расслабьтесь, – смело встревает Винс. Требуются стальные яйца, чтобы произнести слово на букву «р» рядом с двумя женщинами, которые вместе могут сказать «не в этой жизни, приятель», но мой муж делает это ненавязчиво. – Вы слишком себя накручиваете. Просто идите и скажите Бретт, что рады за нее, и дело с концом.
Не дожидаясь моего ответа, Винс стягивает футболку и надевает верх от пижамы. Вижу, даже тренеру третьего уровня в Equinox не удалось сладить с животом Винса. Но Джейсон все равно что-то одобрительно бормочет, эти губы в форме сердца и волевой подбородок со щетиной все компенсируют.
Когда я только положила глаз на Винса, он работал барменом на мероприятии, устроенном в честь женского бритвенного станка. Моя подруга по колледжу работала на рекламную компанию, представляющую Gillette, и привела меня с собой. Мероприятие проводилось на складе без окон в попсовом районе, и я точно помню, во что была одета: платье с запахом от Diane von Furstenberg и босоножки из лаковой кожи Manolo Blahniks. Мне было двадцать шесть, ему двадцать четыре, два года разницы.
Винс был начинающим актером, самым большим успехом которого на тот момент значились съемки в рекламе Hellmann’s, где он вгрызается в сэндвич. Его темные волосы падали на светлые глаза всякий раз, как он смотрел вниз, чтобы приготовить свежую порцию фирменного коктейля мероприятия («Волосатый пупок» – ха-ха), и каждая женщина в помещении представляла себе, как он смотрелся бы на нее сверху с этими своими волосами, падающими на глаза. У меня до сих пор слабеют колени при воспоминании, как в конце вечера он поманил меня к себе, чтобы прокричать на ухо (на складе без окон акустика была ужасной):
– Твой бойфренд идиот.
Я подыграла ему, изобразив сомнение.
– Но он окончил юридический в Гарварде и был в списке лучших. – Ничего мой парень не оканчивал. У меня вообще не было парня.
– Не может быть, – возразил Винс, протирая мокрый бокал полотенцем. – Потому что умный парень даже на минуту не упустил бы тебя из виду.
Я закатила глаза, но внутри прыгала вверх-вниз и кричала: «Не останавливайся! Продолжай пытаться!»
– Серьезно, – таки продолжил Винс, перекинув полотенце через плечо и замерев, чтобы окинуть меня взглядом. – Ты безумно красивая.
Знаете, что мне хотелось сказать в тот момент? «Я знаю!» Меня всю жизнь осыпали вот такими сомнительными комплиментами. «У нее красивая улыбка», – услышала я от маминой подруги, когда мне было одиннадцать. Что значит красивая улыбка? У Гитлера была красивая улыбка? Иногда девочки в школе положительно отзывались о моей коже, которой никогда не захотели бы обменяться со мной, – о том, как мне повезло, что не надо беспокоиться о «загаре». И парни идеализировали меня, с таким похотливым рвением говоря о моей сексуальности, что хотелось пойти домой и принять душ. Я смотрела на себя в зеркало, недоумевая, как никто больше этого не видит? У меня была не просто красивая улыбка или хорошая кожа. Я не сексуальная. Я красивая. Безумно красивая.
То, что я признаю себя красивой – и талантливой, могу добавить, – не идет вразрез с моими глубоко спрятанными комплексами. Если уж начистоту, идти по жизни незамеченной – соль на рану. Но на пять минут во вторник вечером, на том складе без окон в популярном районе, меня увидел тот, кто сам был безумно красив, и только это имело значение. Потому что когда мы шли по улицам, держась за руки, то Винс был моим проводником. «О, – думали люди, после оценки привлекательности Винса переключаясь на меня. – Он выбрал ее. Наверное, она тоже красивая. Хотя, если присмотреться – вау! – она такая красивая». Вот почему я выбрала Винса.
Следует отметить, что сначала у нас все шло хорошо. В Новый год нас сфотографировали целующимися в пьяной толпе, мы не знали, что камера смотрела на нас (вот это были деньки, да?). Винс обхватил мое лицо руками и прикусил нижнюю губу зубами. Страсть исказила наши лица, мы выглядели измученными и лишенными базовых человеческих потребностей. «О боже!» – воскликнула я, захлопывая ноутбук и прикрывая лицо от разочарования, когда увидела фотографию в Фейсбуке. Что-то такое личное и первобытное не стоит выставлять на всеобщее обозрение.
Секс был без выкрутасов, регулярный и бурный. Отчего реальность, в которой у нас ничего сейчас нет – по крайней мере, друг с другом, – кажется жалкой. Знаете, как редко этим занимаются пары, если у них умирает ребенок? Это просто ужасное напоминание о потерянной жизни, чтобы остаться с человеком, который помог его создать. Секс – это мертвый ребенок в нашем браке. Мое сердце разрывается на части, когда я смотрю на Винса и вспоминаю, что потеряла. Нам не избежать супружеского проклятия реалити-шоу. Единственный вопрос – когда это произойдет. Когда?
– Ты хорошая подруга, Гринберг, раз пришла сюда и рассказала нам все, – замечает Винс, вставая передо мной и нанося гель на свои густые волнистые волосы. На некоторое время, пока плоская задница Винса оказывается у моего лица, я хотя бы избавлена от лицезрения своего горя в зеркале.
