Иногда я задаюсь вопросом, что предложила Джесси Джен и Лорен, чтобы они не озвучивали свои подозрения касательно причастности Стефани. Их контракты продлили на пятый сезон, как и мой, но это кажется абсолютным минимумом. Даже если все случилось так, как мы сказали, для шоу было бы бестактно вернуться без выживших членов команды.
– Стефани была такой же жертвой, как и Бретт, – говорит Джесси, четко проговаривая это для всех, кто сидит дома, на случай если Лайла изложила все недостаточно ясно. – И канал планирует почтить ее память, удвоив сумму Стефани и пожертвовав ее End It! – Джесси смотрит прямо в камеру. – И если вы сидите дома и гадаете, как помочь, можете внести пожертвование End It!, перейдя по ссылке в углу экрана. – Она снова обращается к Лайле. – Расскажи мне о своих планах почтить тетю.
– Мы с мамой… – щекотливая формулировка дергает струну моего сердца. Она во многом еще такой ребенок, – …в следующем месяце собираемся отвезти в Марокко еще больше электровелосипедов, в этот раз поедем в центральную часть гор Атласа. Вы можете купить прекрасные предметы, изготовленные руками, в нашем онлайн-магазине.
– И мы будем вас сопровождать. Оставайтесь с нами до конца выпуска, чтобы увидеть анонс шоу «Не забывай SPOKE», которое покажет, как Лайла и Келли продолжают дело Бретт.
Я не поняла название нашего спин-оффа. Помощнице Джесси пришлось объяснить мне, что тут скрытый посыл, а после – что он означает. «Он означает «учитывать», – закатив глаза, ответила она. «Учитывать что?» – спросила я. «Социальную составляющую», – сказала она после приличной паузы.
Джесси улыбается Лайле с явным подхалимством.
– Лайла, Маленькая Большая Кей, не знаю, как отблагодарить тебя за то, что пришла сюда. Думаю, от лица каждой нашей зрительницы я могу сказать тебе спасибо за все, что ты делаешь. – Она показывает пальцем на потолок. На него попало яйцо. – Мы скучаем по тебе, сестра.
Лайла с тарелкой в руках оголяет зубы в улыбке, пока звукорежиссер не объявляет: «Снято!»
– Фух, – выдыхает Джесси, обмахивая лицо рукой. – Это было непросто, да? – смеется она.
– Можно записать с вами сторис? – спрашивает Лайла.
– Конечно, можно, милая. – Джесси подходит к Лайле, и та вытягивает руку с телефоном.
Осветитель открывает дверь гостевой комнаты. Понадобится время, чтобы сложить все оборудование и убраться, сегодня был длинный день. Я пропускаю всех, чтобы они могли побыстрее приступить к работе. Покидая комнату последней, в дверях сталкиваюсь с Марком, который заходит внутрь.
– Упс, – говорю я и отхожу в сторону, пропуская его. – Извини.
Но Марк остается на месте. Оглядывается и, убедившись, что никто не смотрит, вкладывает мне в руку что-то маленькое и пластмассовое.
– Возьми это, – просит он.
Я смотрю вниз. Это черная флешка.
– Я сделаю все, что ты скажешь. Ты знаешь, что я ее любил.
Он прикрывает рот рукой, борясь с эмоциями. Я смотрю на человека, который безусловно заботился о Бретт, и меня срубает чувство вины. Что со мной не так, раз я не любила свою сестру так сильно?
– Что на ней? – спрашиваю я.
– В тот день в Хэмптонсе Лорен пошла наверх, когда у нее загорелись волосы. Она заснула с включенным микрофоном. Я единственный, кто это слышал. – Марк сжимает мою руку, в которой лежит флешка. – Это должно быть у тебя. Я не могу… Не мне решать, что с этим делать. – Он зажимает ноздрю пальцем. – Ты ее сестра. – Он говорит от всего сердца, но с зажатым носом выходит гнусаво.
Глава 25Келли, ноябрь 2017 года
Ее крик обрывается. На третьем прослушивании я, лежа на кровати Бретт в ее квартире и прикрывая рукой глаза, понимаю, что кричала Лорен, а сестра ее усмиряла. Так и представляю себе Бретт, запрыгивающую на кровать Лорен и на секунду заглушающую ее подушкой.
– Это я. Тсс. Это Бретт.
Слышится шорох одеяла, затем голос Лорен, грубый и растерянный:
– Что… – она прочищает горло… – почему ты?.. Пора ужинать? – Бормотание. Шорох простыней. – У тебя мой телефон.
– Секунду.
– Почему у тебя мой телефон?
– Потому что Стефани разбила мой, и теперь у меня не работает кнопка с буквой «д». – Бретт тихо стонет. – У тебя нет номера Джесси?
Лорен уже окончательно проснулась и говорит с некоторым смущением в голосе:
– Это новый телефон. У меня есть номер Лизы.
– Я не хочу разговаривать с Лизой.
– И о чем тебе нужно поговорить с Джесси в… – снова шорох, вероятно, тянется посмотреть на часы… – три двадцать девять утра? Я знала, что вы совокупляетесь.
– Лорен Элизабет Фан, – говорит Бретт, – это слово тебя старит.
– Но люди до сих пор так говорят!
– Старые люди. Вроде Стефани. Которая сейчас совершенно СБРЕНДИЛА. Знаешь, что она сегодня сделала? Поднялась на сцену в Talk House…
– Вы ездили в Talk House?
– После ужина.
– Почему меня не позвали?
– Эм. Потому что у тебя загорелись волосы, и ты поднялась сюда, чтобы исправить это, но, не знаю, очевидно, вырубилась?
