Поражённая и одновременно возмущённая вольностью гостя, хотела оттолкнуть его. Как раз в этот момент и почувствовала запахи ели и терпковатый, горький аромат полыни. Запах свободы и полей окутал дурманом. От разразившегося противостояния чувств и мыслей, замерла, не смея шевельнуться. Перестала понимать, что происходит и почему вместо того, чтобы бояться, захотелось спрятаться навсегда в руках ночного визитёра.
Сердце забарабанило в груди чечётку с дикой силой, отзываясь на действия фейца неестественно бурно. Незнакомец склонился и плотно приник лбом к моему. Этот жест мне показался настолько знакомым и родным, что в груди заполыхало пламя боли, утраты и светлых чувств похожих на лавину притяжения. Наши профили, глаза и души встретились, а благородная зелень столкнулась с нежнейшими берегами фиалкового, словно краски в воде, стремясь к единению, лишая последнего проблеска здравого ума и, рождая нечто новое. Я не понимала откуда знаю его, не знала почему каждая частичка моего тела, как и души стремилась к этому мужчине, но этот жест соединения профилей и взглядов был настолько важным, что в груди стало тесно. Следующие слова незнакомца и вовсе выбили дух из груди:
— Я так дико тосковал по тебе, мотылёк. Так дико парализован тоской по тебе… Вспомни, Милли. Прошу… Вспомни меня и полюби вновь, ведь я погибну от тоски, если решишь покинуть меня.
Слова растворились в ночи быстро, но не смогли бы сгинуть в памяти. Никогда. Горячие губы мужчины прижались к моим. Паника, восторг и восхищение смешались, вихрем взмывая из живота в солнечное сплетение. Я понимала кому принадлежит моя рука, чей ребенок в моём животе, но некое предчувствие и дикое желание, затмили всё на своём пути. Умиротворение, объявшее всю мою суть рядом с этим мужчиной, казалось слишком правильным, исконным неподвластным ни времени, ни месту. Сопротивляться животному влечению стало невозможно в тот момент, когда лёгкие ещё гуще наполнил аромат тела фейца. Его отчего-то сразу приняли и душа, и сердце.
Неожиданно мужчина прервал наш совсем кроткий, поверхностный поцелуй, что был пронизан лишь нежностью и страхом спугнуть. Феец словно поняв нечто важное по моей реакции на его касание, взял мою руку и быстро повёл в оранжерею, где всполохами и огнями был увенчан каждый кустарник и дерево. Каждое витиеватое растение испускало мерцание, что гибким стеблем оплетало статую и хрустальные стены. Неожиданно перед нами, пугаясь посетителей своего дома, быстро вспорхнули светящиеся бабочки, окончательно придавая волшебный, ни с чем несравнимый вид этому чудесному месту.
Серебристые, лиловые и иссиня-белые ночные мотыльки, походившие на человеческих больших бабочек, вихрем взмыли к острому куполу хрустальной оранжереи, отбрасывая блики, отражаясь в блестящих стенах большого сооружения. Мы замерли от созерцания такой красоты. Мелкие светящиеся чешуйки с их крыльев, словно шлейф комет, следовал за необычными ночными созданиями, а затем мерцающим звёздным покрывалом, сияние с их крыльев стало опускаться ниже, окропляя наши лица, плечи и головы светящейся пыльцой.
— Они вылупились! Альхандры, господи, как же красиво!
Я словно заворожённая оглядела чудеса оранжереи, которая раскрыла свою красоту окончательно под покровом ночи. Лишь нежная, но сильная хватка незнакомца отвлекла на плечах.
— Это очень редкое явление, мотылёк. Застать вылупление Альхандр удавалось совсем не многим. Эти прекрасные создания летают лишь одну ночь, а пыльца с их крыльев дарит необычайное чувство блаженства тем, кто успел ощутить её мерцание на коже. Говорят, она способна лечить души. — Феец коснулся моего лица, нежно проводя по скуле и растёр светящийся порошок между пальцев, показывая, как густо мою кожу покрыли чешуйки с крыльев волшебных насекомых. Его волосы, лицо и даже одежда тоже немного сияли в ночи, покрытые чистым светом и магией волшебных мотыльков. — А я уже ощущаю обещанное умиротворение, хоть и уверен, что совершенно другая Альхандра причиной тому счастью, затаившемуся внутри.
Теперь наглец смотрел на меня, хитро прищурив свои зелёные бесстыдные глаза и даже немного ухмылялся, словно уже добился, чего желал. Я осмотрелась. Он отвёл нас в укромное место под эльховым красным деревом, где мягкий, словно пуховое одеяло мох, мгновенно поглотил стопы в туфлях на тонкой подошве.
— Может, соизволите, наконец, представиться? — Скрестила руки и недовольно посмотрела на ночного вора моего поцелуя. — Вы хоть знаете кто я? Хотя, наверняка знаете. Девушек по имени Миллиора не так много при дворе, уверена.
— Ты — единственная. — Провёл кончиками пальцев по своей груди феец, в его тоне сквозил совсем иной смысл сказанного. — Я не скажу тебе своего имени, так буду знать в какой именно момент ты вспомнила его сама. А ты вспомнишь. Обещаю, — с этими словами, незнакомец стал медленно опускаться передо мной на колени, изумляя своим поведением ещё больше. Его руки вновь стали обнимать меня. С нежностью и благоговением коснулись ниже, где ещё практически незаметной выпуклостью, обозначилась моя беременность.
