Т-35 стоял и горел как раз перед большим оврагом. По бокам были здоровенные камни, один чуть ли не с небольшой домик, вот танк и заткнул своим корпусом проход между ними, а переехать через овраг можно было только тут. В этот момент от пожара рванул боезапас Т-35 и две башни, основную и переднюю орудийную, сорвало с места и отбросило в сторону. Быстро оттащить громадину тяжелого танка было невозможно.
В течение месяца боев были потеряны все десять Т-35, причем особой роли в ходе боевых действий они не сыграли, зато экранированные показали себя с самой лучшей стороны. Конечно, были и среди них потери, но не очень большие, зато они очень хорошо подходили для борьбы с финской пехотой. Опасность для Т-28 представляли только противотанковые пушки, а ружья, как финские, так и шведские, оказались почти бессильны против них. Учитывая небольшое количество противотанковых орудий, общие потери оказались не такими большими. Вот для Т-26 и БТ противотанковые ружья представляли большую угрозу, так как достаточно легко пробивали их броню[25].
Глава 6
5 ноября 1939 года, Карельский перешеек
Комбриг Петр Степанович Пшенников, командир 142-й стрелковой дивизии, только вчера получивший новое звание, рассматривал в стереотрубу укрепления линии Маннергейма, к которым его дивизия вышла вчера. Настроение комбрига было ни к черту, и его можно было понять. Сегодня он получил приказ от командующего 50-м стрелковым корпусом комдива Гореленко завтра штурмом занять финские доты. Пшенников не был дураком и отлично понимал, что в сложившейся обстановке он просто потеряет всю свою дивизию в бесплодной попытке захватить вражеские позиции без всякого толка. Правда, в своем приказе Гореленко упоминал сначала дождаться каких-то «Костоломов» и только потом идти на штурм. Что еще за «Костоломы», ломал себе голову Пшенников.
Стемнело. Здесь, ближе к северу, в это время темнеет рано, и комбриг отправился к себе в палатку, которую для него поставили бойцы комендантской роты. Только он поужинал, как со стороны тыла послышался звук моторов приближающейся техники. На работу двигателей грузовиков этот шум походил не очень, был громче, плюс слышался лязг железа, и удивленный комбриг вышел из своей палатки.
По дороге двигалась какая то громада, перед которой ехало несколько гусеничных бронетранспортеров, в том числе комбриг разглядел и зенитный, со спаркой 20-миллиметровых ШВАКов. Наконец техника остановилась, и Пшенников с удивлением рассмотрел эту самую громаду. Такой техники он в своей жизни еще не видел. Это было нечто, раза в два больше обычного Т-26. Оно не имело башни, вместо нее была рубка, причем не просто прямоугольная, а плиты брони были под разными углами наклона, но главное – это было орудие поистине корабельного калибра, оно минимум на пару метров, если не больше, выпирало вперед.
Это нечто заглушило свой двигатель, сверху откинулась крышка люка, вылезший танкист, ловко спрыгнув со своей исполинской машины, приложил руку к шлемофону и доложил:
– Товарищ комбриг, третья батарея первого дивизиона штурмовых самоходок второго механизированного корпуса прибыла в ваше распоряжение. Командир батареи капитан Санаев.
А комбриг лишь с удивлением смотрел на шесть здоровенных самоходок, которые, судя по всему, и оказались «Костоломами». Теперь было понятно, почему Гореленко был уверен в успехе завтрашней атаки.
Ночь прошла спокойно, а утром, когда рассвело и все позавтракали, все шесть самоходок, выстроившись в ряд, порыкивая двигателями, неспешно двинулись вперед.
Комбриг с самого начала прильнул к стереотрубе и старался ничего не пропустить из разворачивающегося перед его глазами боя. Вот забеспокоившиеся финны открыли огонь из своих орудий, то тут, тот там виднелись вспышки выстрелов из бетонных амбразур дотов, но самоходки, казалось, даже не замечая этого, все так же неторопливо и несокрушимо двигались вперед, и лишь иногда, когда стрельба велась из дальних дотов, были видны о́тсверки рикошетов от бортов самоходок.
Наконец примерно метров за 700–800 от финских дотов самоходки остановились. Чуть-чуть поведя стволами своих огромных орудий, они открыли ответный огонь, и амбразуры финских дотов скрылись в облаке огненных разрывов. Самоходки сделали по 4–5 выстрелов каждая и замерли.
Комбриг понял, что сейчас настало его время, и приказал поднять бойцов в атаку, но как только пехота приблизилась метров на 400 к дотам, сразу ожили пулеметные колпаки и замаскированные амбразуры дотов. Пехота тут же залегла, а самоходки, обнаружив новую цель, незамедлительно открыли по ней огонь. Финские пулеметы замолкали один за другим. Пехота поднялась, но несколько уцелевших огневых точек снова открыли огонь, и бойцы опять рухнули в выпавший снег.
