– Это потому, что они гордые люди. Или потому, что они оставляют потребности своих женщин без внимания, – ответила она. – Это всякие мелочи. Гель для десен для ребенка, который плачет, потому что у него режутся зубки. Женские принадлежности для молодой девушки, которая слишком смущается, чтобы попросить их. То, что здесь невозможно найти. Если вы не хотите заплатить за это, я заплачу сама.
У нее было достаточно собственных средств, это было предусмотрено их брачным контрактом.
– Конечно, я заплачу, – с досадой сказал Карим.
Она улыбнулась уголком рта. Все мужчины одинаковы, если затронуть их самолюбие.
– Я была бы очень признательна, если бы могла отправить эти вещи от нас обоих. Я хочу послать им несколько книг для девочек. Кажется, там идут споры о том, нужно ли учить грамоте всех детей. Было бы очень кстати, если бы вы дали понять, что считаете необходимым научить читать всех детей, а не только мальчиков.
– Хорошо, – ответил он мрачно.
Они подлетали к Набате, Карим сообщил кому-то ожидаемое время прибытия, а затем вернулся к разговору.
– Я понимаю, что мы отстали от наших соседей в некоторых отношениях. Когда мой отец был жив, мать возглавляла несколько фондов, занимавшихся проблемами женщин, но после его смерти она стала лишь номинальной фигурой. Без сильного руководства все затормозилось. Не могли бы вы взять это на себя?
Ее первым порывом было согласиться. Но она спросила:
– Вы предлагаете мне это, потому что знаете, что я занимаюсь благотворительностью и мне это нравится? То есть хотите доказать, что в этом браке и для меня есть плюсы?
– Разве того, что я предложил прошлой ночью, недостаточно? – голос у Карима был такой мягкий, что по ее телу прошла дрожь.
Галила не решалась взглянуть на него. Вскоре внизу появился дворец и полностью завладел ее вниманием. Он явно строился и перестраивался на протяжении нескольких веков. Центральный купол доминировал над всем ансамблем, а от него на четыре стороны света расходились крылья – с куполами, плоскими крышами, стеклянными галереями, бассейнами и атриумами с пальмами и фонтанами.
Они приземлились на одну из плоских крыш, на которой уже стояли три вертолета.
Карим снял наушники и сказал:
– Как вы относитесь к нашему браку – это, безусловно, ваше дело. Но мы женаты, это свершившийся факт. Свадебное торжество оставляю полностью на ваше усмотрение. Но если вы вдруг не хотите им заниматься, дворцовые службы вполне способны с этим справиться, не обременяя вас. Что касается женщин моей страны – нашей страны – я хотел бы, чтобы вы стали их голосом, если хотите, конечно. Что скажете?
Она поколебалась, вздохнула:
– Каждый раз, когда я говорю вам «да», мне кажется, что мой мир рушится. У вас, наверное, так же?
К вертолету подошли какие-то люди, но Карим не отводил от нее взгляда.
– Нет, – ответил он тихо и, помолчав, добавил: – Посмотрите на мою мать, Галила. Вы хотите любви, но хотите ли вы для себя такой жизни? Будьте благоразумны и признайте, что брак по расчету – не худший вариант.
Для кого? Только не для нее.
Он предлагал ей улучшить условия жизни женщин, заплатив за это собственной свободой и надеждами на счастливый брак.
– Я никогда не могла понять, как люди живут без любви.
– Это не так сложно, – сухо ответил Карим. – Пойдемте. Позвольте, я покажу вам наш дом.
– Я думаю, у меня нет выбора, не так ли? Разве что спрыгнуть с этой крыши и разом со всем покончить.
– Никогда не говорите мне ничего подобного! Никогда!
Его ответ, быстрый и резкий, как удар хлыста, заставил ее отшатнуться. Она с ужасом вспомнила о том, как погиб его отец.
– Я не хотела…
Но он уже шел вперед, туда, где почтительно ждала их группа людей.
– Кантара, – коротко представил он Галиле женщину средних лет, в традиционном платье, с сильно накрашенными глазами, широкой улыбкой и планшетом в руках. – Правая рука моей матери здесь, во дворце. Кантара вам все покажет и поможет выбрать необходимую прислугу. Извините, мне надо идти, меня ждут.
И он ушел.
Все остальные, кроме Кантары, последовали за ним.
Галила ждала, что он оглянется, но напрасно. Близость прошлой ночи была забыта.
– Я приготовила вам чай в вашей комнате. Вы позволите вас проводить?
Галила заставила себя вежливо улыбнуться и послушно пошла за Кантарой.
Карим запретил себе оглядываться.
Откуда у этой женщины такая власть над ним, что каждое ее слово впечатывалось в его мозг?
Он видел тоску, растерянность и отчаяние на ее лице, когда она говорила о жизни без любви, и каким-то образом все эти чувства передались и ему. Он предвкушал, как он покажет ей свой дворец, а она всадила ему нож в спину, легкомысленно заговорив о прыжке с крыши. Но он не мог забыть, какой потерянной и несчастной, будто брошенный ребенок, она выглядела, когда он оставил ее с Кантарой.
