Высота моего голоса прямо поражает окружающих, мне протягивают компактную камеру со стоп-кадром группы облаков, что в тот день низко висели над Марокко. Джесси предложила мне пересмотреть ролик с несчастным случаем, восстановить в памяти перед тем, как обсудим его. Бретт предупреждала о чем-то подобном перед смертью – что исповедальные интервью могут быть физически утомительными. И его мы снимаем последним, но говорим о несчастном случае в настоящем, чтобы сложить историю, которую сочинили продюсеры. Еще Бретт сказала, продюсеры любят задавать вопросы о тех женщинах, которых ты считаешь подругами, чтобы заставить тебя в них усомниться. Иногда даже будут показывать видео, в котором твоя «подруга» бросает на тебя тень, чтобы ты разозлилась и ответила тем же. Но я не слышала, чтобы кому-то приходилось просматривать съемку женщины, которая пытается убить себя, но передумывает и вместо этого переключается на невинного ребенка. Уверена, это впервые для всех участников.
Я пришла к выводу, что «несчастный случай» – как сообщили в прессе и как мы продолжаем это называть – был у Стефани первой попыткой самоубийства, которая провалилась. У меня появились такие подозрения, когда мы вернулись домой и я узнала, что столкновение случилось в один день с выходом отчета The Smoking Gun. Я, как прилежный студент, часами изучала самоубийства через вождение и семейные истории самоубийц. Из мемуаров Стефани – из правдивой части, – я знала, что ее биологическая мать покончила жизнь самоубийством через передозировку. Исследования показывают, что человек склонен к самоубийству, если такое уже случалось с членом его семьи. Затем я наткнулась на другое исследование, показывающее процентную долю автомобильных смертельных случаев, из которых от 1,6 до 5 процентов – суицидные. Точное число рассчитать невозможно, потому что невозможно определить намерение, что является ключевым фактором для тех, кто решил выбрать этот путь. Люди хотят покончить с собой, но не хотят, чтобы их друзья и семьи плохо о них думали.
После смерти Бретт это подозрение превратилось в уверенность. То, что Стефани сделала в Марокко, было лишь пробным прогоном. «Могу ли я пройти через это?» – наверное, спросила она себя перед тем, как нацелилась на Квеллер, которую ошибочно приняла за Лайлу, я в этом уверена. Девочки одного возраста, роста и сложения, в одинаковых оранжевых головных шарфах, и прошлым вечером Стефани вела себя так странно, так агрессивно по отношению к Лайле.
Более того, по дороге в больницу Стефани неоднократно спрашивала, в порядке ли Лайла. Ее ключица взмокла от холодного пота, но лицо было сухим, безупречный макияж каким-то образом сохранился. Это был яркий летний день, слишком солнечный, чтобы ее зрачки выглядели такими расширенными.
Бог знает, на чем она сидела.
– Ты сбила Квеллер, – приходилось нам напоминать ей. – Подругу Лайлы. Гончарницу.
Запись включается без моего согласия, и я притворяюсь, будто заново проживаю весь ужас того дня, потому что Джесси за мной наблюдает, потому что мне кое-что от нее нужно. На самом же деле я смотрю на черный пластмассовой угол камеры, точно так же я притворяюсь, когда мастер засовывает зеркало мне между ног после восковой эпиляции зоны бикини. «Ага, выглядит круто», – всегда говорила я, даже не взглянув, а потом отправлялась на свидание через Tinder, пока Бретт сидела с Лайлой. Я давным-давно поняла, что у меня есть потребности и что когда они не удовлетворены, хорошего ждать не стоит.
И все же, как бы тяжело ни было, я бы никогда не обратилась к Винсу за облегчением. Это предположение невероятно оскорбительно.
– Боже, – резко втягивает воздух Джесси рядом со мной, наблюдая, надо полагать, как Стефани подкидывает Квеллер на руль. Я под стать ей бормочу что-то неопределенное.
– Спасибо, Сэм, – улыбается Джесси оператору, таким образом намекая ему на уход, чтобы мы продолжили интервью, пока обе эмоционально переполнены после просмотра столкновения.
– Джесси, – говорю я, – хочу сразу кое-что прояснить по вопросам в этом блоке. Обо мне и Винсе.
Джесси поджимает губы.
– Я не хочу отвечать на вопросы о нас.
– Но мы даем тебе возможность развеять слух, что между вами что-то было.
– Я вообще не хочу каких-то предположений, что между нами что-то было.
Джесси демонстративно молчит.
– Потому что ничего не было.
Джесси улыбается. И я понимаю, что она мне не поверила.
– Сейчас это не важно, – отвечает она. – Давай просто разберемся с этими вопросами, а потом пересмотрим тот блок. Ладно?
Я знаю, кто намазывает мне бутерброд маслом, поэтому соглашаюсь.
Часть 3Текила-шот
Глава 18Бретт, август 2017 года
На ветке японского клена, растущего на лужайке дома Джен и Иветты, болтается розовая «сиська». Келли глушит двигатель и прищуривается. В восемь часов в августе в Амангасетте дороги покрыты туманными испарениями, а небо цвета акульей кожи.