– Я не вырубалась.
– Ты до сих пор в той же одежде. И из футболки торчит сиська.
Пауза, в течение которой Лорен проверяет, так ли это.
– Тебе это нравится, маленькая лесби. Что случилось в Talk House?
– В общем, группа разрешила нам подняться на сцену и спеть с ними…
– Какую песню?
– Bitch.
– Пошла ты.
Бретт находит это недоразумение жутко смешным и долго смеется, а потом начинает петь:
– Я стерва, я мама, я ребенок, я любовница…
– Ох. Песня прям для нас. Очень соответствует.
– А ты думаешь, почему я ее заказала? – Даже в последние часы своей жизни Бретт не могла не похвалить себя. – Так вот. Когда песня закончилась, я слезла со сцены и думала, что Стеф идет за мной. Но она осталась там, с микрофоном, и начала нести всякую хрень. Про нас.
– Она что-нибудь сказала про меня?
– Про всех нас! Что все придумано. Что мы спланировали нашу ссору, а вы с Джен это поддержали. – Вообще-то, Стефани не называла имен Джен и Лорен, но это Бретт, она, как всегда, вербует сторонников. – Наговорила кучу всего. Теперь мы выглядим такими алчущими. О! А потом… Она трахнулась за баром с подростком. Серьезно, с самым настоящим подростком. Я бы ОЧЕНЬ удивилась, окажись он совершеннолетним.
– Она пыталась вызвать у тебя ревность.
– Зачем ей… – Бретт замолкает. Она забыла собственную сюжетную линию. – Суть вот в чем. Джесси должна узнать об этом как можно раньше. Стефани нельзя пускать на бранч. Она вконец свихнулась, и я не хочу, чтобы она на камеру распускала обо мне слухи.
– Просто расскажи Лизе.
– Лизе плевать. Она на сто процентов поддержит все плохое, что наговорит обо мне Стеф. Ну да, зависть. Ты знаешь, что Лиза мне завидует.
Лорен скептически молчит.
– Не закатывай глаза. Ты знаешь, что это правда.
– Я хочу есть.
– Твоя сиська до сих пор торчит.
Скидывает одеяло.
– Идем. Если я голодна, тогда ты-то уж точно.
– Я видела в гараже замороженную пиццу, – говорит Бретт. – И серьезно, спрячь ее. Меня уже тошнит от сисек.
Раздается чпокающий звук, как от холодильника, когда открывают дверцу. А потом сарказм моей сестры:
– Тебе просто нужно вино.
– У меня волосы как у Кейт Госселин.
– Четыре миллиона человека смотрели «Джон, Кейт и восемь детей». Прояви хоть немного гребаного уважения.
– Приготовь с пепперони.
– Ты же вроде сейчас не ешь хлеб.
– Пицца – это не хлеб.
Открываются шкафчики – очевидно, кто-то ищет тарелку, чтобы разогреть пиццу.
– Подожди. Чтоб тебя, – возмущается Бретт. – У нее что, нет микроволновки?
– Инфракрасное излучение и раковые клетки. Бла-бла-бла.
– Господи боже.
– Ага.
Тишина растягивается. Сначала я решила, что Бретт, вероятно, пыталась выяснить, как пользоваться духовкой, но при каждом последующем прослушивании понимаю, что она обдумывала, говорить или нет то, в чем признается дальше:
– Ты знаешь, что все это ложь. Вся эта ее веганская фигня. Она ест мясо.
Лорен фыркает.
– А то видео, где я делаю минет багету в Balthazar, отправила в The Post я.
– Я серьезно.
Бульканье. Лорен наливает уже второй бокал?
– Так я тоже.
– Лорен… – Бретт ошеломлена. – Охренеть.
– Да плевать. Ведь сработало, верно? Я прошла в следующий сезон. Мне пришлось притворяться, что я обвиняю в этом каждую из вас, а еще я обзавелась причиной поссориться с тобой.
– Но тебе пришлось оставить пост генерального директора.
– Это все равно бы произошло.
– Черт, подруга, – отвечает Бретт, что звучит лицемерно, учитывая ее собственное двуличие. – Что ты делаешь?
– Кажется, в морозилке есть Tito’s.
– Тебе определенно нужна водка.
– Как мертвому припарка. – Эти слова Лорен примерно за час до смерти сестры похожи на хождение вдоль электрического забора.
Они возятся на кухне. Ищут, что бы поесть. Шутят над веганскими продуктами в кладовой Джен, которые она даже не ест. Голос Лорен становится все бессвязнее, и ей сложно следить за разговором. Она несколько раз спрашивает, сколько у нее времени до приезда такси. Бретт сначала исправляет ее, но в итоге начинает подыгрывать. Двадцать минут. Час.
– Час? – бормочет Лорен.
– Возьми себя в руки.
На отметке в пятьдесят семь минут и тридцать две секунды раздается грохот. Мое предположение: кто-то слишком сильно захлопнул дверцу морозилки, поскольку они только что обсуждали, что мороженое из орчаты – самая отвратительная вещь в морозилке Джен. Думаю, это рухнули на пол тарелки, стоящие на холодильнике. Лает собака, затем все три. Поверить не могу, что проспала это. И теперь, прослушивая запись в четвертый раз, задаюсь вопросом: случайно ли Джен дала мне снотворное или чтобы вырубить? Планировала ли подстеречь Бретт, когда та вернется домой?
– Упс, – хихикает Лорен. Через несколько секунд раздается шум, словно кому-то трут спину. Лорен забирается на диван с обзором на кухню.