– Я уже сказала, что ты мне не интересен…
– Вот я и пытаюсь тебя заинтересовать! Глупо и неумело, но уж стараюсь как могу. Я каждый день таскаю тебе эти чёртовы цветы, лишь бы увидеть хоть какую-то реакцию в ответ. Надо мной уже смеются на проходной. Объясни, в чём дело? Чего ты боишься? У тебя перед кем-то обязательства? Или может тебе нравится наблюдать за моими страданиями?
– Нет, – тихо сказала она.
Мы стояли близко и говорили вполголоса, старались не привлекать к себе внимание окружающих. Её слегка покрасневшее лицо смотрело чуть в сторону всего в нескольких сантиметрах от моих губ. Несколько секунд я пытался сдержаться, опасаясь негативной ответной реакции и медлил. Мне казалось, что она вот-вот оживёт и сдвинется хоть на миллиметр, хоть на градус повернёт голову в мою сторону, но она была неподвижна и только взгляд её блестящих глаз лихорадочно бегал по окнам домов на противоположной стороне улицы.
Склонив голову, я попытался дотянуться губами до её нежных уст, но она, почувствовав моё движение, наклонила голову к левому плечу и поцелуй пришёлся на самую отдалённую часть правой щеки, почти под ухом. Она вздрогнула, но промолчала. Казалось, через мгновенье она отпрянет от меня и уйдёт. Я обнял её одной рукой за шею, а второй мягко подхватил её подбородок и потянулся к ней губами. Она тихо и молча повиновалась моему движению, медленно, как будто нехотя, поворачивая голову. Наконец я накрыл её полуоткрытый рот своими губами. Она прикрыла свои густо накрашенные чёрные ресницы и, уцепившись пальцами за тыльную сторону моей ладони, гладивший её подбородок и шею, отдалась этому долгожданному первому поцелую.
Несколько секунд или может даже минут мы стояли обнявшись, ощущая быстро нарастающее возбуждение. Наконец, не желая больше сдерживаться, я оторвался от неё и тихо произнёс:
– Пошли! Тут рядом квартира у знакомых. Ключи у меня.
Лиза как-то странно посмотрела на меня, чуть заметно повернула голову на бок, и ничего не ответила. Я потянул её за запястья и она как бы нехотя, через силу сделала один шаг вперёд. Какое-то мгновение, показавшееся мне очень долгим, было видно, что она колеблется и вот-вот должна вырвать свои руки из моих ладоней и уйти. Но, встретив мой умоляющий взгляд, улыбнулась своей победной джокондовской улыбкой и к величайшему моему удивлению зашагала в задаваемом мною направлении. Мы быстро пересекли пространство между соседними дворами и вошли в дом…
– Дай полотенце, – попросила Лиза.
Я прошлёпал босыми ногами к шкафу. Она оценивающе разглядывала мою задницу, я это чувствовал пока открывал дверцу полки с бельём. Найдя требуемое, обернулся и кинул ей через комнату чистое махровое полотенце.
– Спасибо, – улыбнулась она, поймав его на лету и начала сгребать свою одежду в охапку.
Легкий румянец от недавнего возбуждения на её щеках и смущённая от своего довольства улыбка на лице, игривое поглядывание в мою сторону и вся её склонившаяся фигура, едва прикрытая одеждой, которую она собирала. Это волнительное зрелище сразу вызвало у меня едва притуплённое недавним соитием желание. Я решительно двинулся в её сторону.
– Ой, подожди! Что это? – я ухватил свисавшую джинсовую штанину и отвёл от её бедра. Она вопросительно замерла.
На внутренней стороне её бедра в области колена виднелись, как мне показалось, красновато-лиловые следы как будто от грубых пальцев.
– Это я тебя? Извини. Не больно? – я попытался дотронуться до синяков и наклониться чтобы рассмотреть и оценить повреждения.
– Ерунда, – пробормотала Лиза, быстро прикрывшись одеждой, и выскочила из комнаты, направляясь в ванную.
Чёрт! Второй тайм отменяется. Дались мне эти следы! Однако, не помню, чтобы я её так сильно хватал, прямо до синяков. Несколько секунд я сидел неподвижно на мятых простынях и вспоминал все те мучительные для меня вопросы, которые я хотел прояснить у Лизы.
Я быстро оделся и привёл комнату в порядок от явных следов нашего пребывания. Быстро прошёл к ванной комнате. За дверью слышался шум воды, льющейся из крана. Взялся за ручку и, помедлив секунду, распахнул дверь:
– Лиза! – позвал я громче чем хотел.
Лиза сидела уже одетая на краю ванны и смотрела на меня. Лицо её было спокойным. Я подошёл к ней вплотную и спросил, указывая на невидимое через джинсы пятно на её колене:
– Скажи, откуда у тебя синяки?
– Это не твоё дело.
– Теперь моё.
– Слушай! Не лезь не в своё дело. Я ничего не обязана тебе объяснять.
– Почему? Я люблю тебя! А он тобой только пользуется! Он женат и вообще не достоин тебя!
Я упал перед ней на колени и чуть не зарыдал от отчаяния, видя её необъяснимое упрямство. Попытался обхватить руками её колени, но она резко встала:
– Встань. Прекрати.
Поднявшись с пола, я обнял её и поцеловал. Она не сопротивлялась. На мгновенье мне показалось, что мы опять стоим на улице, но она, наверное, тоже это почувствовав, мягко отстранилась и проскользнув мимо меня вышла в коридор.