– Это… пиньята? – Сестра отстегивается и следом пародирует голос отца: – Или это сисьята?
Я с добрым стоном реагирую на плохую шутку – мол, о боже, это такая банальность, но я все равно тебя люблю. На этих выходных я стараюсь быть любезной с Келли. С тех пор как мы вернулись из Марокко в прошлом месяце, ей пришлось нелегко, и будет только хуже.
Мы выбираемся из машины и идем к багажнику, ноги скользят в мокрых сандалиях. Обе пытаемся проявить галантность, передавая друг другу сумки с вещами. Келли заказала такую же спортивную, как и у меня – с армейским принтом от Hershel, – но хотя бы ее наряд не такой раздражающий. «В Net-aPorter», – гордо ответила сестра как подносчик багажа, когда я спросила, где она купила свой симпатичный белый комбинезон.
Я указала ей на ошибку в произношении, по-прежнему стараясь быть с ней любезной! Позволить ей выглядеть глупо на камеру – вот это не любезно. «Ой, черт», – сказала она и, поморщившись, прикрыла глаза. Это было не настолько неловко, но не только я пытаюсь быть любезной. Келли напугана, и это слегка раздражает, но я соврала бы, не признайся, что у меня такое ощущение, будто я стою на целой куче кокаина, закинув на плечо пулемет и с двумя сексуальными сучками по бокам. Быть правой – как наркотик. И именно по этой причине я придержала необходимый разговор с Келли. Что, если мое сознание затуманено этими очками правильности?
Мы с сестрой поднимаемся по трем ступенькам на крыльцо, пошатываясь под весом сумок. На две высокие кустовые фигуры Джен натянула плакат: «Добро пожаловать, невесты!» Его уголки закручиваются, и он помялся от влажности, отчего выглядит потрепанным и забытым, словно висел здесь несколько месяцев, словно мой девичник уже прошел и это просто какой-то странный сон. Я уже замужем? Действительно сделала это?
Келли ныряет под плакат и останавливается у красной двери.
– Это?..
– Она говорит, это цвет спелой вишни.
Келли присматривается.
– Больше похоже на алый.
Все мои студии выкрашены в алый цвет. Я могу лишь пожать плечами. То, что некоторые меня копируют, – не новость.
– Она говорит, это спелая вишня.
– Ну я лишь хотела сказать, – отвечает Келли, стуча в дверь, – что мы должны воспринимать это как комплимент.
Мы. Как будто парень, которого ты явно сливаешь и готовишься расстаться, посылает тебе цветы в отчаянной попытке возродить пламя. Мы.
Слышу внутри смех и пирушку. Песню The Chainsmokers, которая сменится каким-нибудь невзрачным треком. (Продакшн-музыка куда дешевле лицензированной коммерческой музыки). Чувствую запах еды, поджаривающейся на гриле, которой якобы питается Джен. Хорошая имитация веселой летней вечеринки, но есть разница между картонной фигурой твоей любимой знаменитости и кинозвездой во плоти, которая ловит тебя в свои большие сильные руки, когда в обмороке падаешь на рельсы метро. Обычно к моменту последней групповой съемки сезона мы походим на резинки, которыми так напользовались, что они стали выглядеть как переваренные спагетти.
Описать последние съемки можно старым голливудским термином – Мартини-шот[8], потому что за ними следует глоток спиртного. Эта команда предпочитает иной напиток, и вот Лиза здесь для Текила-шот. Несколько дней в году, когда Лиза отрабатывает свою зарплату, можно назвать невероятной демонстрацией старшинства. Она мечется по комнате в попытке добиться движухи, шепотом напоминая нам мелочные обиды всего сезона и стараясь завести нас. Но сегодня все кажется по-другому. Сегодня все напоминает начало, музыка и смех – словно ловушка тех времен, когда придумали этот трюк.
Может, так кажется, потому что впервые к концу сезона сенсационная новость перевернула все с ног на голову. Стефани, о чем ты только думала?! Сегодня, в эпоху цифрового шпионажа, нельзя лгать, пока сам не станешь ложью. Если Стефани хотела впарить триумфальную историю потерпевшей как свою собственную, надо было сначала напроситься на ужин в дом Билла Косби.
Последний месяц, с тех пор как мы вернулись из Марокко, она скрывалась. Никому не открывала дверь, даже Джесси, которая стучалась два дня подряд. Я слышала, книги все еще продаются пачками, но The New York Times убрали ее имя из списка звезд, так же поступил и сайт ее агентства. Оба информационных источника принесли свои искренние извинения цветным женщинам, которые пережили домашнее и сексуальное насилие. Режиссер, номинированный на «Оскар», на съемках телепередачи Джимми Киммела публично осудила «Место эвакуации», назвав книгу подлой игрой на костях потерпевших, и все взорвались возгласами и аплодисментами. Вбейте в поисковик «Стефани Клиффордс», и гугл стошнит различными заголовками. «Стефани Клиффордс – самая ненавистная женщина Америки?» «Стефани Клиффордс – причина, по которой никто не верит жертвам насилия». «Сегодня умрут четыре темнокожие женщины, и Стефани Клиффордс за счет них сколотит миллионы».