— Да.
Молния ужалила горизонт — на этот раз настоящая ведьминская молния, кривая и злая. Она вонзилась в землю ровно в тот момент и осветила мне путь. Глубокие лужи в траве. Почва пила — пила столько, сколько могла. В валунах блестели кусочки слюды, которую я долгое время принимал за золото, пока у меня под кроватью не нашли пору камней и не отругали.
Часть меня говорила не прыгать, это совершенно идиотский поступок, но в глубине души я знал: то, чего требует Вивиан, вполне логично, а логику я люблю. Я посмотрел на нее, она взглянула на меня в ответ, выставив подбородок немного вперед. Ее губы шевельнулись, чтобы что-то сказать, но она сжала их и не издала ни звука. В конце концов я решил прислушаться к голосу разума. И совершил широкий шаг вперед.
Понятия не имею, действительно ли Вивиан ждала от меня этого поступка, но я прыгнул, а она закричала, попыталась меня удержать — я почувствовал, как по рукаву скользнули ее пальцы, пока я опирался на густую тьму и медленно в нее погружался. Это было приятное ощущение, словно летать во сне; я видел, как силуэт Вивиан качнулся в сторону там, наверху, а за ним — звезды.
Вдруг мне стало страшно. Я настолько испугался, что на мгновение забыл, что я тут делаю, падая, как дурак. Я надеялся, что на то была веская причина и что на этот раз я не натворил глупостей, как тогда, взбираясь на гору за заправкой, иначе дома меня ждет крепкая взбучка. Я свернулся калачиком, чтобы стать совсем маленьким.
Затем страх прошел, и я все вспомнил. Я падал в звезды; это было настолько прекрасно, что дух захватывало. Я бы с удовольствием остановился, чтобы оглядеться по сторонам, попытался прикоснуться к звездам, но ничего не вышло. Я просто вертелся в воздухе, вырывая руками куски неба. Вдруг я почувствовал что-то твердое под спиной. Я был длинный, очень длинный: казалось, я могу дотянуться до гор по обе стороны плато.
И тут я весь сжался, прозвенел, словно коса нашла на камень, и стало больно. Боль оказалась настолько огромной, что у нее не было другого цвета, кроме ослепительного белого. Весь воздух, который я вдохнул с рождения, вышел разом и унес с собой вообще все остальное: ложь, оскорбления, вкус шоколада со свечным воском и цикория, красных божьих коровок, прикосновение ваты — все это выскочило и бросило меня в пустоте. Я услышал крик, шлепанье шагов, и надо мной показалось лицо Вивиан. Она плакала каплями грозы и своими собственными слезами, смешивающимися на белых щеках.
— Прости, прости, прости, — бесперебойно повторяла она. — Прости, Шелл, я не хотела… Это было жестоко.
Тут на меня снизошло озарение, и я вдруг понял, что значит слово «жестоко» и почему тот тип с заправки называл меня жестоким садистом. Никогда больше не буду поджигать насекомых.
Вивиан все плакала, тараторила так, что я не мог ни слова разобрать. Она попыталась помочь мне встать, но я зарычал — настолько было больно. Затем вдруг стемнело, а когда я открыл глаза, Вивиан наклонилась, сняла голубой жакет и положила его мне на лоб.
Тут я заметил ее руку, усыпанную синяками до плеча. От локтя до запястья все было забинтовано и в желтых пятнах от антисептика. Я открыл рот, пытаясь заговорить, но ничего не вышло, кроме воздуха. Вивиан приблизила ко мне ухо — очень красивое ухо, похоже на карту Матти с долинами и горами. Я снова попытался, выталкивал слова все сильнее и сильнее языком, но они словно превратились в металлические кубики, царапающие губы на выходе. Я спросил, как она с собой это сделала, но Вивиан ответила, что не надо волноваться, она просто упала на тротуаре. Так вот почему она не ходила в школу.
