— К черту стрелу. К черту правду! — я хватаюсь за руль, гнев пульсирует во мне. — Вот тебе правда, мама. Я потеряю единственного человека, которого стоит любить, из-за этой гребаной жизни, которую твой дерьмовый муж создал для твоих мальчиков.
Съезжая с подъездной дорожки, я чуть не врезаюсь в две машины, припаркованные у дома. Мои любопытные гребаные братья. Не в настроении разбираться с ними, я распахиваю дверь машины и прохожу мимо них.
— Шон, остановись! — зовет меня Деклан, и я отмахиваюсь от него.
— Эй, серьезно, что происходит?
Я поворачиваюсь и смотрю на них обоих. Все ужасно. После того как все было так невероятно хорошо, хуже быть не может.
— Все рушится!
— Мы приехали проведать вас с Девни. Сидни разговаривала с ней по телефону, и я подумал, что тебе может понадобиться друг.
— И ты теперь друг? — спрашиваю я с ехидством в голосе.
— Я бы хотел считать себя больше, поскольку я твой гребаный брат, — Деклан скрещивает руки на груди и ждет.
— Я в бешенстве.
— Мы это видим.
— Я действительно чертовски расстроен. Нет, к черту! Я… С меня хватит!
Коннор подходит ближе.
— Я предполагаю, что умирают не только Джаспер и Хейзел. Ты выглядишь как крушение поезда, и лучше поговори с нами, позволь нам быть твоей боксерской грушей для гнева, который крутится у тебя в голове.
Когда, черт возьми, мой младший брат стал таким? Если бы я не был так близок к тому, чтобы сойти с ума, я мог бы просто восхититься. Я не знаю, как много можно сказать. Я не знаю, что именно Девни кому-то рассказала, и не хочу ее предавать. Поэтому я объясню факты и не буду говорить о тайном ребенке.
— Девни будет законным опекуном Остина. У нас были… планы.
— Какие планы? — спрашивает Дек, садясь. Исчезло отношение мудака, и появилось беспокойство.
— Мы собирались вернуться во Флориду вместе. По крайней мере, так было задумано. Мы с ней были счастливы. Так чертовски счастливы, что казалось, будто весь мир имеет смысл, а теперь ничего не имеет.
— Все не так мрачно, брат.
Я смотрю на Деклана и вздыхаю.
— Разве не так? Какой, черт возьми, у нее выбор? Она не может сказать: «Прости, парень, я знаю, что твоя жизнь здесь, семья, друзья и останки родителей, но я люблю этого парня, поэтому мы переезжаем».
Коннор кивает.
— Ты должен думать о том, что для него сейчас лучше.
— Я знаю.
— Я не говорю, что ты не знаешь, Шон. Не нужно неправильно понимать мои слова, — Коннор хлопает меня по плечу. — Я сочувствую тебе. Когда Элли… ну, когда все случилось, у меня была та же проблема. Внезапно у меня появилась маленькая девочка, за которую я нес ответственность. Хэдли нужен был герой, и Остину тоже.
Вот тут-то и кроется проблема.
— Я не гребаный герой.
Деклан покачал головой.
— Черта с два. Ты больше герой, чем любой из нас — ну, может, не больше, чем настоящий герой войны, но все же. Ты знаешь, сколько детей равняются на тебя? Особенно таких, как Остин. Ты на плакатах на их стенах и на открытках, которыми они обмениваются.
Может, так оно и есть, но я еще и тот парень, который хочет только одного — завернуть Девни и увезти. Это не тот человек, на которого ему нужно равняться.
— Я не… — начинаю я, но не могу этого сказать. Правда в том, что да, я хочу забрать ее и оставить себе, но никогда не сделаю этого, если в результате мне придется причинить боль ей или Остину. Меньше всего на свете я хочу причинять ей душевную боль.
Я хочу быть ее спасением, а не погибелью.
— Не станешь? — настаивает Дек.
— Я даже не знаю, что делать.
Коннор тяжело вздохнул.
— Ты делаешь все, что можешь. Ты предоставляешь ребенку стабильность и выход. Ты любишь Девни, несмотря ни на что.
Они не понимают сути. Я могу сделать все это, но финал все равно будет тем же. Я не могу переписать историю. Мы все видим, как это будет происходить, и здесь нет счастливого конца. Это гребаная трагедия.
— И тогда я уеду? Какой, блядь, в этом смысл? Я люблю ее. Она любит меня. Я люблю парня, который не сделал ничего плохого, а потом сажусь в самолет и возвращаюсь во Флориду? И это делает все лучше?
Оба моих брата смотрят на меня, потом друг на друга. Деклан говорит первым.
— Знаешь, ничто не говорит о том, что она не уедет в конце. Что у тебя есть? Чуть меньше трех месяцев, чтобы стать тем мужчиной, который нужен ей и Остину.
Мои пальцы сжимают переносицу, и груз, лежащий на моих плечах, становится все тяжелее.
— Я рад, что вы оба верите в меня, потому что я не настолько уверен в себе. Я люблю Девни, и в ближайшие три месяца мне будет только сложнее расстаться с ней. И вы не сможете убедить меня, что она когда-нибудь предпочтет меня благополучию Остина.
Деклан надулся.
— И ты когда-нибудь попросишь ее об этом?
— Боже, нет!
