Мы с ней иногда встречались, даже довольно часто, но заманить ее на госдачу мне не удавалось. А однажды вез ее к ней домой, заехал в аллею Сокольников, хотел поцеловать, она сказала:
– Нет, здесь может проехать муж, не могу.
Я не чувствовал, что ее ко мне сильно тянет. Обычно девушки, полюбившие меня, охотно шли на ласку, и скорее я отклонялся от этих ласк, так что меня обычно считали довольно холодным, а тут все поменялось.
И еще одно событие произошло. Радостное. В театре начались репетиции. И Татьяне наконец-то дали желанную роль.
Удача шла к ней. Я давно заметил, что, если я за кого-то болею, принимаю участие, удача идет в ту сторону. Тому человеку везет, будто я подпитываю этого человека энергией.
Подруга моя давнишняя, деловая женщина, жутко энергичная Лидия Манучеровна, говаривала: «У тебя такой поганый характер, что давно бы тебя послала, но, что с тобой ни начнешь делать, все получается».
Да, Татьяне-то я помогал, а сам тонул все больше и больше. Сорвался я на Кнышеве.
Она сказала, что ездила к нему договариваться, потом на съемку, потом за кассетами.
Потом так совпало, что времени у нее для меня стало не хватать.
Я затосковал. Я помню, как приехал на телевидение, искал ее. Не знал, где искать, но искал. Интуитивно шел по коридорам и так хотел увидеть ее. Стою у лифта на четвертом этаже. Вдруг открывается лифт, и она в нем одна.
– Я не знаю, – говорит она, – почему я нажала на этот этаж, мне ведь надо было на второй.
Я так обрадовался, что не мог скрыть своей радости.
А Татьяна говорит: «Мы начинаем новую передачу. Сейчас придут женщина-редактор и спонсор из Ростова».
Для меня времени не было. Я сказал, что подожду.
Я сидел в баре и ждал четыре часа. Я писал ей стихи. Честное слово, приличные стихи, можно было печатать.
Я ждал ее четыре часа. Никого и никогда я так не ждал.
Она пришла опустошенная. Видно было, что ей не до меня. Она прочла стихи. Сказала: «Такие хорошие, можно печатать», – но ей было не до меня.
Я отвез ее домой – по пути она вдруг сказала, что, наверное, все же любит мужа.
Он уехал в Голландию за машинами, и она вдруг поняла, что любит его. Она вдруг поняла, что любит его. Театр абсурда. А кроме того, ей придется поехать с режиссером в Ростов к спонсору. Ясно было, что спонсор положил на нее глаз, а без денег спонсора передача не получится.
Я понимал, что сильно проигрываю.
Невольно, не желая того, я стал искать виновника своего поражения. Естественно, я искал его не в себе, а в окружающих. Я решил, если он есть, я тут же уйду. Как бы я ни скучал по Татьяне, я бы перестал звонить. Пропал и пропал. Надо было уже сейчас, не находя виновника всех своих бед, перестать звонить. Нона это не было сил. Не хватало воли.
Кто ищет, тот всегда найдет. Я позвонил Кнышеву. Мы никогда не были друзьями. Но я к нему хорошо относился и с его стороны никакой неприязни не ощущал.
Я сказал ему все прямо. Сказал, что ревную к нему. Если у них что-то есть, я тут же ухожу.
Он откровенно сказал мне, что девушка Таня – удивительная и в другое время он с удовольствием за ней поухаживал бы, но сейчас ему не до нее. И в ответ рассказал о своих проблемах. Он влюблен был в какую-то женщину и надеялся, что это взаимно.
Так что Таня действительно приезжала за оставленными кассетами, и больше ничего.
Я ему поверил.
Вроде можно было бы и успокоиться. Но ничего не получалось.
В какой-то день я договорился встретиться с ней. Я хотел отвезти ее в Загорск. Почитал о Троице-Сергиевой лавре, чтобы рассказать Тане и показать эту красоту. Я-то в ней часто бывал. Хотелось поделиться. Я готовился к встрече как к экзамену.
Она пришла и сказала, что у нее сейчас будет монтаж, но его же не должно было быть! Мы же договорились!
– Внезапно дали монтажную.
Она увидела, как я расстроился, сказала: «Если хочешь, я откажусь от монтажной, и мы поедем».
Я сказал: «Не хочу, раз надо работать, иди».
Я задолго до майских праздников предлагал ей поехать в Кисловодск. Хотел показать ей этот замечательный город. Даже билеты взял на самолет. За неделю до отъезда она сказала, что поехать не сможет. Я сдал билеты.
Пятого мая у меня день рождения. Я договорился в трех местах. Ей на выбор. Вечером она со мной пойти в ресторан не могла. Но так хотелось провести хоть часть этого дня с ней, что я договорился. Во-первых, с одним своим приятелем – он предоставил мне свою шикарную квартиру.
В гостинице я договорился по поводу номера люкс. И мой директор освободил мне дачу – так они все ко мне нежно относились. Видно, видели, что я влюблен и мне очень нужно. Директор даже сказал:
– Хочешь, встречу ее?
Нет, этого я не хотел. Он же не знал, что она терпеть не может этих его дач.
Пятого мая я при полном параде в два часа дня – ведь вечером ей домой, к мужу и ребенку – стоял в полной боевой готовности в дурацком черном костюме при галстуке, в новой сорочке и вообще во всем новом. В день рождения обязательно в новом.