Тут Вивиан снова расплакалась. Зрелище, наверное, было то еще: мы вдвоем, промокшие до костей, валяющиеся в грязи.
— Ну и ночка, — произнес я не своим голосом.
Она рассмеялась, всхлипнула и согласилась, что ночка выдалась не из легких. Затем прижала ладони к моим щекам и сжала так сильно, что у меня губы сложились в трубочку.
— Шелл, уйдем отсюда, только ты и я.
— Ты и я?
— Да.
— А твои родители?
— Матери все равно.
— А отцу?
Вивиан плюнула на землю — почти в меня, словно я растворился на месте.
— Он мне не отец.
— Понял, — сказал я. — Пойдем к морю. Я знаю дорогу. Что думаешь?
Она улыбнулась и кивнула, вытирая нос.
Я встал, взял ее за руку. Мы ушли, перешагивая через холмы, и добрались до моря ровно в тот момент, когда всходило солнце. Мы мочили наши великанские ноги в волнах. Пейзаж оказался еще прекраснее, чем я думал, и Вивиан прижалась ко мне. Теперь, когда она снова стала королевой, мы могли прикасаться друг к другу.
Только вот все было не так, конечно, я же не мог сдвинуться с места, и мы оба это знали. Я лежал в грязи, Вивиан склонилась надо мной и тихо плакала. Она провела ладонью по моим волосам, пригладила их назад и рассмеялась, даже чуть-чуть как Вивиан в начале лета.
— Ты и вправду похож на дона Диего де ла Вегу.
Затем она помрачнела, как-то странно посмотрела, и тут я понял, что мне гораздо лучше, болит не так сильно, а просто хочется спать — настолько хочется, словно меня ждал самый глубокий сон в моей жизни, хуже, чем в тот раз, когда я пытался не уснуть до рассвета, ожидая Деда Мороза. Тогда мне не повезло: я все-таки уснул, а он появился прямо сразу, мы чуть-чуть разминулись. Наверное, он не хотел меня будить, но оставил классную электрическую сеть. Игрушка сломалась, когда отец случайно на нее наступил.
— Не волнуйся, Шелл, я схожу за помощью.
Я попытался удержать Вивиан, но не смог. Мне не удалось ничего сказать, объяснить ей, что я не волновался, а совсем даже наоборот, никогда лучше себя не чувствовал. Правда, немного жаль, что отец сломал ту электрическую сеть.
Я открыл глаза и понял, что остался один. Я вспомнил, как лежал в полном одиночестве в горячке в овчарне, но на этот раз я знал: Вивиан вернется. Только я ее больше не увижу.
Я совсем ничего не боялся — я, сын четы Кургуз с заправочной станции, тот самый, который никогда не вырастет. Я рассмеялся, и, наверное, меня было слышно даже в долине. Доктор Барде ошибся, а вместе с ним и все остальные. Я вырос на этом плато. Благодаря Вивиан я стал великаном, прикоснулся к небу одной ладонью и к земле — другой. Мир обрел свою королеву, и все это — моя заслуга.
Солнце встало, отправив гонцом один из тех теплых ветров, которые навевают мысль о вернувшемся лете. Но оно никогда не вернется. В конце концов все сезоны лгут. Сам не знаю как, я все-таки сел, прислонившись к валуну спиной и повернув лицо к свету.
Я закрыл глаза в последний раз и наклонился навстречу ветру, словно груда песка — один из тех кривых замков, которые я сооружал во время летних каникул на озере, а остальные ребята их растаптывали. Я видел все плато, горы и заправку — вон там, внизу, со следами от старой вывески на крыше. Мама одевалась, будила отца, чтобы тот освободил место на диване. Я видел самого себя, красно-желтого в красивой куртке. Я видел бегущую по траве Вивиан.
Вот. Все было хорошо.
Ветру оставалось лишь дуть — дуть настолько сильно, чтобы стереть меня из этой истории, которой, может, и не было никогда.