Ну да ладно. Я о Бетховене ведь ни слова не говорил. Еще на ней было замшевое пальто, которое мы и сдали в гардероб.
Встретились, прошли в зал. Меценат мой не приехал: он в тот же день умотал в Америку.
«Хорошо, – подумал я, – пообщаюсь с девушкой один на один».
А когда увидел ее чистые, ясные, детские глаза, ее милую улыбку, подумал: «Дай Бог здоровья моему меценату, и счастливого ему пути».
Татьяна сказала, что уже была в этом ресторане. В прошлом году здесь праздновали ее день рождения. А недавно они здесь гуляли со съемочной группой. Она сказала, что ходит в рестораны редко, но любит сидеть в них подолгу, основательно.
Я-то по своему несносному характеру больше двух часов ни в одном ресторане высидеть не могу. Даже в таком красивом, как Дубовый зал Дома литераторов. Не могу долго усидеть на одном месте. А она, Татьяна, спокойная, медлительная.
А ведь мы с ней одного знака – Тельцы. Я-то, в общем, чихать хотел на все эти знаки, а она придавала им значение. Знала, какому знаку что соответствует.
Я под ее влиянием даже стал читать все эти гороскопы в газетах. И знаете, довольно часто совпадало. Ну, не тогда, когда какой-нибудь матерый человечище, какой-нибудь Глоба, говорит, что после 2010 года в России все будет хорошо. Тут расчет простой: либо осел, либо шах умрет.
Татьяна говорила, что Тельцы любят подчинять себе окружающих. А нас два Тельца, и оба любим подчинять себе. Это значит: ничего у нас хорошего не получится.
Мы обедали в ресторане Дома литераторов. К нам все время подходили мои знакомые и рассказывали о своих делах, шутили, острили. Даже те, кто никогда ко мне вот так запросто не подходил. Кивнули бы, и шли дальше. А сейчас они останавливались у стола и, как говорится, делились творческими планами. Я не предлагал им присесть с нами. И, постояв немного, они отходили. Исключение было сделано только для одного «маститого» письменника, да и то только потому, что мы регулярно встречались с ним в одной телепередаче и собеседовали в ней.
Образ у него серьезного такого «почвенника». С бородой. А на самом деле очень приличный человек.
Знал я его уже несколько лет, но и представить себе не мог, что он такой красноречивый, даже перед телекамерой он так не раскрывался. Такого за пятнадцать минут наговорил, хватило бы на три передачи.
– Все-таки красота – это страшная сила, – сказал я девушке после ухода «почвенника». – Мне приходится на пупе вертеться, чтобы кому-то понравиться, а вам достаточно просто сидеть и улыбаться.
Вот этот человек, «почвенник», несмотря на то что относится ко мне прилично, никогда больше пяти минут мне не уделял. Он раньше был большим начальником, и я ему был до лампочки. Но вот увидел вас, и так раскрылся – и умный, и остроумный. Красота – какое мощное оружие.
– Я знаю, – сказала она.
– Ну, и удалось вам этим оружием что-нибудь завоевать?
– Не могу ничем особенным похвалиться. У меня нет богатых поклонников. Нет, правда, есть один, тот, который готов фильм субсидировать.
– Пожилой?
– Нет, ему 35 лет. Деловой, богатый. Свой дом на Кипре, квартира в Нью-Йорке.
– А что он будет иметь с этого фильма?
– Не представляю. Реклама ему особенно не нужна. Наверняка он захочет вернуть свои деньги. Но прибыли большой ждать не приходится. Прокат забит американской макулатурой.
– Наверное, у него еще какой-то интерес?
– Да, он рассчитывает на меня.
В это время в ресторанный зал вошел известный артист. Он играл в фильмах то проницательных следователей, то американизированных бандитов, а то и героев-любовников. Шел он расхлябанной походкой уверенного в своей неотразимости человека, которого все, конечно же, узнают. Но в этом ресторане знаменитостей перебывало много, поэтому никто, кроме моей спутницы, на него внимания не обратил. Он величественно и непринужденно прошел в центр зала в сопровождении какого-то «нового русского». Он, видно, и будет оплачивать их обед. Артист шел, не поворачивая головы ни вправо, ни влево, но глазами следил за реакцией окружающих. Как только они сели позади меня, я сразу спиной почувствовал его взгляд на моей спутнице.
Она не обращала на артиста ни малейшего внимания. Но чувствовалось, что Татьяне неловко от бесцеремонных взглядов.
– С мужем я, наверное, все равно разойдусь, – вдруг промолвила она, помолчала и добавила: – Надоело. Девять лет.
– У вас плохие отношения?
– Особенно последний год. С одной стороны, он ревнует, готов закрыть меня дома и никуда не выпускать и в то же время абсолютно занят только собой. Он даже не разговаривает со мной. Звонит несколько раз в день, проверяет меня, а сам приезжает в 9-ю вечера. Мы редко куда-нибудь ходим. Вечером я могу быть либо в театре, на спектакле, либо дома. Все, больше нигде. Поэтому я, если и вырываюсь, то только днем.
– А друзья у вас есть?
– Это его друзья, с такими женами, как бы это сказать, с простыми. Друзья полные. Жены простые. Сами-то они ребята неплохие, но жены… Я эти разговоры о тряпках слышать не могу. У меня всего одна подруга, художник, ей одной я могу рассказать все.
