К моменту, когда мы выпили весь котел бульона, у нас уже начал пропадать аппетит, потому что наш Шкипер, который должен был приехать за нами утром, к пяти часам еще не появился. Женщины, как более беспокойные, начали уже высказываться в том смысле, что, мол, не пора ли готовиться к зимовке на случай, если он забыл, куда за нами ехать. Мужчины хмуро отмалчивались, но было заметно, что и у них на душе тоже неспокойно. В начале шестого невдалеке застрекотал мотор, и из дальних зарослей появилась «Настя», на радостях показавшаяся нам Василисой Прекрасной.
Обратная дорога, естественно, была гораздо дольше, - ведь приходилось плыть против течения. Чтобы не скучать по пути, наш любвеобильный Шкипер прихватил с собой друга, хриплого мужика с обветренным лицом, который представился, как инспектор по надзору за рыбной ловлей и которого Шкипер называл Рыбнадзором. Не задействованный управлением моторки, он успел накачаться еще по дороге к нам, а может, и гораздо раньше, так что к моменту прибытия в нашу бухточку был уже изрядно бухой.
Как только моторка двинулась в сторону Астрахани, выяснилось, что у Рыбнадзора, как и у Шкипера, тоже были фантазии, связанные с татарами, только скорее гражданские, чем эротические. «Ты в тюрьме сидел?» - спрашивал он каждого из нас, но, как оказалось, и вопрос был риторический. Целью его был рассказ о себе:
«А я сидел, - отзывался Рыбнадзор, независимо от полученного ответа. - Восемнадцать месяцев мне дали, у меня семейная драма была. Ты семейную драму знаешь?»
Никто из нас семейной драмы не знал, и Рыбнадзор шел дальше – семейная драма была у него только запевом:
«Сидел там со мной один, Ренат-татарин…, е-мое. Четверо их было, Ренат-татарин, Змей едучий и еще два кореша, забыл как звали … Женщину-красавицу, инкассатора, е-мое, они убили, два миллиона триста тысяч взяли, и получили десятку и пять по рогам …».
До Астрахани мы так и не доехали, а остановились в нескольких километрах от города ночевать на дебаркадере - так называлась плавучая пристань с маленьким домиком в центре, где Шкипер служил ночным смотрителем. Он охотно согласился за небольшую доплату предоставить нам ночлег в домике, и мы начали раскладывать свои спальные мешки в небольшой комнатке, торжественно названной им «зал ожидания». Все мы очень устали и мечтали поскорей уснуть, чтобы не проспать свой ранний рейс в Москву.
Но эта мечта так и не сбылась. Сначала загрохотал мотором «Насти» Шкипер, отправляясь вместе с Рыбнадзором покупать водку на заработанные у нас деньги. Не успели они отбыть, как по трапу дебаркадера затопали громкие шаги и громкий женский голос, очень похожий на голос Шкипера выкрикнул:
«Митрий, где картошка? Картошку привезли?»
Не получив ответа, хозяйка голоса протопала мимо нашего зала ожидания на другой борт дебаркадера, где обнаружила, что «Насти» у причала нет. Задохнувшись от возмущения, она с воплем: «Неужто к татаркам поехал, проклятый?» стала распахивать все двери подряд, и, в конце концов, обнаружила нас. Несмотря на грубую одежду и оплывшую фигуру лицо ее еще хранило следы былой привлекательности – уж не в ее ли честь моторка Шкипера была названа «Настей»?
«Вы кто такие будете? – грозно спросила Настя, и приготовилась было гнать нас в шею, но одумалась. – Это вас, что ль, Митрий с дельты сегодня припер?»
На миг призадумавшись, она сложила в уме два и два и получила искомый ответ:
«Ну да, раз вы ему заплатили, так он водкой отовариваться поехал».
Как ни странно, этот вывод ее успокоил и примирил с нашим присутствием, она протопала на верхнюю палубу и затихла. Но спать нам так и не пришлось. Только замолкли Настины шаги по трапу, как на сцену явилось новое действующее лицо. Сначала невидимое, оно неуверенно запело за сценой, нащупывая то ли мелодию, то ли слова:
«Белое море, белый пароход!»
Потом уже уверенней и громче:
«Синее море, синий пароход!»
Рокот мотора приближающейся «Насти» поглотил пение, и оно утонуло в шуме, поднятым ее тезкой при виде Шкипера и Рыбнадзора, сгружающих на палубу ящик водки. Мы все еще тщетно пытались заснуть под звуки нарастающего между Настей и Шкипером скандала из-за какого-то пропавшего мешка картошки, и не сразу заметили, что вокалист потихоньку проскользнул в зал ожидания и норовит втиснуться между нашими телами в спальных мешках.
«Холодно мне, - бормотал он, распространяя вокруг сильный запах водочного перегара, и старался потесней прислониться к одной из наших женщин. – Холодно мне, вот я и замерз».
Женщины завизжали, мужчины начали выбрасывать Пьяного вон из комнаты, - стало совсем не до сна. В проходе появился Рыбнадзор. Увидев Пьяного, Рыбнадзор сразу приступил к деловому разговору:
«Ты в тюрьме сидел, е-мое?» – спросил он строго.
«Обязательно! – охотно отозвался Пьяный. – Получил десятку и пять по рогам».
Ответ Пьяного поразил Рыбнадзора в самое сердце. Он схватил Пьяного за плечи, притянул к себе и начал вглядываться в его лицо. Пьяный заморгал и затих.