Наведение на новые цели, и вот СУ-152 басовито рявкают, посылая свои тяжелые полусотенные фугасные снаряды по новым целям. Вздымаются султаны разрывов, после чего наша пехота неумолимо двигается дальше, и в этот раз ей противостоят всего три пулемета, которые моментально подавляют тяжелые фугасы самоходок. Правда, еще стреляют финские пехотинцы, но это уже не шквальный пулеметный огонь, а потому бойцы продолжают продвигаться вперед и скоро достигают финских позиций.
Мгновенно расползшись среди вражеских дотов, бойцы сначала окончательно подавили сопротивление финской пехоты, которая прикрывала доты, а затем принялись выкуривать гарнизоны замолчавших дотов. При этом им приходилось опасаться боковых и тыловых амбразур, которые были у многих дотов. Не мудрствуя лукаво, бойцы просто забрасывали в амбразуры дымовые шашки, случайно оказавшиеся в обозе и выданные им перед атакой.
Примерно через час зачистка дотов закончилась, дивизия Пшенникова захватила участок примерно в километр шириной и теперь, выставив заслон, стала медленно продвигаться в стороны, расширяя прорыв. Самоходчики тоже не остались без дела, они задним ходом отошли назад, чтобы не подставлять боковым дотам свои борта и корму, и только уже за пределами действия финской артиллерии повернули вбок. Три машины двинулись направо, а другие три – налево, после чего все повторили. Снова выдвинувшись на дистанцию прямого выстрела, они принялись подавлять новые доты. Закончив тут, самоходки отошли назад и встали для пополнения боекомплекта, так как расстреляли практически все. Потратив новый боекомплект, снова отошли в тыл и после пополнения боекомплекта сделали получасовой перерыв на обед, который им принесли в термосах бойцы хозроты с кухни. К вечеру был захвачен шестикилометровый участок линии Маннергейма.
Комбриг Пшенников был доволен: приказ выполнен, первая линия финских укреплений захвачена на участке длиной в шесть километров, а потери дивизии минимальны. «Вот уж действительно “Костоломы”, – думал он о танкистах»[26].
С такой поддержкой вполне можно захватить укрепрайон, а то дали бы артподдержку, и что? Пускай даже артиллерия долбила по финнам целый час, а толку, если доты они все равно взломать не смогут, а тут били прямой наводкой по амбразурам и заставили финнов заткнуться, чем и обеспечили успех пехоте, которая почти без потерь захватила вражеские укрепления.
– Ну что, Петр Степанович, как успехи?
– Вашими молитвами, Филипп Данилович! Спасибо за «Костоломов». Действительно, полностью свое название оправдали, кости финнам только так ломали. Мы за сегодня шесть километров укреплений захватили, если будет подкрепление, то завтра еще больше освободим.
– Хорошо, будет тебе подкрепление, жди, завтра к тебе 90-я дивизия комбрига Зайцева подойдет.
– Спасибо, Филипп Данилович.
На следующий день, после того как к комбригу Пшенникову подошла в помощь 90-я дивизия, наступление продолжилось. Кроме того, что он расширил прорыв еще примерно на 4–5 километров в сторону, его бойцы двинулись вперед, вглубь финских позиций.
До конца ноября линия Маннергейма была сначала взломана во многих местах, а затем полностью зачищена, и после пары дней отдыха, когда спешно подвозили топливо, боеприпасы и продовольствие, а также пополняли личный состав, 7-я армия двинулась дальше[27].
Та относительная легкость, с которой Красная армия прорвала линию Маннергейма, впечатлила финское командование. Полностью уверенные в том, что укрепрайон надолго задержит советские войска, финские военачальники впали в ступор. Кроме того, относительно успешное наступление советских войск шло практически по всей линии противостояния. Просто запредельная насыщенность советских войск бронетехникой, пускай и легкой, позволяла им постоянно давить на финские войска. Катастрофическая нехватка противотанковых средств сказала свое веское слово. Помимо этого советские войска успели далеко зайти на финскую территорию до начала обильных снегопадов, которые значительно затруднили передвижение.
Осознав, что Финляндия проигрывает войну, и еще немного, и русские войдут в Хельсинки, финское правительство скрепя сердце запросило перемирия, и 22 декабря оно было заключено. Прибывшая в Москву финская делегация 8 января 1940 года подписала в Москве мирный договор, согласно которому СССР отходили значительные земли, включая и Выборг.
Я сидел в своем кабинете и просматривал данные статистики о наших потерях в этой войне. Я не помнил данные из моего мира, но явно было видно, что сейчас потерь значительно меньше. Всего погибло и пропало без вести 14 867 человек, а еще 59 075 были ранены[28].
Эти потери тоже были значительными, но гораздо меньше, чем могли бы быть. Кроме того, из-за более ранних сроков начала войны практически отсутствовали обмороженные.
По технике получилось следующее: мы безвозвратно потеряли в общей сложности 213 танков и 415 бронемашин и бронетранспортеров, в том числе и все 10 принявших участие в этой войне Т-35. В то же время ни один новый Т-50 или экранированный Т-28 не был уничтожен. Были подбитые танки, но все они или уже возвращены в строй после ремонта, или будут отремонтированы в ближайшее время. Скажу честно, меня эта статистика обрадовала, мало того, что потери в живой силе в несколько раз меньше, так и в технике – тоже