Только сейчас Джемма заметила, что он все еще держит ее руки в своих. Ну и что? К ужину собралось совсем небольшое общество, а Элайджа все еще продолжал смеяться над остроумными замечаниями маркизы. Судя по всему, затянувшаяся беседа жены с хозяином дома совсем его не волновала.
— Я была очаровательным ребенком. — Она кокетливо вскинула голову. — А вот вы уж точно изводили родных проказами.
Вильерс посмотрел на нее из-под длинных густых ресниц, и в глубине души у Джеммы, снова шевельнулась тревога.
— Так и есть, — подтвердил он, слегка склонившись. — Рос вспыльчивым, драчливым и, как теперь понимаю, отчаянно одиноким.
— О, Леопольд! — с искренним сочувствием воскликнула Джемма. — Детское одиночество — это так печально!
— Но существование мое вряд ли можно назвать печальным. Я отлично научился находить удовольствие в издевательствах над слугами. Единственный, кому удавалось держать меня в узде, — это Эшмол, дворецкий.
— Тот, который продолжает служить и сейчас?
Герцог кивнул:
— Он отличался бесстрашием и не боялся постоянно меня шлепать, несмотря на то, что в те времена служил простым лакеем.
— А ведь вы не настолько ужасны, как стараетесь показаться всем вокруг, — улыбнулась Джемма.
— Не обольщайтесь относительно моей святости, — равнодушно пожал плечами Вильерс. — Держу Эшмода исключительно потому, что лень отправить старика на пенсию.
Джемма рассмеялась и подняла руку, чтобы поправить приятелю волосы: из косички на затылке выбилась небольшая прядка.
— Итак, долго ли вы намерены терпеть безвкусные заигрывания маркизы? — осведомился Вильерс. — Развлечение довольно странное: несомненно, подобное поведение должно вызывать у супруги сильные чувства.
— Элайдже необходимо развеяться, — невозмутимо ответила герцогиня. — Я пришла к выводу, что он излишне серьезен.
— И до какой же степени ему позволено развеиваться? — настойчиво продолжал Леопольд. — Не граничит ли свобода с развратом?
— Ни в коем случае! — Джемма игриво стукнула его веером по плечу. — Поверить не могу, что вы способны на распутные мысли.
— О, еще как способен, — лениво возразил герцог. — Можно смело сказать, что распутные мысли никогда меня не покидают. Думаю, пора приказать Эшмолу позаботиться об ужине. Кузина выпила слишком много шампанского. Меньше всего хотелось бы, чтобы кокетка утратила контроль над собственным желудком.
— У вас, должно быть, развязалась лента. — Джемма заправила за ухо очередную выпавшую из прически прядь, развернула веер и, беззаботно обмахиваясь, пошла по комнате. Возможно, маркиза и явилась почти раздетой, но первенство в искусстве флирта все-таки за ней, герцогиней.
Пятнадцать минут спустя пришлось признать очевидную, хотя и горькую правду: флиртовать она, конечно, умела, но только тогда, когда объект флирта проявлял некоторый интерес.
Маркиза и Элайджа сидели рядышком на небольшой софе. Как только Джемма подошла, супруг встал, равнодушно взглянул на нее и, быстро извинившись, снова сел, чтобы продолжить увлекательную беседу. Поступок выглядел настолько грубым, что Джемма не поверила собственным глазам. Герцог Бомон никогда в жизни не вел себя неучтиво.
Герцогиня осталась стоять возле софы, словцо неловкая дебютантка.
— Позволите присоединиться к беседе? — Усилием воли она заставила себя сохранять спокойствие.
Элайджа посмотрел на нее снизу вверх с таким выражением, словно уже успел забыть о ее существовании.
— Да, пожалуйста, — разрешил он. — Сейчас принесу тебе стул.
Стоило мужу отойти, как Джемма немедленно заняла его место.
— Как вы сегодня себя чувствуете, дорогая маркиза?
Луиза посмотрела на нее нетрезвыми глазами и улыбнулась:
— Наслаждаюсь приятным вечером. Ваш супруг — самый милый и внимательный из всех мужчин, которых мне довелось встретить в Англии.
— Могу представить, — начала было Джемма, но в эту минуту вернулся герцог со стулом.
— Мы обсуждали детские шалости, — сообщил он и снова повернулся к маркизе.
— Надо же, и мы с Вильерсом говорили о том же! — весело воскликнула Джемма. — Он уверял, что рос своенравным и непослушным мальчишкой.
Бомон наконец-то дал себе труд обратить внимание на жену.
— Каждый мальчик вырастает и становится мужчиной, — произнес он ледяным тоном.
— А ты в детстве много хулиганил? — спросила герцогиня, слегка обмахиваясь веером. Разговор принимал несколько неожиданный оборот.
— Между нами говоря, думаю, что до тебя мне было далеко.
— А я обожала проказы, — вставила маркиза.
— Поверить невозможно, — ласково отозвался герцог. — Вы широко известны не только блестящим стилем в одежде, но и безупречной репутацией.
Маркиза хихикнула и нелепо захлопала ресницами.
— Уверяю, безобразничала напропалую. Мама приходила в отчаяние. Достаточно сказать, что я умудрилась по уши влюбиться в Вильерса и не упускала возможности испытать на нем собственные чары, несмотря на то, что родители всячески препятствовали нашему общению.
— Женщины постоянно балуют герцога безудержным вниманием, — признал Бомон. — С точки зрения логики явление поразительное.
