— А где же наша Сивилла Флорентийская? — Она имела в виду Долли, сравнивая ее с вещими девами, которым древние греки и римляне приписывали дар прорицания. — То, что она прочит моему сыну, похоже на правду. А молодость не мешает ей интересоваться политической жизнью различных стран и потому как бы помогает предвидеть их будущее.
Елизавета Михайловна подозвала дочь, и та, красивая, грациозная, в белом платье, с белой розой у талии, с жгуче-черными локонами, тоже оттененными живой белой розой, в изящном книксене присела перед императрицей и уже весь вечер не покидала ее.
В эту поездку неожиданно вспыхнул роман Екатерины с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III. Чувство это на обоих налетело как смерч. Фридрих-Вильгельм протанцевал с Екатериной мазурку и больше на балах не отходил от нее, пренебрегая этикетом.
— Мы завтра уезжаем в Италию, — однажды сказала Екатерина Фридриху-Вильгельму.
— Это невозможно, — самоуверенно ответил он.
И Екатерина поняла, что сделано будет все, чтобы задержать семейство Хитрово.
К утру, когда первые проблески рассвета пытались пробиться сквозь опущенные шторы, бал закончился. Взгляды всех гостей, так же как и мысли, сосредоточились на Екатерине и Фридрихе-Вильгельме. Король говорил ей о том, что, если она разделяет его чувства, его намерения самые серьезные.
— Морганатический брак? Не хочу. