– Поехали куда-нибудь, - хрипло прошептал он, с трудом оторвавшись от её губ.
– Поехали куда-нибудь, – хрипло прошептал он, с трудом оторвавшись от её губ.
***
Всю дорогу до Новоленино Ремир всё с тем же безудержным пылом целовал её, не обращая никакого внимания ни на таксиста, с ухмылкой косящегося на них в зеркало, ни на надрывающийся сотовый. Целовал он жадно, нетерпеливо, словно изголодался и никак не мог насытиться.
А уж дома, в её квартире, обрушился с такой страстью, что едва дал дойти до разложенного дивана, сметая по пути стулья, журнальный столик, какие-то баночки, склянки, со звоном падающие на пол.
Потом вдруг остановился, часто, шумно дыша. Подхватил её на руки, легко, как пёрышко, прижал к себе крепко, уткнулся носом в макушку, втянул запах, издал хриплый, почти болезненный полустон. Полина сквозь марево дурмана почувствовала, как в груди его дрогнуло, толкнулось… Приоткрыла губы спросить, но он тут же вновь приник поцелуем, отчаянным, выжигающим душу. Внутри всё сжималось, как будто она взмыла ввысь на смертельно-опасном аттракционе, но вдруг сорвалась и летит в пропасть. И страшно, и сладко, и головокружительно, аж дух захватывает.
Он снова прервал поцелуй, но лишь на мгновение. Одежду, жалкое препятствие – рывком прочь. Переплетенье рук, кожа к коже. Она у него смуглая, гладкая, горячая, так и пышет жаром, а под кожей бьётся, пульсирует нетерпение.
Его прикосновения стали всё откровеннее, распаляя, доводя до исступления. И снова с его губ сорвался полустон и рваный шёпот: «Что ж ты со мной делаешь? Я не могу так больше. Я с ума по тебе схожу».
Полина и сама как будто лишилась рассудка – до одури хотелось ощущать его каждой клеткой всего, везде. Она выгнулась навстречу ему, теперь уже и сама сгорая от нетерпения. По телу прокатилась дрожь, когда он наконец вошёл в неё. И в самый острый миг, в момент такого долгожданного и болезненного наслаждения подумалось вдруг с упоением: «Мой мужчина, мой…».
Потом он крепко прижал её к груди, сбивчиво шепча в макушку: одна… единственная… самая… всё время думаю… не могу так больше…
Счастливая, наверное, впервые за долгое-долгое время, она почти сразу уснула на плече Ремира, вдыхая его пьянящий запах.
Глава 16
Ремир проснулся в пятом часу, едва за окном начало светать. Голова побаливала, но во всём теле гуляла приятная истома.
По запахам, по ощущениям, пока ещё смутным, он понял, что ночует не дома. Антураж в полумраке угадывался с трудом, но уже понятно – всё незнакомое: диван у стены, обои с узорами, прямоугольник потолка над головой, без всяких ступенек и светильников, но с одинокой люстрой по центру. Значит, он даже и не у Макса. Что, вообще-то, странно. Тот всегда строго бдит, чтобы Ремир с корпоратива не умотал к какой-нибудь сотруднице. И за это он ему бесконечно благодарен, понимая, протрезвев, что такие связи, пьяные, случайные, бездумные, очень осложнят и жизнь, и работу. Поэтому после корпоративов просыпался традиционно у Астафьева. Уже и привык к этому, а тут что… Точнее, где…
При том сам он голый, а на затёкшем плече спит девушка. Куда, спрашивается, смотрел Макс на этот раз?
Девушка... Её тёплое дыхание приятно щекотало. Волосы пахли вкусно… чем – не знал. Перемешано как-то всё: шампунь, духи, чистая кожа. В женском парфюме он не разбирался, но явно то был аромат не из дешёвых. А вот запах чистой кожи, кожи молодой женщины… нет его слаще. Этот запах, странное дело, одновременно и расслаблял, и возбуждал.
Ремир вдохнул поглубже, насладиться, потом скосил глаза к девушке и… внутри всё сжалось от ужаса. Зажмурился крепко-крепко. Снова взглянул. Она! Полина! Мирно спит у него плече, закинув ногу на его бедро. И эта простая мысль, что она, да ещё и совершенно обнажённая, сейчас у него в объятьях, просто сносила голову.
И тут же, как яркие фотовспышки, всплывали один за другим фрагменты вчерашнего вечера, вчерашней ночи. Как поймал её в коридоре – а хотел ведь пройти мимо, но не смог. Как впился поцелуем, и от губ её рассудок помутился окончательно. Как любил её на этом самом диване с такой неистовой страстью и отчаянием, будто иначе погибнет. Он и правда, чуть не погиб, когда всё, что полыхало, бушевало, болело внутри, наконец взорвалось мощным и нестерпимо ярким, до слепящих кругов перед глазами, оргазмом.
Кровь вновь прихлынула, и тело сразу ожило, забив на волю хозяина. Пах стремительно наливался жаром и тяжестью, так что ситуация грозила вот-вот стать бесповоротной и непоправимой. Впрочем, непоправимое уже случилось, но пусть оно хотя бы не повторится!
Ремир осторожно высвободил руку, сдвинул её ногу и, призвав всю силу воли, встал с дивана, изнемогая от мучительного и острого желания. Голова еле соображала.
