Эми не рассказывала мне о причине их первого расставания с Блейком тем летом, но Митчелл точно был в курсе. Их отношения с самого начала приняли разрушительный поворот, так что Блейк вернулся к своей бывшей. В итоге в ситуацию пришлось вмешаться Нику Годвину и Митчеллу.
В то же время Эми должна была отправиться в Нью-Йорк для работы с продюсером Марком Ронсоном. Она не была с ним знакома и отказалась ехать. Вместо этого она позвонила Нику Шимански и попросила его приехать к ней домой. Когда он вошел, то застал Эми в жутком состоянии. Она была пьяна, выглядела неряшливо и рыдала так, что Ник позвонил Нику Годвину – он тоже подъехал в квартиру. Они оба пыталась утешить Эми – никто из них еще никогда не видел ее в настолько ужасном состоянии.
Как бы эгоистично ни прозвучало, но я рада, что не застала этого. Я бы не справилась. Поэтому Ники позвонил Митчеллу с просьбой приехать. Квартира Эми была похожа на свалку. Митчелл забрал ее в свой дом в Кенте на пару дней, а оба Ника сели решать, нужно ли отправить ее на лечение. Алкоголь становился серьезной проблемой. Было решено отправить Эми в клинику под Сурреем после выходных. Так и произошло.
Сначала она сопротивлялась этому решению, но в конце концов согласилась. Но только пока не приехала туда. От места разило авторитарностью. Она начала понимать, что будет лечиться на чужих условиях, и отказывалась признавать свои проблемы (как и большинство зависимых). Эми знала, что склонна к зависимостям, в чем не раз мне признавалась. Но свой алкоголизм она считала последствием расставания с Блейком и была уверена, что скоро ее отпустит.
Ее версия случившегося навсегда останется в тексте песни «Rehab». Не успели Ники высадить ее у клиники, как она тут же им отзвонилась. «Все, сходила», – сказала она, вынудив их отвезти ее обратно в Лондон. Она пробыла у врача 15 минут и решила, что это место не для нее. «Врач просто хотел поболтать о себе. Это у него проблемы», – сказала она мне позже.
Не знаю, как эта ситуация повлияла на ее решение, но в декабре Эми и Brilliant 19 расторгли контракт (хоть и на хорошей ноте). Эми провела под крылом компании на полгода дольше отведенного срока – теперь ей было 22, и она могла сама решать, кто будет представлять ее интересы.
Несколько лет Ник Годвин наблюдал, как Эми вырастала из наивной девочки-подростка, дергающей гитарные струны в их первую встречу. Теперь она стремилась к чему-то иному, хотя еще сама не знала, к чему именно. Ее творческий блок спал, когда она приехала в Нью-Йорк к Марку Ронсону.
Я считаю Марка вторым братом Эми. Он тотально отличался от ее ожиданий. «Наверное, это какой-нибудь старый бородатый еврей», – говорила она, даже не представляя молодого модного диджея и продюсера. Как и с Салаамом Реми, Эми быстро нашла общий язык с Марком. У них было много общего. Марк был уроженцем Лондона и понимал глубокую связь между еврейской и черной музыкой – соулом, хип-хопом и джазом, которые любила Эми. Он также хорошо понял и помог Эми перенести всю ее боль в песни. По натуре Марк застенчивый и вежливый – благодаря этому ему удалось мягко направить Эми в нужное русло, позволив ей раскрыть весь потенциал. Они написали Back To Black за три недели той поездки.
Но без менеджмента за спиной Эми находилась в подвешенном состоянии. Я знаю, что она предлагала Нику Шимански уйти за ней из Brilliant 19. Но, по его словам, он был слишком молод и неопытен. Наверняка он также понял, что с Эми очень непросто. И ее свели с Реем Косбертом.
Рей не был менеджером – он работал промоутером в Metropolis Music и уже участвовал в продвижении некоторых выступлений Эми. Я пару раз видела его за кулисами – трудно не заметить его дреды и 180 сантиметров роста. Как и Эми, он очень любил музыку. Рей возлагал большие надежды на их сотрудничество, и ей это нравилось. Frank не выпустили в Штатах (Эми это огорчало), но Рей был уверен: ее следующая пластинка взорвет американский рынок. Отказ от выпуска Frank в США был мудрым и расчетливым решением. Не многие артисты преуспевают в Америке, и Эми понимала, что у нее только один шанс.
Я опасалась, что, несмотря на огромные амбиции, Эми так и не выросла морально. Казалось, ее талант шел дальше нее самой и она перескочила важный этап становления личности. На каждом выступлении она искала меня среди аудитории. «Там моя мамочка. Я вижу мамочку!» – говорила она толпе, словно пытаясь выстроить невидимый мост между нами и иллюзорным миром славы. Она как будто одновременно радовалась и пугалась оттого, как быстро меняется ее жизнь.
Митчелл присоединился к ее менеджменту, я была довольна этим решением. Учитывая мой рассеянный склероз, я бы не смогла управиться с Эми. Да и вообще, что я знала о музыкальном бизнесе? Эми тоже не хотела моего участия. Мне кажется, я бы не вписалась в эту индустрию – не люблю все эти фальшивые улыбки и рукопожатия. Я всегда очень гордилась Эми, но никогда не хотела быть частью мира развлечений, в отличие от Митчелла. Я была фармацевтом, бога ради, и ее мамой.