Джемма поняла, что разговор имел тайную подоплеку, суть которой ей не удавалось ухватить. Элайджа наклонился и, словно не замечая присутствия третьего лишнего, взял из рук маркизы веер.
— Какая тонкая работа! — восхитился он. — Прелестное изображение танца. Уверен, что это не подарок Вильерса, в ином случае картинка оказалась бы не кокетливой, а неприличной.
— Можно подумать, я приняла бы от него подарок! — возмутилась Луиза, словно на миг вспомнив о привычном жеманстве. — Я замужняя дама, ваша светлость!
— А я не считаю зазорным принимать маленькие сувениры, — вступила в разговор Джемма. — В прошлом году Вильерс подарил мне чудесный веер… вот только куда бы он запропастился? Я так его любила…
Герцогиня отлично знала, что случилось со злополучным веером: едва супруг его увидел, как тут же небрежно швырнул лакею.
— Может быть, он подарит другой? — безразличным тоном предположил Бомон и вновь обратился к мадам де Пертюи: — Моя дорогая маркиза, вы разрумянились — должно быть, здесь слишком жарко. Может быть, поищем еще один бокал шампанского?
Джемма собралась произнести что-нибудь ехидное насчет нежелательности новой порции крепкого напитка, однако не успела открыть рот. Маркиза проворно вскочила и взяла герцога под руку. Парочка удалилась, оставив Джемму на софе в полном одиночестве.
— Даже сильные мира сего небезупречны. — Вильерс сел рядом и протянул бокал.
Джемма подняла глаза и, к собственному ужасу, почувствовала, что сейчас заплачет.
— Он из-за чего-то разозлился, вот и все.
— Выпейте, — посоветовал Леопольд. — Конечно, разозлился. Бомон не питает к моей кузине ни малейшего интереса. Нелепая пьяненькая гусыня не для него. Не будьте дурочкой и не поддавайтесь на провокацию.
Говорил он убедительно, да и шампанское немного помогло.
— Элайджа не хочет флиртовать со мной, — печально заметила Джемма спустя несколько минут.
— Зато мы можем побыть вдвоем, — невозмутимо констатировал Леопольд. — Не исключено, что ему нужно от вас нечто большее, чем легкий флирт. Что ни говори, а вы его жена.
— Но я собиралась ухаживать за ним! — в отчаянии призналась Джемма.
— Мужчины не склонны принимать ухаживания. Не могу сказать, что сам обладаю богатым опытом в этой области.
— В том-то и дело. Элайдже никогда не доводилось наслаждаться флиртом с обольстительной женщиной. А это по- настоящему интересно!
— Вы уверены, что Бомон считает подобное времяпрепровождение интересным?
— Ну, сейчас, по крайней мере, он чудесно проводит время. — Джемма горестно пригубила шампанское: она прекрасно видела, как муж стоит рядом с француженкой и что-то с интересом рассматривает в одном из застекленных шкафов.
— Позволил бы себе не согласиться, — возразил Вильерс. — Если желаете услышать мое мнение…
— Не желаю, — перебила Джемма.
— Бомон не хочет флиртовать ни с маркизой, ни с вами — ни с кем. Герцог серьезный человек, Джемма. Если намерены его любить, не следует об этом забывать.
— Я… я…
Любила ли она мужа?
— Вы ведь его почти не знаете.
— Как и вы.
— Мы дружили в течение десяти лет, — продолжал мысль Вильерс. — Бесцельная возня никогда не устраивала Элайджу. Ему всегда хотелось что-нибудь создавать: возводить города, строить крепости и замки.
— Он не любил играть?
— Никогда не любил. Игра не в его натуре.
— А шахматы? — напомнила Джемма, пытаясь защитить мужа.
— Да, он уважает стратегию. Можете вспомнить об этом прежде, чем соберетесь устроить сцену. Да, кстати, о шахматах…
Джемме вовсе не хотелось разговаривать о шахматах, но это было лучше, чем наблюдать, как муж весело смеется с соперницей.
— Данную ситуацию можно представить в виде комбинации фигур, — продолжал Вильерс.
— И что же? — Нет, она никак не могла отвести взгляд. Неужели Элайдже так уж необходимо нежно прикасаться к плечу маркизы?
— Я, должно быть, играю роль черного короля.
Джемма наконец-то посмотрела на собеседника. Тот лукаво улыбался.
— А я?
— Белая королева.
— Значит, Луиза — черная королева, — подхватила Джемма.
— Ну а Элайджа, как всегда, белый король. — Вильерс вздохнул, однако глаза его продолжали смеяться. — Я уже говорил вам, что превращаюсь в святого, не так ли?
— И что же это значит?
— Готов принести себя в жертву. — Леопольд встал и подал руку собеседнице. — Черный король изгоняет с доски черную королеву. Признаюсь, поступок доставляет мне острую боль. Сегодня неудачный день для шахмат: столько поражений, даже думать страшно.
Джемма издалека наблюдала, как Вильерс ловко увлек кузину в сторону, подальше от Бомона. Но она твердо решила оставить мужа в покое. Элайджа не любил флирт, а к тому же пребывал в странном расположении духа. За ужином хозяин дома сидел во главе стола и вдохновенно ухаживал за маркизой, которая хорошела на глазах. А Джемма беседовала с Корбином о блюде с фруктами, которое герцогиня де Гиз водрузила на парик во время недавнего визита в Лондон.