Я дёрнулась в руках фейца, когда тот и вовсе прижался губами к низу живота, опалил кожу горячим дыханием сквозь невесомую ткань платья и стал целовать нежное место, попутно мягко обнимая руками талию. Внутри вихрем зародилось странное ощущение, которое разлилось по телу нежной истомой. Всё происходящее напоминало очень странный сон и самый прекрасный сон одновременно… Касания ночного визитёра ошеломляли смелостью, наглостью и невероятной нежностью от которой тело само податливо выгнулось дугой в его руках. Оно предало меня, наливаясь жаром предвкушения, а незнакомец, который умолял взглядом не останавливать его действий, смотрел снизу-вверх, навевая чувство, что я давно его где-то видела, знала, но позабыла. Родство наших душ возликовало победной одой наших сердец, слившихся синхронной музыкой перестуков.
— Вы безумец, — тихо простонала я, когда ощутила, как феец поднырнул рукой под шёлковые полы моего платья и скользнул выше по бедру неспешной лаской. — И я безумна вместе с вами…
Пламя:
Моя прекрасная Альхандра стояла передо мной, а над её головой позади порхали мотыльки, озаряя хрупкий силуэт свечением тысячей бликов. Сверкающая пыльца, сорвавшаяся с крыльев прекрасных созданий, с мерцанием медленно продолжала опускаться на неё, делая образ любимой воистину божественным. Фиалковые глаза уже сверкали в полумраке, отражая огни светящихся растений, а розовый румянец проступивший на бледных щеках выглядел маняще, как и налившиеся кровью пухлые губы.
Миллиора хотела меня, это смог понять сразу. Запахи похоти не затмевала пелена из обмана, лишь частично скрывала мою часть ароматов в её теле. Вернее, ребёнка, который стал так сильно влиять на мою бабочку. Я нежно погладил её едва округлившийся живот, где подрастала моя дочь и следом ощутил такой прилив нежности, что не удержался и поцеловал средоточие её божественной природы, которое вскоре подарит новую жизнь. Нашему с ней ребёнку.
— Вы безумец, — хрипло простонала она, запуская во мне ошеломительной силы влечение. В паху уже пульсировало напрягшееся до безумия желание, мечтая получить высвобождение из необычайно тесного капкана одежды. Я не знал, как справиться с этим животным порывом и сейчас же не взять Миллиору, но знал, она ещё не готова, а потому осадил вздымающееся пламя страсти.
Очень осторожно, чтобы не спугнуть своей настойчивостью любимую, поднырнул рукой под юбку роскошного платья и заскользил выше по шёлковой коже девичьего бедра, радуясь тому, с каким трепетом она принимает мою ласку, хотя совсем ещё не помнит меня самого. «Пока не помнит» — мысленно дал себе напутствие к цели.
— И я безумна вместе с вами, — сказала она. Эта фраза и стала ответом на все вопросы. Позволением. Надеждой.
Чтобы не вызвать опасений в моей пугливой бабочке, продолжая приклоняться перед ней, поднял юбки платья, оголяя изящную линию ног, женственно округлых бёдер и спешно поцеловал нежнейшее из мест, укрытое слоем тончайшего кружева. Её безумно приятный вкус затмил разум окончательно. Миллиора тут же вцепилась в мои волосы, что-то неразборчиво бормоча, желая прекратить безумие. Но когда мой язык стал нежно дразнить пухлые складки, едва укрытые миниатюрным бельём, то вожделенно всхлипнула и глубже погрузила пальцы в мои волосы на голове. Уже не сопротивляясь, а лишь направляя меня ближе к себе, стала двигаться навстречу. Я же полностью уложил руки на её округлые ягодицы и начал помогать удержать равновесие, задать темп.
Нехотя оторвался от неё и посмотрел в глаза, которые уже полыхали темно-фиолетовым пламенем. Обычно светлые, полупрозрачные моря, хранившие в себе сосредоточение цвета нежнейших из фиалок, обрели оттенок богатого индиго, сверкая мириадами переливов.
— Я так тебя люблю, мотылёк, — не сдержался от признания. — Прошу, вспомни меня, любимая. А если не вспомнишь, то я повторно украду твоё сердце, так и знай. Никому не отдам. Ни за что.
Потянул за тонкую ленту на спинке платья Милли и та даже не заметила, как оно медленно поползло вниз. Ошалело глядя на меня, девушка лишь попыталась задержать его на груди, когда потянул наряд ниже, чтобы поскорее полюбоваться на нежную наготу любимой.
— Не бойся, любовь моя, если не захочешь, мы не станем продолжать. Лишь одно твоё слово, и я прекращу, — успокоил её волнение. — Хочешь остановиться? — спросил, а сам молился всем Богам, уверовав в их волю, о том, чтобы она не оттолкнула мою настойчивость заполучить её в эту ночь.
Милли осмотрелась по сторонам, и я понял, что она думает, как вынырнуть из этого безумного наваждения, прекратить измену законному мужу и королю, ведь в её понимании так оно и было. Она не помнила нас и не знала, что ребёнок в её чреве прорастает из истока подобного искушения. Зато я прекрасно помнил насколько всеобъемлющая страсть и любовь между нами некогда положила начало новой жизни. И я помнил, как именно могу заставить эту прекрасную девушку позабыть обо всех доводах разума.