– Ав отпуск вы ездите вместе?
– Он бы рад меня вывезти на дачу и чтобы я там сидела все лето безвыездно с ребенком.
– Может, у него сложности с деньгами?
– Нет, у него с деньгами сейчас все в порядке.
– Вы были за границей?
– Никогда в жизни, представляете. Он ездит в командировки, а я – никогда.
Мы уже все съели, выпили, пора было уходить, ей надо было домой не позже семи.
Я вышел из зала расплатиться. Вернулся я буквально через две минуты. Уходя, я уже знал, что произойдет. А когда вернулся, по ее лицу понял, что произошло. Она встала, мы пошли к выходу. Артист смотрел ей вслед тоскливо.
На выходе я спросил:
– Приставал?
– Вы видели, да? – удивилась она.
– Я почувствовал. Он просил телефон.
– Пытался.
– А что произошло?
– Когда вы вышли, он ведь до этого глаз с меня не сводил, а когда вы вышли, он поднял бокал за меня. Я кивнула. Неудобно было не реагировать. Он тут же вскочил, подбежал к нашему столу: «Оставьте хоть телефон».
– А вы?
– Я не ответила. За кого он меня принял? Он думает, что я вот так просто могу дать ему номер телефона?
– Вы ему кивнули, ему этого было достаточно, чтобы перейти к более активным действиям.
Честно скажу, я расстроился. Не потому, что она кивнула, а от липкости этого типа. Какой-то уличный приставала.
– Я уверена, – сказала она, – вы все это видели. Не может быть, чтобы так вот догадались.
А что тут было догадываться? Я слышал, что он сексуально озабоченный. Такая у него слава. Да и на лице у него это отпечаталось. Ясно было, что он обратит на нее внимание. И сел-то он напротив, хотя свободных мест было полно. И как только я вышел, он попытался познакомиться. И я когда-то знакомился на улице, в ресторанах, может, не так воровато, но знакомился.
Что же мне расстраиваться. Ведь это ему расстраиваться надо. Ему отказала. А потому огорчился, что уже начал строить воздушные замки. Она настолько хороша, что нельзя с ней просто так подойти и познакомиться. Забыл уже, что сам с ней познакомился именно так.
А что она должна была делать? Поджать губы и отвести глаза? Это я знаю, что он приставала. А для нее он – популярный артист. Вся страна его знает. Надо понять, что к ней будут приставать всегда. И встречные, и поперечные. Вопрос в том, как она будет реагировать. А ведь пристают только к тем, кто хочет, чтобы к ним приставали. К остальным если и пристают, то недолго.
Я повез ее домой.
– Я его раньше очень любила, – рассказывала Таня о муже. – Я была совсем молоденькой девчонкой, когда познакомилась с ним. В училище училась и комнату в Москве снимала. У меня был другой парень, а Сергей такой настойчивый оказался. Он от меня ни на шаг от отходил. Всюду ждал меня. Я могла уйти со своим парнем, а Сережа ждал.
Однажды у меня было свидание со своим парнем, и пришел Сережа. Он долго уговаривал меня. Я опоздала на час, и вот мы идем к метро, а тот парень стоит и ждет меня. Я готова была провалиться. Вот Сергей и добился своего, я вышла за него замуж. Жить было негде. Я и в училище чудом поступила. Из меня актриса в театре, наверное, не очень хорошая получается, у меня там всего две роли. А для кино я подхожу. В кино важны естественность, фактура. Я уже снималась, роли, правда, небольшие, но говорят, сыграны хорошо.
Мы случайно тогда квартиру нашли и поженились. Так все вначале хорошо было. Куда все потом подевалось? Он занимается только работой. Кажется, что он никого, кроме себя, не любит. Он для людей что-то делает, только когда они ему нужны. Однажды привез к нам домой своего друга с проституткой. Так ему друг нужен был в тот момент. А потом, когда использует, даже и не вспоминает о них. И ко мне, наверное, он относится так же. Я ему нужна была, он добивался. А теперь я нужна, только чтобы готовить, убираться, ребенка воспитывать. И еще чтобы все видели, что у него красивая жена. А где видеть-то? Мы же никуда не ходим. Вам это все неинтересно, да?
– Мне интересно.
– Первый год я его каждый вечер так ждала. Вот сидела и ждала. Может, потому из меня и актриса не очень-то получилась. Я заметила, что хорошие актрисы все свои эмоции на сцене проживают. Там все – и любовь, и счастье, и несчастье. Для жизни уже ничего не остается. А у меня все это происходит в жизни. Я его любила, а он ко мне относился как к мебели. Красивая, дорогая, но мебель. Я его, наверное, и сейчас еще люблю. Но все равно разведусь. Он меня однажды даже ударил. Представляешь? Вот тогда я и решила – разойдусь. И по сей день это во мне. И я от этого уже не смогу избавиться. Я его простила, но обиду не забыла.
– Так простила или нет?
– Простила, – упрямо повторила она. – Но не забыла.
Мы доехали до какого-то парка возле ее дома. Расставаться не хотелось.
– Мы можем пойти в лес? – попросил я. – Ненадолго?