Одежда и его, и её беспорядочно валялась по всему полу. Брюки и рубашку, точно изжёванные, достал из-под дивана, даже стыдно надевать, а носков он и вовсе не нашёл. Но пока оставались хоть крупицы разума в дурной голове, Ремир поспешно оделся, только вот перед тем, как малодушно сбежать, зачем-то остановился, снова посмотрел на неё, на спящую. И в груди так остро, так пронзительно защемило, что до боли захотелось наплевать на всё: на здравомыслие, на положение и работу, на прошлое, наконец. Наплевать и остаться с ней. И чтобы они опять, как вчера ночью… Потянулся невольно рукой к её волосам, размётанным по подушке, но тут же спохватился.
«Что ты творишь?! Прекрати, идиот!», – стиснув челюсти, приказал себе он и решительно вышел из комнаты.
К счастью, замок на входной двери оказался с защёлкой, иначе пришлось бы её будить, а Ремир даже помыслить не мог, как теперь, после всего, в глаза ей взглянуть, не то что заговорить.
Он тихо выскользнул в подъезд и осторожно затворил за собой дверь.
Несколько минут он петлял по дворам – спросить дорогу было не у кого.
Наконец вышел к автобусной остановке, тоже безлюдной. Собственно, чему удивляться – суббота, пять утра. Хотя даже и пяти, наверное, ещё нет. Он поднял запястье, но часов не обнаружил. Здорово! Похлопал по карманам – ни портмоне, ни телефона при нём тоже не оказалось. Вообще замечательно! Забрался к чёрту на рога, и куда теперь?
Он растерянно оглянулся. Никого. Ни дворников, ни бомжей, ни собак. И что делать? Как из этой дыры выгребать без денег, без связи, ещё и без носков? Главное, и в какую сторону-то идти не знал, поскольку не бывал тут ни разу, а внутреннего компаса, к сожалению, не имел.
В конце концов, решил дождаться тут, на остановке, хоть кого-нибудь. А там попросить телефон, позвонить Максу, пусть приедет заберёт.
Прождал по ощущениям полчаса, не меньше, озяб до дрожи, когда наконец увидел двух парней лет восемнадцати-двадцати в трениках и олимпийках. Рванул к ним:
– Эй, пацаны! Стойте!
Они остановились, уставились на него с прищуром, мол, кто такой и что надо?
– Дайте телефон позвонить?
Они недоумённо переглянулись, хмыкнули.
– А ты ничего не попутал?
– А-а, ну да – пожалуйста.
– Такой большой дядя… свой надо иметь, – ухмыльнулся один, зачем-то обходя его со спины.
Второй тоже криво улыбнулся и, оглядев Ремира с ног до головы, придвинулся ближе:
– Хорошие у тебя ботиночки. Сразу видно – дорогие. Дай поносить?
– Ты охренел, что ли? Телефон дай! Я только звонок один сделаю и сразу…
Договорить ему не позволили. Тот, что со спины, вдруг резко ударил по почкам, видимо, ногой. Ремир охнул, задохнулся и тут же получил удар самодельным кастетом в челюсть. Хорошо хоть, в последнюю секунду сработала реакция, и он успел отклонить голову назад, а иначе перелома точно не избежал бы. А так отделался лишь разбитой губой.
Ну а дальше пошло по накатанной: отключить на время ощущение острой боли в пояснице, предельно сконцентрироваться, круговой блок, удар ребром ладони в шею тому, что с кастетом, и тут же, в довесок – хидза-гэри* (удар коленом) в лицо. Молниеносный разворот – блок – выпад – удар. Сотомаваши** (маховый круговой удар ногой), и тот, что напал сзади, хватая воздух ртом, корчится на земле.
Морщась от спазма в пояснице, Ремир наклонился к одному из поверженных, обшарил карманы, выудил сотовый.
– Сссука, – прошипел пацан. – Я тебя ещё найду.
Ремир на него даже не взглянул, набрал по памяти номер Астафьева, выслушал пятнадцать безответных гудков. Повторил ещё пару раз. Выругался. Пацаны тем временем с трудом, кряхтя, стали подниматься с земли. Ремир набрал телефон службы такси. С ними повезло больше – ответили сразу.
– Где вы находитесь? – вежливо спросил диспетчер.
Ремир заозирался – самому бы понять, где он находится.
– В Новоленино. На остановке.
– Пожалуйста, сообщите точный адрес.
– Эй, пацаны, – позвал он парней, – это что за место?
– Пошёл ты, козёл, – отозвался один, сплюнув.
Но тут на глаза попалась табличка с номерами маршрутов и названием остановки.
– Спутник… Остановка «Спутник»! – радостно прочёл он.
Потом подошёл к парням, но бить передумал. Швырнул им небрежно телефон, а там уже и такси подоспело.
А дома его ждал сюрприз в лице Наташи. Ремир чертыхнулся про себя: когда, зачем дал ей ключи?
– А предупредить о своём визите нельзя было? – буркнул.
– Я звонила тебе, ты не отвечал, – с упрёком сказала она. – Ты вообще где был? Ты подрался? А Астафьев где?
«Сказать ей правду? – подумалось вдруг. – Нет, потом, сейчас нет никаких сил выяснять отношения».
Он скинул туфли и прошлёпал босиком в ванную. Наташа за ним.
– Куда ты? Я же тебя спросила…
– Сейчас я хочу помыться и лечь спать. Всё. Остальное – потом.
– Он хочет! А я тут, значит, сиди в неизвестности, умирай от волнения… – начала заводиться Наташа.
Ремир посмотрел на подругу устало. А Макс ведь прав, Наташа и впрямь чем-то походила на Горностаеву, если приглядеться. Не совсем, но нечто общее явно угадывалось. И тут же поймал себя на мысли, что впервые, подумав о Полине, испытал не злость, а волнение. Сердце так и ёкнуло. Ну, не идиот ли?