дыхания скользит по моей шее, заставляя волосы встать дыбом.
— Какие правила?
Я поворачиваюсь, толкая его грудь, чтобы освободить немного места.
— Ты не можешь просто подойти ко мне сзади и начать трогать меня. Это нечестно.
Губы Шона превращаются в наглую улыбку.
— Я никогда не говорил, что буду драться честно.
— Мы не деремся!
— Нет, милая, не мы… а ты. Ты борешься с этим, со мной и с тем, чем мы могли бы быть.
Я вздыхаю и качаю головой.
— Нет, я борюсь за нашу дружбу.
— А я борюсь за большее.
Это невозможно. Я не могу сделать это с ним, потому что это закончится катастрофой, а у меня их было достаточно.
— Ты не знаешь, сможем ли мы стать чем-то большим. Это может стать… концом для нас. Это может стать гвоздем в нашем гробу, а я бы предпочла, чтобы этого не случилось.
Он делает шаг назад, проводя пальцами по волосам.
— Я знаю не больше, чем ты, но я не собираюсь бояться.
Я смеюсь.
— Ты никогда не любил женщину настолько, чтобы познать страх ее потери.
В его глазах вспыхивает гнев.
— Ты думаешь, я не знаю, что такое потеря?
— Я не так сказала. Ты терял людей, которых любил, но совсем другое дело, когда ты отдаешь свое сердце. Потерять мать — это не то же самое, и ты это знаешь.