— Нет, Эбигейл, разумный человек, после того как запер дверь, непременно бы позвонил в полицию.
— Нет, я не согласна. Прости, что рассердила тебя, но ты не прав. Ведь они уехали. — Эбигейл решила не злить Брукса еще больше и не стала рассказывать, как намеревалась выйти к незваным гостям с оружием в руках, если те не покинут ее дом через две минуты. — Послушай, Брукс, я была вооружена, и Берт находился рядом, так что мне ничто не угрожало. И вообще, Блейк так разволновался, что, если бы они не уехали, думаю, пришлось бы вызывать не только полицию, но и карету «Скорой помощи».
— Будешь подавать на него в суд?
— Нет. Почему ты на меня сердишься? Не надо. Я поступила так, как сочла нужным в тот момент и при сложившихся обстоятельствах. И если уязвлено твое самолюбие, потому что я не позвала на помощь…
— Есть немного. Да, самолюбие. Не стану отрицать, на душе спокойнее, когда знаешь, что рядом находится женщина, способная себя защитить. Только я хорошо знаю Блейка. Он пытался тебя шантажировать и угрожал.
— Да, пытался, но потерпел неудачу.
— Достаточно и попытки. А еще он хотел тебя подкупить.
— А я объяснила, что попытка подкупа свидетеля сама по себе расценивается как уголовное преступление.
— Кто бы сомневался в твоих способностях… — Брукс потеребил руками волосы и снова сел. — Ты не знаешь этого негодяя, не понимаешь, какого страшного врага нажила себе сегодня. А враг теперь у тебя точно есть, уж поверь мне.
— Я все прекрасно понимаю, — спокойно возразила Эбигейл. — Но в том, что он стал врагом, нет ни моей вины, ни твоей.
— Ты права, только от этого не легче.
— Ты собираешься устроить ему очную ставку?
— Да, черт возьми.
— Но это еще больше разожжет вражду, верно?
— Возможно. Только если Блейку спустить это с рук, он решит, что мы струсили. Снова явится сюда, решит, что ты ничего мне не рассказала и выманиваешь у него более крупную сумму.
— По-моему, я четко обрисовала свою точку зрения.
— Если бы ты осознавала, с кем имеешь дело, то давно бы поняла, что ему на твое мнение наплевать.
Конечно, Эбигейл понимала.
— Ты прав, Брукс, но из личных соображений для меня было очень важно четко обозначить свою позицию.
— Ладно, дело сделано. Только прошу, если он снова сюда явится, не вздумай открыть дверь и немедленно звони мне.
— То есть подчинить мое эго твоему?
— Да нет же! А может, и так. Я не силен в психологии, и мне наплевать, что там говорится.
— Что ж, у нас появится еще одна тема для разговора, — улыбнулась Эбигейл.
Брукс сердито засопел, и Эбигейл поняла, что еще чуть-чуть, и он взорвется.
— Я тебя предупреждаю, потому что если Блейк тут снова появится, то только чтобы продолжить шантаж и угрозы. А я хочу, чтобы он понял: любая попытка оказать давление на тебя или кого-либо еще будет пресечена с помощью самых жестких мер. С той же просьбой я обратился к Рассу, его жене и родителям и попросил своих помощников предупредить семьи.
— Понятно, — кивнула Эбигейл, чувствуя, как раздражение постепенно проходит.
— Блейк в ярости. Его деньги и высокое положение на сей раз не срабатывают. Сынок сидит за решеткой и, вполне вероятно, проведет там достаточно долгий срок.
— Блейк любит сына.
— Честно говоря, об этом не берусь судить. Знаю точно, что здесь большую роль играет его эго, его самолюбие. Никто не смеет сажать его сыночка в тюрьму и марать имя Блейков. И Блейк пойдет на все, чтобы добиться своей цели. Если для этого понадобится надавить на тебя, не сомневайся, он сделает это без колебаний.
— А я его не боюсь, и знаешь, для меня это тоже очень важно.
— Вижу. И сам не хочу, чтобы ты испытывала страх. Хочу только одного: если Блейк попытается заговорить с тобой на улице или попробует связаться с тобой иным путем, лично или через посредников, немедленно сообщи мне. Ты — свидетель и находишься под моей защитой.
— Никогда не говори так. — Сердце Эбигейл в буквальном смысле было готово выскочить из груди. — Не хочу находиться под чьей-либо защитой.
— Но это так.
— Нет, нет и нет. — Панический страх, удушливый и липкий, рвался наружу. — Я тут же позвоню, если Блейк явится сюда, потому что у него нет морального права оказывать на меня давление и подталкивать к даче ложных показаний. Противозаконно пытаться меня подкупить с этой же целью. Но я не нуждаюсь ни в чьей защите.
— Ну-ну, успокойся.
— Я сама отвечаю за свои решения и не смогу дальше оставаться с тобой, если ты этого не понимаешь и не можешь принять. Запомни: я сама за себя в ответе.
Эбигейл отступала на пару шагов, а Берт стал впереди, словно защищая хозяйку.
— Послушай, Эбигейл, никто не сомневается в твоих способностях. Да, ты можешь о себе позаботиться и найти выход из трудного положения. Но пойми и ты: служебный долг обязывает меня защищать всех жителей на вверенной мне территории, включая тебя. Нехорошо спекулировать моими чувствами к тебе и использовать их в качестве оружия, чтобы в очередной раз настоять на своем.
— Я не спекулирую.
— Черт возьми, а как еще это назвать?