Стоял я у лифтов в «Останкино» и ждал Татьяну. До этого я уже слегка отметил свой день с телевизионщиками в чьем-то кабинете.
В два ее нет. В два пятнадцать тоже. Без пятнадцати три – ее все нет. А мимо все время проходят знакомые. Дима Крылов спросил:
– Что это ты так вырядился?
– Да так, – говорю, – надо же когда-то.
Еще кто-то спросил.
Я уже говорю:
– Нельзя прилично одеться, все спрашивают.
Сам в этом жениховском костюме. В руках сумки с едой, с шампанским. На квартиру с девушкой собрался. Дурак дураком.
В три я понял, что больше ждать не могу. Весь издергался. Побежал искать. В противоположное здание – прямиком в бар.
Сидят. Две какие-то женщины, мужик и она. Пьют кофе, что-то обсуждают. Хотел перевернуть столик. Подошел.
Она сказала спокойно:
– Подожди, пожалуйста, пять минут. Я сейчас.
Отошел. Сел за соседний столик. Сижу. Весь киплю. Переполнен обидой, гневом, негодованием и так далее. Пять минут показались вечностью.
Она подошла. Я сказал:
– Я жду уже час у лифтов. Я час стоял и ждал.
– А я думала, ты там, в кабинете у телевизионщиков, думала, освобожусь и приду.
Мы вышли из бара в безлюдный коридор.
Я сказал:
– Мы же договорились, что в два часа я буду ждать тебя у лифтов.
– А тут разговор серьезный, решается судьба передачи.
– Если ты задерживаешься, позвони или подойди к лифту, скажи, что встретимся позже.
– Я думала, ты там, в кабинете, с друзьями.
И тут я заорал. Я так орал, что она побледнела. Я видел, что она испугалась.
Я орал:
– Я что, скотина, которую можно лупить палкой, когда захочется? – Ну и так далее, и тому подобное.
Она испугалась, сжалась, сказала:
– Извини. Я пойду за сумкой. Подожди меня в машине. Пять минут.
Сижу в машине. Сижу и думаю: «Подняться наверх – три минуты, взять сумку еще две, спуститься и выйти ко мне еще три. Прошло уже пятнадцать, а ее нет».
Наконец-то она появляется:
– Я не долго?
– Не долго.
Мы едем. Меня зациклило. Я не могу остановиться:
– Мы же договорились – в два у лифта. Я стоял, а все проходили и видели, как я стою дурак дураком.
Я не выдерживаю, из глаз вдруг как у клоуна брызгают слезы.
Жалко себя стало. Она сидит и молчит. Еще раз извиняется.
Я не могу успокоиться. Она уже не спрашивает, куда мы едем. Она боится о чем-либо спросить. Я еду на дачу. Мы едем. Вот и домик. Спальня, гостиная, кухня.
Я раскладываю закуску. Открываю шампанское. Разливаю по бокалам.
Она говорит: «За твое здоровье».
Я выпиваю полный бокал, она едва пригубила. Она вообще почти не пьет.
Мы пошли в комнату, сели на диван. Я попытался поцеловать ее.
Она сказала: «Можно не сегодня? В другой раз».
Вот и все. Конечно, можно. Мы посидели за столом. Слегка выпили, что-то поклевали. Поехали. По дороге я ей купил цветы. Какую-то игрушку для ребенка. И вдруг я вспомнил – у меня сегодня день рождения.
Она сказала: «Извини, я тебе подарок купить не успела. Не было времени выбрать. А дарить лишь бы что – не хотелось».
Я отвез ее домой.
На следующий день я смотрел фильм Рязанова. Он пригласил меня на премьеру в Дом кино. Пустячок, а приятно. Он очень приличный и отзывчивый человек. Умница. И при этом нет слишком серьезного отношения к себе, с которого начинается, по словам Трифонова, деградация. Кино такое. Писатель влюбляется в кассиршу сберкассы. Она замужем за деловым. Писатель и кассирша полюбили друг друга. Деловой поджигает дверь квартиры писателя. А потом пытается убить и самого писателя. Писатель у нас с вами есть. Любимая женщина тоже, и крутой муж присутствует. Правда, ситуации разные. Но я, естественно, все перекладываю на себя.
Но там писателя любят, а здесь не очень.
Была некоторое время назад история, когда крутой муж был в командировке, а я наговорил чего-то лишнего на автоответчик и сильно волновался, чтобы крутой муж не услышал. Потому что он, по рассказам Татьяны, ревнив, во всех грехах ее подозревает, хотя и не очень обращает на нее внимание. Да как-то пронесло. То ли не записалось, то ли не прослушал.
Обиды мои копились, и я вдруг позвонил Татьяне и, нагрубив, швырнул трубку. Вроде бы и все.
На другой день позвонил мне приятель и пригласил на какую-то тусовку «Бизнес плюс культура».
Все происходило на даче Горбачева. Кого только не было. Как говорится, «крутая тусовка». Выступали наши певцы, поющие в театрах Европы. Фуршет. Артисты. Танцы. Какая-то симпатичная девица, лет восемнадцати, пригласила меня танцевать. Я ей был за это чрезвычайно благодарен. Сказал: «Вы своим приглашением помогли мне в непростое для меня время. Если я еще нравлюсь восемнадцатилетним, значит, не все еще потеряно».
К концу вечера я напился. И помню только, что дарил свою книгу главе администрации Филатову.
До 13 мая я держался. А 13-го у Тани был день рождения. Мы же оба Тельцы. Позвонил ей, извинился за грубость, поздравил.