– Я тебя люблю, Лиза! Никого так не любил прежде. Даже как-то странно и удивительно! Я дам тебе всю свою любовь, уважение и заботу. И готов сделать всё, чтобы заслужить твою любовь. Мне и Арсений очень понравился, он для меня как родной. Они с Аликом обязательно подружатся. Будем делить все печали и радости. Будем всегда рядом, только бы видеть ваши улыбки, слышать ваш смех.
– Андрей, извини, но ничего не выйдет.
– Ну, почему!?
Она села на табуретку и стала надевать сапоги.
– Ну, что же тебе ещё надо? Я на всё готов! Я нормально зарабатываю. У меня есть свой дом. Переезжай к нам, у каждого будет своя комната. Послушай…
– Я всё уже слышала. Я не хочу жить в недостроенной “халупе” чёрт знает где.
– Но достроим же! И Арсению найдём подходящий танцевальный клуб, поближе.
Она уже надела сапоги, встала и взяла с вешалки свою шубку:
– Нет. Меня и наш устраивает. Мне пора.
На меня напало какое-то оцепенение. Я бы ничего не пожалел лишь бы удержать её, но ей от меня ничего не было нужно. Не мог же я держать её силой! Всё стало для меня бессмысленным. На автомате я помог её надеть шубу, поддержав рукав.
– Не надо меня провожать, – сказала она.
Вышла и закрыла за собой дверь. Какое-то время было слышно её шаги по ступеням, но вскоре они стихли и я уже не слышал ничего.
А ведь она так и не признала своей связи с Колобковым! Но, я же их видел, почти свечку держал! В этом нет сомнений! Может он типа просто друг семьи? Ага, похотливый старый друг и одновременно хороший семьянин Бараш. Она спит с нами обоими, но мне почему-то не хочет даже ничего объяснять. Может это так принято теперь? Женщина, ну, или мужчина… меняет партнёров когда хочет и сколько хочет. О дивный новый мир! Семья – пережиток прошлого. Верность порицаема. И зачем что-то объяснять упёртому минус-эпсилон-полукретину когда у неё альфа-плюс-плюс начальник? Ему она тоже не рассказала обо мне? Чему же они детей так научат? Смертовоспитанию? Чтобы жили не тужили в своё удовольствие, не думая о других даже родных когда-то людях и подохли в своём Мариинском театре как в умиральнице под благоухание приторных мелодий. “А кому дать шоколадное пирожное?”… или полкило мороженого?
Помню, мне было лет десять или двенадцать, наверное. По крайней мере, я уже мог сам перемещаться по городу на общественном транспорте. Мы в кои то веки встретились с отцом. У меня всегда к нему было чувство обиды, за то что он не дал мне ни капли внимания. Общались редко и только по моей инициативе, например, когда я достану какой-нибудь просьбой мать и она в сердцах ляпнет что-нибудь типа: “Попроси своего папашу!”. Может он когда-то даже с днём рождения меня сам поздравлял, но я этого уже не помню. Да и бабушки-дедушки со стороны отца тоже не жаждали общения – не помню даже их имён. Так вот, не зная чем меня порадовать при встрече, он предложил мне зайти в кафе и угостил мороженым. Притом, что его квартира на улице Ленсовета была совсем рядом, он меня не пригласил домой. В общем, я сожрал полкило (это не фигура речи) мороженого и ещё заел его пироженкой-трубочкой с кремом. Никакого удовольствия после четвёртого шарика пломбира уже не испытываешь, язык немеет от холода и тебе кажется, что наконец-то экспериментальным путём установлена надёжная доза холодного лакомства, помогающая откосить от школы из-за ангины. Для чего я это сделал? Не знаю. Может в “тоталитарном совке” уже тогда родители вырабатывали у своих чад смертонавыки, сопротивляясь бездушной пропаганде Любви и Верности. Секса же в СССР не было!
Зато теперь сплошной секс, свобода и соцсети. Неугодного можно свободно оскорбить, затравить или наоборот игнорировать и даже заблокировать! Тысячи лет цивилизации, основой которой является общение, миллионы примеров трагических ошибок из жизни и в искусстве из-за недопонимания, нежелания понимать другого человека. А между тем весь прогресс человечества заключён в “сетях для общения”, в которых люди так и не научились общаться. Другое дело “допотопные” реальные письма. Чтобы собственноручно написать на бумаге свои мысли требуется определённая смелость и даже физическая подготовка, особенно если передаёшь письмо лично.
Впрочем, не мне обличать пороки современной жизни. Странно только, что сердца современников гораздо больше трогают чувства незнакомых, часто даже выдуманных, и далёких во времени и пространстве существ чем судьба ближнего или даже близкого человека. Нельзя требовать у человеческого сердца больше чем оно способно дать. Какая-то во всём этом квантовая запутанность.
Вряд ли Лиза думала о таких социально-исторических предпосылках, когда утром передала мне очередную записку. Молча положила на стол передо мной и спокойно пошла дальше, как салфетку мимоходом в урну выкинула. Хотя, очевидно, она всё же очень серьёзно отнеслась к ней. По оформлению записка больше походила на официальное ходатайство или даже претензию. Шапка, подпись. Ага, без печати. Да и нотариального заверения нет. Забавно. Видимо придётся писать такой же “официальный” ответ.