— Нет… — Эбигейл на мгновение замолчала, стараясь найти разумный ответ: — Я не то хотела сказать, прости.
— К черту извинения! Не смей играть моими чувствами и размахивать ими как кувалдой!
— Ты сердишься. Но я не хотела тебя обидеть. Просто не знаю, как себя вести в подобных ситуациях. Никогда прежде с ними не сталкивалась, вот и не понимаю, как следует поступить, что сказать и какие подобрать слова. Не хочу, чтобы ты взваливал на свои плечи ответственность за меня. Не знаю, как лучше объяснить, а только такое отношение ставит меня в ужасно неловкое положение.
— А ты попробуй. Может, я и пойму.
— Ты устал и не в духе, да и ужин уже остыл. — Эбигейл, злясь на себя, не смогла сдержать хлынувшие из глаз слезы. — Я не думала, что так получится, и не предполагала, что тебя расстроит визит Блейка. Я все делаю неправильно, а как нужно — не знаю. И плакать не хотела, ведь ты решишь, что и слезы я использую как оружие, но это неправда.
— Конечно, неправда.
— Пойду разогрею ужин.
— Вот и хорошо. — Брукс достал из стола вилку и снова сел. — Хорошо, — повторил он, пытаясь насадить на вилку китайскую еду.
— Лучше пользоваться палочками.
— Никогда не пробовал.
— Я научу.
— Как-нибудь в другой раз, а сейчас садись и ешь.
— Ты все еще сердишься. Слезы тебя раздражают, а значит, они и правда оружие.
— Да, я страшно зол и раздражен, потому что ты плачешь и переживаешь о том, чего не хочешь мне рассказать, или вбила себе в голову, что не можешь этого сделать. А еще потому, что люблю тебя.
Слезы, которые с таким трудом удалось унять, хлынули с новой силой. Задыхаясь от рыданий, Эбигейл бросилась к двери и, повозившись некоторое время с замками, выбежала на улицу.
— Эбигейл!
— Не надо, не ходи за мной! Мне надо остаться одной, все обдумать и успокоиться. Тебе лучше уехать и подождать, когда я смогу рассуждать здраво.
— Неужели думаешь, я оставлю тебя в таком состоянии? Когда ты вся на нервах? Говорю же, что люблю тебя и не хочу причинять боль. А получилось, разбил тебе сердце.
Прижав сжатую в кулак руку к сердцу, Эбигейл посмотрела на Брукса полными слез глазами:
— Никто прежде не говорил мне таких слов. Никто и никогда.
— Обещаю повторять их каждый день.
— Нет, не надо обещаний. Не могу разобраться в своих чувствах. Откуда мне знать, может, эти слова — просто пустой звук? От них кружится голова, но как приятно слышать их от тебя и понимать, что ты говоришь от души! Или это только видимость? Как же разобраться?
— Однажды ты научишься мне доверять и тогда поймешь, что я говорю искренне.
— Как же мне этого хочется… — Эбигейл по-прежнему прижимала руку к сердцу, будто боялась, что, если разожмет пальцы, оно вырвется наружу. — Это желание настолько сильно, что я больше не вынесу этой пытки.
— Тогда осуществи его. Это совсем нетрудно.
— Нет, ты не понимаешь. Это было бы нечестно по отношению к тебе.
— Эбигейл, о чем ты?
— И имя это не мое! — Прижав руку к губам, она снова разрыдалась, а Брукс просто подошел и стал утирать слезы.
— Я знаю.
— Откуда? — Лицо Эбигейл покрыла мертвенная бледность, заплетающимися ногами она сделала несколько шагов и уцепилась в перила крыльца.
— Ты пытаешься от чего-то убежать и спрятаться. Или от кого-то? И ты слишком умна, чтобы не изменить при этом свое имя. Мне нравится «Эбигейл», но разве в имени дело? Я все ждал, когда ты станешь мне доверять и назовешь свое настоящее имя. Похоже, этот момент настал.
— Кроме тебя кто-то знает?
— Ты насмерть перепугалась, и мне это не нравится. С какой стати об этом должен знать кто-то еще? Разве у тебя с кем-нибудь были такие отношения, как со мной?
— Нет, никогда.
— Тогда послушай, что я скажу. И не отворачивайся, смотри в глаза.
— Хорошо.
— Так вот, знай: я никогда тебя не предам. И ты должна мне верить. Ну а теперь попробую объяснить еще раз. Я люблю тебя. — Брукс обнял Эбигейл и держал в объятиях, пока она не перестала дрожать всем телом. — Ну вот, лиха беда начало. И ты меня любишь. Я же вижу и чувствую. Так почему не признаться в этом?
— Не знаю. Не умею.
— А ты попробуй и посмотри, что почувствуешь. Я не буду принуждать.
— Я… я люблю тебя, Брукс. О господи! — Она закрыла глаза. — Кажется, это правда.
— Повтори еще раз и поцелуй меня.
— Люблю тебя, — выдохнула Эбигейл. Изголодавшись по этому чувству, она принимала его как бесценный светлый дар. Любовь. Быть любимой и дарить любовь.
Эбигейл не верила в любовь, не верила в чудеса.
И вот чудо свершилось — любовь пришла.
— И что теперь делать?
— Ничего. Нам и так хорошо.
Эбигейл вздохнула полной грудью. И дышалось теперь по-другому, гораздо свободнее и легче.
— Пойду разогрею наконец ужин. Хочу поужинать вместе с тобой и научить тебя есть палочками. Можно? Можно оставить все как есть, хотя бы на короткое время?