Затем появилась она — точнее, ее тень, там, наверху, в окне. Больше мне и не нужно, чтобы ее узнать. Спрятавшись за деревом, я долго наблюдал за черным силуэтом, и мне не составило никакого труда дорисовать его, раскрасить всем, что я в ней любил, и добавить в самом конце немного безумия в глазах.
Свет погас. Я постоял еще немного, чтобы Вивиан не засыпала в одиночестве. Затем вернулся в свою овчарню, ту самую, где мы с ней встречались. Я собрал валявшиеся вокруг камни и сложил их в форме стрелки, указывающей в сторону дома Матти. Стрелка получилась так себе, я провел уйму времени, пытаясь ее выправить, но вокруг стояла непроглядная тьма. В любом случае в том направлении, кроме Матти, никто не живет, так что не ошибешься. Если Вивиан придет завтра, она тут же поймет, где меня искать.
Я вернулся, лег и закрыл глаза, широко улыбаясь. Затем тут же их открыл, по привычке помигал три раза, чтобы не испытывать судьбу, когда все начало налаживаться. Ни к чему паясничать так близко у цели.
На следующий день она не пришла. Я сгорал от нетерпения настолько, что уже не знал, как быть с овцами. Одна меня даже укусила, а Матти проворчал, что, если так дальше пойдет, лучше уж мне ничего не делать. Это вполне меня устраивало: ожидание — само по себе изнурительное занятие, а мне никогда не удавалось сконцентрироваться на двух делах одновременно.
Вечером на свой лад, используя минимум слов, Матти сказал мне не переживать. Женщины странные. Я это и так уже знал, но все равно чуть успокоился. Может, они там всей семьей отправились за покупками, потому Вивиан и не пришла. С другой стороны, надолго она тут не задержится, поскольку должна ходить в школу; к чему растрачивать драгоценные деньки? Мы с ней могли бы провести время в гроте, обсудить новости, накопившиеся с нашего расставания. Мне было о чем ей рассказать. Как я тогда сбежал от жандармов, разорвал письмо, чуть не умер от голода, жажды и солнечных ударов, считал дни по календарю, встретил Матти, сгонял на заправку и увидел там родителей, пил настойку, ухаживал за овцами, решил отправиться к морю. Она же, в свою очередь, расскажет, как скучала и поэтому изобрела для нас много новых игр, как сожалеет, что написала дурацкое письмо, которое я не мог прочесть, и что, если я вдруг захочу переехать к ней в Париж, она уже все обсудила с родителями и они согласны.
На следующий день она тоже не пришла. Тут мне надоело ждать — у меня все лето в голове зрела досада, поэтому я решил взять дело в свои руки.
На третий день после возвращения Вивиан я вышел рано утром и спрятался в лесу, чтобы последить за домом. Ее отец рубил дрова. Он выглядел маленьким и нервным, неуместным, равнины и горы оказались слишком большой для него одеждой, и я ждал, что вот-вот он споткнется и упадет.
Около полудня я задремал, прислонившись к дереву, как вдруг услышал голоса. Вивиан с матерью шли по тропинке, которая вела прямо от их дома. Они срезали через поля, ступая по протоптанной в траве, и тут я заметил деревянный ящичек, торчащий из сумки для продуктов. Они направлялись к Матти за сыром.
Конечно, они уже ушли далеко вперед, а я не мог выдать себя, но нужно было добраться до овчарен раньше. Вивиан не знала, что я работаю у Матти; вот она удивится, когда меня там увидит. Я сделаю вид, будто мне все равно, даже смотреть на нее не стану, а потом притворюсь, что вспомнил: «Ах да, ты та девчонка, мы еще играли вместе… Как там тебя зовут?»
Я бежал изо всех сил, совершая огромный крюк. Когда я добрался, чуть не падая на землю, Матти ничего не сказал. У меня все-таки получилось: два силуэта только-только появились там, где поля прикасались к небу, у меня хватало времени раздеться, помыться на водопое и высушиться. Футболка вымокла от пота, но ничего не поделаешь — пришлось ее снова надеть. Я быстро зачесал волосы назад, чтобы как можно больше походить на дона Диего, и прислонился к стене, разглядывая ногти.
В этот самый момент они обошли дом и направились к сыроварне. Вивиан надела тот самый синий жакет, который был очень ей к лицу. Ее волосы немного отросли с прошлого раза, а прядь со лба она убрала в неопрятный пучок, отчего походила на дикарку. Глаза ее по-прежнему сжигали все на своем пути. Вивиан с матерью были на одно лицо: та тоже оказалась красивой, худенькой, но рядом с силой, исходившей от ее дочери, она меркла.
Я снова равнодушно взглянул на ногти и стал насвистывать мелодию для полноты спектакля. Это я хитро придумал — тут уж сразу понятно, насколько мне плевать. Мать Вивиан улыбнулась, а сама Вивиан сказала: «О, привет, как дела?», затем они продолжили путь, не обращая на меня внимания.
А я остался на месте, как дурак, с ногтями и свистом. Мне почудилось, будто я заново переживал тот случай с Макре, только тут я был уверен: Вивиан меня узнала. Я крикнул: «Эй!» — и бегом нагнал их.
Обе повернулись с теми же самыми улыбками. Мы посмотрели друг на друга, не говоря ни слова, мать нахмурилась, и тут я сказал Вивиан:
— Это же я, Шелл! Мы играли вместе.
