SPOKE, на первом этаже ее дома, и пытается меня уничтожить». И все же она не извинилась. Предпочла спасти собственную шкуру, вместо того чтобы проявить хоть унцию раскаяния. Я ее не виню, но ненавижу.
– Мы закончили, – объявляет Джесси прямо в камеру, фактически обращаясь к Марку. – Выключайте камеры.
Марк медленно снимает F55 с плеча, как будто опускает оружие. Ассистент оператора делает то же самое.
Мне хочется смеяться. Хочется плакать. И почему я не предусмотрела такой исход? Что Джесси ничего не предпримет? Я думала, главнокомандующий голубого мира подвергнет Бретт критике за то, что та воспользовалась ее доверчивастью. Думала, к ней применят ту же карательную меру, что и ко мне. Но никогда не рассматривала такой вариант, что Джесси ринется защищать Бретт, не ради Бретт, а ради самой себя. Если окажется, что участница обдурила Джесси, следуя за мной по пятам, Джесси будет выглядеть рохлей, неспособной удержать команду в узде.
Отразившееся на лице Келли облегчение вывело бы меня из себя, если бы я уже не сделала решительный шаг. Она понимает, что делает Джесси. Знает, что секрет Бретт не выйдет наружу. И с приторным сочувствием добавляет:
– Я понимаю, у тебя стресс после возвращения из Марокко. Из-за случившегося, – она уклончиво прочищает горло, – там. Но это была не твоя вина. Мы тебя не виним, просто хотим, чтобы ты получила необходимую помощь.
Необходимую помощь? О, голубушка моя. Только хирургическое вмешательство может восстановить меня, как и твою прохудившуюся, ослабевшую после рождения ребенка вагину.
– Надо установить возрастное ограничение, чтобы ездить на этих штуках, – заявляю я Келли.
– Но, – Джесси окидывает взглядом стол, чтобы убедиться, все ли слышали то же, что и она, ведь в моих словах нет логики, – это не Квеллер ехала за рулем.
– Нет, я имею в виду, для взрослых. Людей пожилого возраста. Пространственная ориентация резко ухудшается после тридцати четырех, как я слышала.
– Извини, – смеется Джесси, – но ты меня запутала.
– В шоу никогда не было женщины старше тридцати четырех, – поясняю я.
– Воу, – выдыхает Лорен, проведя инвентаризацию павших солдат и поняв, что я права. Джен подносит к губам стакан с водой и судорожно делает глоток. С тех пор как мы разместились за столом, она не произнесла ни слова и не выказала ни единой эмоции на лице, просто сидела, как бледная статуя. Я почти забыла о ее присутствии.
Джесси устало вздыхает.
– Всем жарко, все устали, Стефани. Джен явно себя плохо чувствует, и нам пора под кондиционер. Зря мы разместились здесь. Просто отпусти ситуацию. Езжай домой. Отдохни. Приведи свою жизнь в порядок.
Я не поеду домой, не отдохну и не приведу свою жизнь в порядок. Я больше никогда не вернусь домой. Тянусь через стол и накладываю себе салат из огромной керамической миски. Эти сучки пробудили у меня аппетит.
– Почему в шоу никогда не было женщины старше тридцати четырех? – не отступаю я.
Джесси разводит ладонями, словно я над ней прикалываюсь.
– Я не знаю. Извините, леди – и я собиралась сказать «джентльмен», но скажу просто «Винс», – что Стефани настроена испортить вам воскресенье. – Джесси поворачивается ко мне, превращаясь в разумного человека, которому поручено укротить сумасшедшую. – В нашем шоу никогда не было женщины старше тридцати четырех, потому что это шоу о поколении женщин двухтысячных, которые достигли удивительных высот без поддержки мужчины.
– Тридцатичетырехлетние и есть поколение двухтысячных, – обрушиваюсь я на нее. – И через год тридцатипятилетние будут поколением двухтысячных, и через год еще и так далее. Это же так просто. – Победоносно улыбаюсь. – Попробуй еще раз.
Джесси спокойно улыбается в ответ.
– Ладно, тогда оговорилась. Это шоу о молодых женщинах, которые достигли удивительных высот без поддержки мужчины. Так тебе больше нравится?
– О, определенно. – Ковыряю латук вилкой. Листья его пушистые, зеленого цвета. Это латук богачей, и он чертовски вкусный. – Ближе к тому, куда я веду. Так после тридцати четырех ты уже не молод?
Джесси с жалостью склоняет голову набок.
– Ты – нет. Извини, если тебя пугает эта реальность, но о тебе это говорит больше, чем обо мне. Мне сорок шесть, и я горжусь своим возрастом. – Ну конечно, ты же отмечаешь дни рождения при выключенных камерах. – Я горжусь тем, что обеспечиваю молодых женщин поддержкой, чтобы они оказались там, где я нахожусь сегодня. Тебе нужно перейти к следующему этапу с изяществом и гордостью. Великодушно передать эстафету.
– Я ничего никому не могу передать. Я чертова прокаженная. Никто не возьмет то, к чему я прикасалась.
– Мне жаль, – вполне искренне отвечает Джесси. – Но это последствия твоих дел, не моих.
Нанизываю креветку и засовываю целиком в рот, прямо с хвостом, ощущая себя Дэрил Ханной в «Всплеске». Я не могу дождаться, когда выскажу всем им правду. Терпеть больше нет сил.