Тем не менее я всегда интересовалась ее делами и хотела поскорее услышать новый альбом, о котором она постоянно рассказывала. Я не сомневалась: Эми знает, какой должна быть ее пластинка, и получит желаемое. Так уже было с Frank. Как обычно, она до последнего держала детали в секрете.
Между записями в Нью-Йорке с Марком и в Майами с Салаамом Эми, Синтия, сестра Митчелла Мелоди и ее муж Эллиотт поехали в отпуск в Израиль. Синтия никогда не была в Израиле и понимала, что это – ее последний шанс: она уже дышала с помощью специального аппарата. Я рада, что Эми и Синтии все же удалось провести время вместе, потому что 5 мая 2006 года Синтия умерла.
Мы с Тони были в Италии, так что я не смогла находиться у ее постели. Но когда я узнала, что Синтию положили в госпиталь Барнет, то постоянно звонила и спрашивала о ее самочувствии. Синтия дала четкие указания по своим похоронам. Она ужасно боялась погребения, так что, вопреки еврейской традиции, была кремирована на кладбище Хуп Лэйн в Голдерс-Грин. Синтия также попросила, чтобы ее прах развеяли между 12 деревьями в лесах на севере Лондона.
Никто из нашей семьи не мог даже представить, что спустя пять лет мы будем вносить гроб Эми в эту же самую часовню. Позже мы решим, что Синтии будет лучше рядом с Эми, и теперь они вместе покоятся на кладбище Эджвербери: бабушка и внучка снова вместе. К сожалению, они обе ушли слишком рано.
На похоронах Синтии Эми сидела рядом с Митчеллом и Алексом и плакала, плакала, плакала. Она была безутешна. Помню, как она обнимала меня с размазанной по лицу тушью. Я также запомнила, что она была не в черном; Эми явилась в облегающем леопардовом платье, которое бы оценила Синтия. Она всегда носила очень яркие цвета.
А вот что Синтия бы точно не оценила, так это татуировку Эми, которую она набила на правом плече. Должна признаться, мне ее татуировки тоже не нравились. Она сделала первую татуировку в 15 лет – маленькую Бетти Буп на копчике – и постоянно пополняла коллекцию. «Так вот кто виноват!» – год назад пошутила я при встрече с тату-мастером Генри Хейтом, создавшим большинство эскизов. Вообще-то, Генри был противоположностью своего имени. Именно в его салоне в Шордиче Эми набила себе фигуру бабушки. Это обошлось ей в 120 фунтов. Через две недели она вернулась за надписью «Синтия» и двумя сердечками.
Эми потеряла свой телефон, так что первым делом без разрешения взяла мобильник Генри. А потом достала одну из книг с полки салона и стала вырывать страницы, которые ей нравились. Книга называлась «1000 Pin Up Girls» – она искала девушку, похожую на Синтию. «У нее была фигура, как у Софи Лорен, – сказала она Генри. – Соблазнительной и игривой». В конце концов она выбрала фотографию. Генри хотел добавить к ней пару авторских штрихов, но Эми его остановила. «Мне не нужны твои рисовашки, я хочу именно это», – сказала она, ткнув в страницу пальцем. На ней была черно-белая фотография модели 1950-х Марж под названием «Любимица заголовков». Фигуристая девушка улыбалась и была одета в черные чулки, шорты с высокой талией и подвязанную рубашку с принтом газетных страниц. Прямо как платье от Moschino, которое в том же году Эми наденет на шоу Джулса Холланда. Реклама рядом с Марж гласила: «Разбирайте свои утренние газеты, ребятки, новости на любой вкус! Вихрю пред вашими глазами вы обязаны милашке Марж Уилсон – скромные 162 см, звездочка из Питтсбурга, Пенсильвания».
Видимо, не только Синтия могла предвидеть будущее.
Глава 8. Одеваясь по последней моде
В середине мая 2006 года, почти сразу после кончины Синтии, Уайнхаусы собирались на свадьбу. Сестра моего друга Фила Хиллари, с которой мы часто ходили на Еврейские вечера для одиночек, выходила замуж в Уитстоуне на севере Лондона. По такому замечательному поводу Фил с семьей прилетели аж из Нью-Йорка, ведь Хиллари было 60 лет, и этот брак был для нее первым – женихом стал итальянец по имени Клаудио, которого она встретила на занятиях сальсой.
Эми привела своего тогдашнего бойфренда – милого парня по имени Алекс Клэр, – но все время находилась возле меня, не желая общаться с остальными гостями. Такое поведение было для нее неестественным, ведь Эми обожала семейные сборища. «Все в порядке, Эми?» – постоянно уточняла я. Я знала, что она очень тяжело переживает смерть Синтии, в самые тяжелые моменты всегда прячет свои настоящие эмоции внутри. Снова и снова она твердила, что с ней все нормально, и даже выступила тем вечером. Но чуть позже, когда она ушла, несколько гостей отвели меня в сторону и сообщили, что Эми тошнило в туалете. И я снова погрузилась в переживания.
На протяжении всей ее жизни Эми никогда официально не диагностировали булимию. Я была в курсе ухудшающейся проблемы, потому что Эми сильно похудела – при каждой встрече с ней я отмечала худобу ее рук и ног. Эми не желала обсуждать со мной свой вес. «У меня все под контролем, мамочка, не волнуйся», – говорила она. Я вновь было хотела замять неудобную проблему, но вспомнила разговор с Эми, состоявшийся в квартире на Леопольд-роуд вскоре после ее переезда из дома.