«Да ведь это точно он, Змей едучий!» - заорал Рыбнадзор в восторге. – Получил десятку и пять по рогам, е-мое! Если б это был Ренат-татарин, я б его сразу узнал! Значит, выходит, точно он, е-мое!»
На шум по трапу спустились с палубы Шкипер с Настей, все еще продолжая выяснять, куда девался мешок картошки.
«Небось, ты его не покупал, а деньги пропил?» - настаивала Настя.
«Да купил я его, купил! И тут, у мостков, поставил», - не соглашался Шкипер.
«Так куда же он делся? Может, взял и ушел?»
«Может, его украл кто?» - предположил готовый на все Шкипер.
Тут в разговор вмешался Рыбнадзор:
«Да он его и украл, Змей едучий! Он это, Змей едучий, точно он, е-мое! Получил десятку и пять по рогам! Если бы Ренат это был, татарин, я б его сразу узнал! Он из меня в тюрьме кровь стаканами пил. Выходит, это он картошку украл, е-мое!».
Настя занялась расследованием дела о пропавшей картошке. Она спросила Пьяного:
«Ты куда мою картошку девал?»
«Съел», - громко икнул Пьяный.
«А мешок куда девал?»
«И мешок съел!»
«Да кто ж тебе позволил – чужую картошку есть? Да еще с мешком! Она ж денег стоит!».
«Отдавай картошку!» - взвизгнул Шкипер, осчастливленный этим новым поворотом дела, отводящим от него все Настины обвинения. Пьяный еще раз икнул и сел на пол, намереваясь лечь. Но Рыбнадзор не позволил ему прохлаждаться, - он понял, что сможет, наконец, получить сдачу за всю причиненную ему несправедливость. Он схватил Пьяного подмышки и поволок его к сходням, приговаривая:
«Пошел вон, Змей едучий! Ты из меня в тюрьме кровь стаканами пил, так я из тебя теперь хоть ложкой зачерпну! Он два миллиона триста тысяч взял, женщину-красавицу, инкассатора, убил, е-мое, и глаза ей выколупал».
«Если у него два миллиона триста тысяч есть, пусть он мне деньги за картошку вернет», - рассудительно решила Настя, глядя, как Рыбнадзор тащит Пьяного по проходу. Пьяный упирался ногами в пол, не соглашаясь, чтобы его выбросили в темноту. Рыбнадзор приналег:
«…женщину-красавицу, инкассатора, убил, е-мое, и глаза ей выколупал. Это чтобы по глазам не узнали, кто ее убивал. Потому что у мертвецов в глазах все отпечатывается, как в зеркале, е-мое…»
Пьяный стал отбрыкиваться так сильно, что Рыбнадзор устал и сел рядом с ним, - передохнуть. Тогда на смену ему пришел Шкипер.
«Так ты отдашь картошку или не отдашь?» - повторял он, ногой подталкивая Пьяного к сходням, но Пьяный довольно ловко уворачивался и катился обратно.
«Холодно мне, - причитал он при этом. – Пустите меня погреться. Холодно мне, вот я и замерз».
«А мне в тюрьме холодно не было, когда ты из меня кровь стаканами пил? - поддержал разговор Рыбнадзор, но уже без прежнего пыла. – Так я из тебя сейчас хоть ложкой зачерпну, е-мое…».
«Мне тоже что-то холодно стало, - присоединился Шкипер, тоже уставший от безрезультатной борьбы с Пьяным. – Пойти, что ли, еще водочки принять?»
И тут же позабыв про Пьяного, загрохотал сапогами по ступенькам трапа. Настя задумчиво поглядела ему вслед, раздумывая, не пойти ли и ей принять немного водочки. Решив, по-видимому, пойти и принять, она тоже махнула рукой на Пьяного, так и не получив компенсации за исчезнувший мешок картошки. Рыбнадзор хотел было тоже пойти за ними, он даже сделал попытку приподняться с места, но силы оставили его. Он свернулся калачиком рядом с Пьяным, который, снова пожаловавшись, что ему холодно, придвинулся к Рыбнадзору поближе. И оба мирно захрапели спина к спине.
К этому времени уже начало светать, небо на востоке прочертили розовые полосы, и вдали застрекотал мотор «Ракеты», на которой мы намеревались добраться до Астрахани. Мы собрали свои вещички и уехали, так и не досмотрев окончание спектакля «На дебаркадере».
Другая наша поездка по другой водной магистрали была ничем не похожа на эту. Путь наш лежал через всю Сибирь, но не вдоль, а поперек - вниз по Енисею через Полярный круг от Красноярска до Норильска. К счастью такой грандиозный замысел нельзя было бы осуществить ни на моторке, ни на деревянной лодке с уключинами, так что нашим мужчинам пришлось поступить, как большинству нормальных людей, и снизойти до путешествия на вульгарном теплоходе. Это решение далось им нелегко, но они понимали, что иначе Полярный круг не пересечь.
Чтобы хоть как-то скомпенсировать свое моральное падение, они постарались подобрать для этого путешествия группу побольше, состоящую , в основном, из настоящих бесстрашных туристов, – мол, не один я в этом поле кувыркался. В результате, нас набралось 14 человек, и , как ни странно, это, казалось бы, небольшое число помогло нам построить на теплоходе модель победы партии большевиков в Российской революции. Всего пассажиров на теплоходе было сто восемьдесят, а нас, как я уже сказала, всего четырнадцать, но мы образовали ударный кулак, объединенный общей целью – подчинить своим интересам все мероприятия, происходящие в пути. И подчинили!