Было совершенно безрассудно позволить себе стать настолько зависимым от женщины.
Глава 5
Десять дней спустя Галиле надоело, что ее игнорируют.
Не то чтобы она страдала от одиночества. Скорее, наоборот. Она постоянно была окружена горничными, клерками и консультантами, спрашивавшими о ее пожеланиях абсолютно во всем, включая то, с какой стороны от позолоченного крана должен стоять хрустальный стаканчик с зубной щеткой.
Она переодевалась минимум четыре раза в день: шелковая пижама за завтраком, элегантный кэжуал днем, роскошное платье вечером и снова шелковая пижама, но уже другая.
Если они с Каримом встречались, то все время на людях. Даже завтраки превращались в совещания, где вокруг них сновала куча людей с планшетами и бумагами, закидывая их вопросами.
Удивительно было то, что Галилу нисколько не раздражала эта деловитая суета. Ей, скорее, было интересно. Ей нравилось заниматься рассадкой гостей, утверждать меню официальных обедов и ужинов, выбирать ковры и мебель для своего кабинета и видеть, что все ее пожелания моментально исполняются.
В Халин Галила тоже пользовалась определенным влиянием, все-таки она была принцессой. Но невозможно было не заметить, что даже мнение Малака, которого никто не принимал всерьез, значило больше, чем ее собственное. Ее мать критиковала каждое ее предложение. Иногда Галиле даже казалось, что королева делала это потому, что хотела просто поступить по-своему, а не потому, что имела реальные претензии к идеям дочери.
Теперь она была королевой Зирии и чувствовала силу своего положения. Хотя этот титул казался ей в данном случае несколько смешным – ведь она еще ни разу не спала со своим коронованным мужем.
Сначала она робела, думая, что ей придется по любому поводу спрашивать одобрения королевы-матери. Но, к ее удивлению, оказалось, что это был исключительно вопрос вежливости, и Тахира априори поддерживала все ее предложения. Единственным, кто мог оспаривать ее решения, был ее муж.
Так что через десять дней она решила проверить границы своих полномочий. Она пришла в приемную мужа и сказала, что хочет видеть короля.
Секретарь принял ее чрезвычайно любезно, усадил, предложил кофе и спросил, желает ли она, чтобы король прервал телефонную конференцию и увиделся с ней немедленно.
– Нет-нет, – поспешно отказалась Галила. – Ничего срочного. Я просто хотела увидеться с ним на несколько минут до прибытия гостей. Я буду ждать его в малом кабинете.
Она прошла в небольшой кабинет, примыкавший к рабочим комнатам мужа. Это было что-то вроде мужского будуара, где правитель Зирии мог отдохнуть между встречами, так что там была еще ванная и гардеробная.
И там пахло Каримом.
Она скучала по его запаху, напоминавшему об их близости. Особенно по ночам, когда она лежала без сна и перебирала в памяти волнующие мелочи их ночи в лагере бедуинов, а потом представляла все, что они еще смогут сделать, если он придет к ней.
Иногда, совсем изнемогая от желания, Галила сама подходила к двери, разделявшей их спальни, и подолгу стояла там, не решаясь постучать.
Был ли он честен с ней? Действительно ли он давал ей время привыкнуть к нему, как сказал тогда в шатре? Или он просто потерял к ней интерес?
И она возвращалась в постель, терзаясь вопросом, чем же она его оттолкнула.
Ночи были мучительными, но дни были еще хуже. Каждая минута, проведенная в его присутствии, превращалась в пытку вожделения. Даже прикосновение его губ к кофейной чашке заставляло ее дрожать от желания. От звуков его голоса замирало сердце. Его запах кружил голову.
Галила стряхнула привычное наваждение и оглядела комнату.
Письменный стол, диван, кресла, телевизор – обычное убранство кабинета. Пустой бар – там не было даже воды. Высокие шкафы были заполнены книгами, но те показались Галиле скучными – сплошной нон-фикшн. На одной из полок стоял очаровательный держатель для книг в виде златогривого льва на постаменте эбенового дерева. Статуэтка показалась Галиле смутно знакомой. Что-то подобное она уже где-то видела. Может быть, работу того же скульптора?
Лев, одновременно сильный и по-кошачьи игривый, лежал на плите черного дерева, выглядывая за вертикальную доску, словно приглашал подругу перейти на его сторону книжной полки.
Держатели для книг обычно были парными, и Галила поискала глазами второго льва. Но его нигде не было.
Она побродила по кабинету и обнаружила, что высокие французские окна выходят на незатененный балкон. Она отворила их и выглянула.
Это то место, где погиб его отец?
У Галилы никогда не было навязчивых идей, но что-то прямо-таки тянуло ее выйти на этот балкон. Снаружи было очень жарко, но вид на море был потрясающим. Галила перегнулась через перила и осмотрела небольшую мощеную площадь внизу.
– Нет! – раздался за ее спиной резкий крик.
Карим схватил ее за руку и затащил обратно в комнату.
– Я не… я просто… – лепетала перепуганная Галила.
Она пришла сюда отстаивать свои права, а вместо этого стоит растерянная и вынужденная оправдываться. Но теперь у нее не было сомнений, где произошла трагедия.