— Вот именно! Так что не говори мне, что ты вдруг понял, как она поступит. Ты не читаешь мысли, ты парень, причем довольно глупый.
Я отмахиваюсь от него, и тут вступает Коннор.
— Слушай, я думал, что у меня есть ответы на все вопросы с Элли. Я был так уверен в том, что произойдет и что я буду делать, если это случится, но правда в том, что мы ничего не знаем.
Деклан определенно ни черта не знает. С этим я согласен.
— Я хочу сказать, что сейчас вы, ребята, переживаете огромную беду. Ее брат и невестка погибли, она теперь опекун девятилетнего ребенка, который наверняка злится из-за потери родителей и испытывает чертову вину, потому что он жив, а они нет.
— Вину?
Коннор смеется.
— Ты не помнишь, что мы чувствовали, когда умерла мама?
Деклан издает слабый стон и поднимается на ноги.
— Мы были так уверены, что убили ее.
Я пытаюсь вспомнить то время, но это все равно что идти сквозь туман. В моем детстве было столько всего, что я изо всех сил старался забыть. Кто, черт возьми, хочет вспоминать, как потерял мать, а потом отец выбивал из них все дерьмо? Никому. Единственные воспоминания, которые я позволял себе, были о маме. Как она пахла яблоками и корицей. Как у нее всегда были свежие цветы на столе, и как ее голос становился чуть мягче, когда она улыбалась.
— Я этого не помню, — признаю я.
— А я помню, — с ноткой грусти говорит Деклан. — Я был уверен, что это наша заслуга. Ведь ангелы не болеют раком, а папа всегда называл нас маленькими демонами, пока сам в это не поверил. Я думал, это сделали мы. Мы — зло, поэтому мы должны быть тем, что сделало ее больной.
Я откинулся назад, когда все это вернулось.
— Мама не болела из-за нас.
Дек садится рядом со мной.
— Ни хрена себе, но в одиннадцать лет я не мог взять в толк, что это так. Представь, что будет чувствовать Остин. Это был его турнир, с которого они возвращались домой. Он будет чувствовать себя виноватым, и ему нужен кто-то, кто сможет понять это чувство.
— Кроме того, — начал Коннор, — Девни сейчас в полном замешательстве. Она только что потеряла брата, и вся ее жизнь изменилась. Не стоит принимать близко к сердцу все, что она скажет в ближайшую неделю или около того. Позволь ей разобраться в своих чувствах, а потом вы сможете разработать план.
Он прав. Я знаю это, но по тому, как она говорила в больнице, было ясно, что она уже решила, что это конец. Страх может заставить думать и говорить, но она не из тех, кто меняет свое мнение, когда все решено. Именно это меня и беспокоит.
Глава тридцать первая
Девни
— Куда ты собираешься его отвести? — спрашивает мама, пока мы ждем у комнаты Остина.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты отвезешь его к себе домой или к Шону?
Я еще так далеко не заходила. Сидни приходила раньше и собрала все бумаги, которые я должна подписать, чтобы получить полную опеку над Остином. Я сидела и смотрела на него, пытаясь прочесть сквозь слезы, а потом написала свое имя в строке. Это было так безлико и так окончательно. Вот она я, родитель ребенка, от которого я отказалась. Я все жду, когда все это обретет смысл, но этого не происходит. Остин будет жить со мной, но у меня нет дома. Мне придется быть его матерью — вернее, тетей, которая на самом деле его мать, только он об этом не знает. Почему все это должно быть так чертовски сложно?
— Ну? — давит мама.
— Я не знаю.
— Девни, ты должна принимать такие решения.
Я тяжело вздыхаю и потираю виски.
— Я знаю. Я хотела посмотреть документы, чтобы узнать, чего хотят Джаспер или Хейзел, но там было сказано только, что я сделаю лучший выбор, а у них нет никаких пожеланий. Так что я не знаю, куда он захочет поехать. Если он захочет вернуться в свой дом, я перееду туда. Если он захочет поехать к Шону и не быть окруженным всеми их вещами, я так и сделаю.
Она смотрит на окно, где жалюзи едва приоткрыты.
— Ему нужна стабильность.
— Я в курсе.
— Он может переехать к нам. Я знаю, почему они выбрали именно тебя, но мы с твоим отцом можем дать ему больше.
Я не буду этого делать.
— Мама. Остановись.
Ее глаза встречаются с моими.
— Я думаю только о нем.
— Я тоже.
— Он должен отправиться к себе домой, — говорит она в качестве последнего укола.
Обычно я хожу туда-сюда, пока кто-нибудь из нас не уступит, но у меня нет на это сил. Ни у кого из нас.
Мама берет мою руку в свою.
— Прости меня, Девни. Я не хотела на тебя срываться. Просто я схожу с ума. Прошло четыре дня с тех пор, как я потеряла сына, и я чувствую себя такой неуправляемой… — ее слезы падают, и боль в ее голосе разрывает меня.
— Мне так жаль, мама.
— Я просто… Я хочу помочь. Я должна что-то сделать, иначе я сойду с ума. Это так больно, и все выходит из-под моего контроля. Я не могу это исправить, и…
Я немного сжимаюсь.
— Я знаю. Ты помогаешь, находясь здесь. Остину нужны ты, я и все остальные в его жизни. Я должна принимать ситуацию день за днем и делать все, что будет лучше для него. Я тоже борюсь.