Вивиан кивнула:
— Да, я помню. Было мило.
Она кивнула и направилась к сыроварне. Я слышал, как мать спросила ее: «Это еще кто такой?», и в ответ Вивиан пожала плечами. Они зашли внутрь. Я стоял снаружи один. Позже раздался их смех.
Теперь, вспоминая об этом, я стыжусь. Я ненавидел Вивиан. Я потерял столько времени, ненавидя ее. Но так уж получилось. Я ненавидел ее с той же силой, с какой любил. Я ненавидел свою лучшую подругу так же, как Макре. Даже еще больше, потому что он, по крайней мере, никогда меня не предавал. Он надо мной смеялся, унижал, бил, втаптывал в грязь на глазах у остальных. Это было нормально, и мы оба понимали, что это никогда не изменится. Мы не притворялись приятелями, чтобы на следующий день не замечать друг друга.
Я представил, что убиваю Вивиан, ровно как и Макре, но в этот раз внутри все сжалось, я рухнул на колени прямо в дорожную пыль и застонал — к счастью, никто меня не видел. Я не мог причинить вред Вивиан, от одной только мысли об этом все мое тело восставало. Меня затошнило, я встал и побрел куда глаза глядят, лишь бы не оставаться там, когда она выйдет.
Вивиан сделала мне очень больно. Я с детства привык, что окружающие поступают со мной так, иногда они это даже не нарочно. Может, она тоже не специально.
Но легче не стало. Я злился и не видел другого способа достучаться до Вивиан, кроме как разнести ее комнату.
По дороге к дому я не придумал четкого плана, но удача мне сопутствовала. Ее отец только что уехал за рулем «Рено-4» в сторону долины. Из осторожности я дождался, пока машина исчезнет совсем. Я бежал все это время, но с удивлением обнаружил, что не запыхался. С тех пор как я стал жить на плато, мое тело окрепло.
Я обошел дом, намереваясь разбить окно, чтобы проникнуть внутрь, но не понадобилось. На втором этаже я увидел что-то вроде квадратного слухового окошка, оно было открыто, а водосточная труба спускалась совсем рядом. Я забрался по ней, словно обезьяна, проскользнул внутрь и растянулся на полу крохотной ванной, где все пахло новизной. Этот запах напомнил мне, как на заправке мы делали ремонт в туалете и вместо старых обоев выложили все плиткой с нарисованными пальмами. Отец говорил, что мы там проводим много времени, так пусть будет ощущение, будто мы на пляже. Как мы тогда все смеялись!
Я вышел в коридор, где были еще две двери и лестница, спускавшаяся в каменную часть дома.
В первой комнате царил беспорядок: там лежал открытый чемодан с перемешанными мужскими и женскими вещами, стояла незаправленная кровать — такой бардак, что я тут же выскочил. Затем из любопытства снова приоткрыл дверь, просто проверить: вдруг в спальне что-то изменилось? Но все выглядело по-прежнему. Кстати, люстры оказались не из лунного камня — вместо них на двух проводах с потолка свешивалась лампочка.
Во второй комнате было прибрано. Ну естественно, это же спальня Вивиан, я тут же узнал ее платье, висевшее на спинке стула. Тут тоже все пахло новизной, только к этому запаху примешивалось что-то медицинское, что мне нравилось гораздо меньше — я поморщился. Как в школьном медпункте. Я туда отправлялся после очередной взбучки, у мадам Джакомелли был особый антисептик, заготовленный специально для меня, от которого щипало чуть меньше, но все равно щипало — не думайте.
У Вивиан была собственная ванная; я подумал, наверное, в таких случаях используют слово «зажиточный», и присвистнул от восхищения. Выглянув в окно, я убедился, что мои догадки оказались верными: та самая комната с окном, выходящим в лес.
Только вот эта спальня совсем — прямо совсем-совсем — не походила на девчачью из моего воображения. У меня на заправке была настоящая мальчишеская комната с машинками, солдатом Джо от америкашек, самолетиками на наволочках и красивым постером, гласившим: «Без горчицы и еда не еда» (что сущая правда). Здесь же не оказалось ничего розового, кукольного, цветочного. Только кровать, стол, шкаф — все это дерево еще пахло мокрым лесом. Такая комната подойдет кому угодно.
Я направился к столу, на нем лежали пенал и тетрадь с домашним заданием. Я тут же узнал почерк Вивиан: он клонился, как человек, который бежит с горы все быстрее и быстрее, лишь бы не упасть. Она исписала лишь полстраницы, остальные листы пустовали. Я взял пенал: вот сейчас брошу его на пол, потом переверну стол, обрушу шкаф, разворошу постель, и все это полетит по комнате.
Но я аккуратно положил пенал обратно. Где-то по дороге я растерял часть своей досады; наверное, она сейчас лежит в канаве и сохнет на солнце, так как со мной ее точно больше не было, она перестала давить на лоб и плечи. Я не разгромил спальню Вивиан, ничего не сломал, не перевернул и не разрушил. Я просто сел на край кровати. Так гораздо лучше.
Меня разбудил какой-то шум, сначала я не понял, где нахожусь. Я подскочил и почувствовал под собой кровать Вивиан. Так и есть, я все вспомнил. Я прилег, чтобы немного подумать, закрыл глаза на секунду, потому что их щипало, и решил отдохнуть.