Неважно, что говорят, я знаю, что когда-то Винс любил меня – до того как я стала богатой и знаменитой. Я умру, зная, что кто-то видел настоящую меня и не отвернулся от отвращения. Не думаю, что Бретт может похвастаться тем же.
Двери на нижнюю террасу пентхауса распахнуты, июньская ночь напоминает ванну, в которой просыпаешься, радуясь, что не утонул. Фонари освещают увитые глицинией беседки, и в дровяном камине запекается раскатанное руками тесто из Franny’s. Хорошая могла быть сцена, подпиши отель Гринвич нужное разрешение и не сбеги работники Franny’s, узнав, что их фирменную пиццу придется готовить в обычной духовке. В результате мы находимся в золотом баре четырехзвездочного отеля в мидтауне, где через каждые семь шагов в наши лица пихают подносы с пересоленным тартаром из тунца.
Мы с Джен скромно комментируем оформление, потому что на нас микрофоны, и камеры запишут аудио, даже если объектив не направлен на нас. «Очень мило», – говорит Джен, наполовину улыбаясь, наполовину кривясь. Мой взнос: «Я никогда не бывала в этой части города».
Natural Selection, нанятая телесетью продюсерская компания, выделяет три команды, которые кружат вокруг нас пятерых в «домашних условиях», но на общей сходке задействована вся съемочная группа. На небольшой цементной террасе, по диагонали от третьего бара, разместились две команды. Из-за оператора, гафера, осветителя и Лизы они кажутся одним большим передвижным инопланетянином, преследующим свою цель светом прожектора.
Лиза замечает меня и поднимает руку, разгоняя воздух короткими бурными взмахами.
Я останавливаюсь перед нашим исполнительным продюсером, и она с прищуром смотрит на меня, дергая помощницу за край палантина.
– Может, нам?..
Она тянется промокнуть мои губы палантином, который все еще накинут на вытаращившую глаза помощницу. Но я уворачиваюсь до того, как она ко мне прикоснется. Лизе и Джессе не нравится, что я так сильно крашусь.
– И что меня тут ждет? – Заглядываю за ее спину и с облегчением вижу, что в кадре лишь Лорен.
– Лорен тщетно пытается убедить нас, что не пьет, – отвечает Лиза.
Рядом со мной фыркает Винс, промакивающий матирующими салфетками лоб.
– Сколько бокалов Prosecco она пронесла в ванную? – спрашивает Лиза помощницу, которая с осторожностью оборачивает палантин вокруг шеи.
– Четыре? – выдвигает предположение та.
Лиза растопыривает четыре пальца в сантиметрах от моего лица. Я спокойно опускаю ее руку.
– Четыре бокала. Я поняла.
– Не стесняйся раскрыть ее игру. – Она заводит руку мне за спину и похлопывает по микрофону между лопаток. – Отлично.
– А Бретт?.. – Снимаю с плеча Винса невидимую пушинку, как бы говоря: «Я спрашиваю про Бретт, но больше беспокоюсь о том, чтобы подготовить к съемке мужа». В каком-то извращенном смысле мне не терпится увидеть бывшую лучшую подругу, особенно при нынешних обстоятельствах. Как преступник, находящий причины вернуться на место преступления. Я не понимаю психологию этого и не являюсь преступницей, но могу сказать, что хочу извлечь пользу из встречи с Бретт. Хочу услышать от нее, что я вправе пытаться настроить против нее женщин. Она нашла способ сохранить значимость для проекта, сделав предложение девушке, с которой знакома пять минут, и я понимаю, сработал инстинкт самосохранения. Но так как я повязана с ней, то заслуживаю хотя бы услышать это из ее уст. Она знает, что сделала.
Лиза хитро улыбается мне.
– О, Бретт где-то здесь. – Она легонько подталкивает меня. – Не волнуйся, мы найдем тебя, – добавляет после мне на ухо. Винс тоже собирается сделать шаг, но Лиза выставляет руку перед его грудью, словно защитная дуга во время поездки на аттракционе. – Не сейчас, мой голодный бегемотик.
Красивый маленький рот Винса открывается. Он пропустил жирное пятнышко между бровей.
– Как угодно, Лиза, – бормочет он и окидывает взглядом комнату, пытаясь решить, что делать дальше. – Возьму себе выпить, – сообщает он мне и расстегивает еще одну пуговицу на пижаме, чтобы произвести впечатление на собравшихся здесь женщин.
– Я буду водку с тоником! – кричит ему вслед Лиза. – Иди, – шепчет следом мне на ухо, в этот раз подтолкнув сильнее. – Четыре бокала Prosecco. Поблагодаришь меня позже.
Лорен вырядилась в кружевное бюстье, спортивные штаны, закатанные на бедрах, и розовые пушистые тапочки. Она подает безнадежно остывшие закуски и вздыхает, когда видит клетчатую простоту Джен.
– О, Гринберг.
– Мне комфортно, – парирует Джен.
– Комфорт тебя не трахнет, – говорит Лорен с рвением человека, который слишком много выпил, чтобы насладиться сексом. – Комфорт не затащит тебя на того дебила.
Что-то она перегибает палку. Очевидно, Лорен сама это понимает и смеется, делая вид, что шутит. Во мне бурлит адреналин, волосы на руках встают дыбом. С помолвкой Бретт и внезапным согласием Джен с ней сниматься, комментарием Лизы, что смогу поблагодарить ее позже, не нужно быть именитым ветераном реалити-шоу, чтобы предсказать, чем все это обернется.