– Это последствия твоих дел, – рычу я, расплевывая по столу розовые кусочки панциря креветки. Джен прикрывает рукой тихую отрыжку. – Ты знатно усложнила проблему, с которой, как утверждаешь, ведешь борьбу. Ты хлопаешь сама себя по чертовой спине и распинаешься перед The New Yorker, что шоу собственноручно рассеивает стереотип, будто женщины – соперничающие, коварные гарпии, и в то же время строишь из себя Замбони, сталкивая нас на чистом льду. Женская драка! Примирение. Женская драка! Примирение. Вот какие ты отдаешь нам приказы и становишься все богаче и богаче, пока мы все больше и больше теряем крови. Произносишь напутственные речи в Йеле о несправедливом разрыве в оплате труда и призываешь женщин просить повышения – потому что вы не получаете того, чего не просите, верно? – а потом увольняешь нас, когда мы следуем твоему же бесполезному совету. Ты настраиваешь нас на неудачу, и когда это происходит – в бизнесе, в отношениях, в продлении молодости!!! – мы тебе больше не нужны. Ты разве не понимаешь, какой пример подаешь, когда решаешь, что наш расцвет прошел? У какой из покинувших шоу женщин дела стали лучше? Это не платформа для старта, это чертово массовое захоронение тридцатичетырехлетних женщин.
Поднимаюсь и иду к машине Джен с вонючими подмышками и холодным сердцем. Жаль, камеры не записали мою речь – я несколько недель над ней трудилась, – но я сделала все возможное с тем материалом, что имелся на руках, и на этот раз все будет идеально.
Следующую часть я сотни раз прокручивала в голове, запустив план ухода. Только я не учла один фактор – болвана, за которого вышла замуж. Не учла, что он окажется здесь, побежит за мной, вероятно, думая, что я прямиком поеду в офис New York Times и суну видео под нос Гари. Он хватает меня за руку, разворачивает, прижимает к груди и пытается засунуть руки в мои карманы, выискивая телефон. Позади нас все орут, прося Винса меня отпустить. Тупые мочалки. Они не хотят, чтобы Винс меня отпускал. Впиваюсь зубами в его запястье и давлю, пока кожа не сдается с удовлетворительным треском. Винс кричит, его хватка чуть слабеет, и мне удается высвободиться.
Бросаюсь за руль «Теслы» Джен и нажимаю кнопку на ключах, чтобы запереть машину, но передняя пассажирская дверь все равно распахивается. Черт тебя дери, Илон Маск, и все твои инновационные штуки. Пытаюсь разогнаться, пока Винс не залез внутрь, но ему удается закинуть свое тело вдоль передних сидений, локти оказываются на моих коленях, а голова – между грудью и рулем. Пассажирская дверь хлопает, как крыло, когда я направляю машину на стол для пикника, нацеливаясь на фашистский режим, хотя больше всего мне хочется размазать Джесси по ее подвергающейся эрозии лужайке.
– Ты вконец спятила! – вопит Винс и хватает руль поверх моих рук, заставляя меня свернуть, свернуть, свернуть – черт, черт, черт – от моих визжащих и разбегающихся в стороны целей. Он может контролировать направление, но не скорость, пора использовать план «В», «Г», «Д»?.. Я уже потеряла счет. Давлю педаль газа в пол, Винс неосознанно направляет нас к краю, к бунтующему океану. Не так я этого хотела – я хотела забрать с собой всех мочалок до последней, – но, когда колеса отрываются от земли, я напоминаю себе, что лучшее – враг хорошего. Лучшее – враг хорошего. Лучшее – враг…
Часть 4Монтаж
Глава 22Келли, август 2017 года
Офицер – мой ровесник, но иногда называет меня «мэм». Его обручальное кольцо из черного силикона, какое надевают в спортзал или на пляж, чтобы уберечь настоящее от пота и песка. Он в хорошей форме, и от него немного пахнет. Похоже, я прервала его воскресную пробежку по пляжу. Точнее, не я. Стефани.
– О чем за столом спорили Стефани и Винс?
– Эм, – мычу я, засовывая руки под бедра. Я упомянула о дочке и не хочу, чтобы он заметил мои пустые пальцы и узнал, что я не замужем. Мне нужно, чтобы меня воспринимали как честного и надежного члена общества, а у некоторых свои мысли насчет незамужних матерей. Не то чтобы все эти годы я беспокоилось, как выглядит то, что у меня есть ребенок, но нет мужа, времени как-то особо не было. Что было, то было, пока не появилось шоу и не превратило одинокое материнство в тщательно обдуманный выбор. Шоу. Переживет ли оно это? Хочу ли я, чтобы оно пережило? «Да, очень», – понимаю я, и эта мысль отдается эхом позора.
– Все знали, что Винс неверен Стеф, – сказала я, приняв позицию внимательной и милой женщины, той, что вы склонны верить. – И мне кажется, Стефани всегда это знала, но смотрела в другую сторону до недавнего времени, когда решила, что с нее хватит.
– Произошло что-то необычное, отчего она могла сорваться?
Да, офицер, но вы не сможете это доказать, ведь телефон Джесси очень кстати оказался на дне бассейна, когда она в безумном порыве пыталась уйти с дороги Стефани. «Мы единственные, кто это смотрел», – тихо сказала мне она, когда остальная съемочная команда и актеры сбились в маленькие группы поддержки, успокаивая друг друга и ожидая приезда «Скорой» и береговой охраны. «Мужчина напал на женщину, и она заехала в океан, пытаясь от него сбежать!» – так сообщила Джесси диспетчеру, набрав на моем телефоне 911. Это была одна из возможных версий, но опрометчиво писать историю по явно предвзятому толкованию человека. Я до сих пор прокручивала в голове разные сценарии, пытаясь для себя решить, что произошло. Стефани просто пыталась убраться от нас подальше и потеряла в борьбе ориентацию? Хотела убить себя в лучах славы, а Винс просто встал на пути? Или, с содроганием подумала я, она приехала сюда с намерением забрать нас всех с собой?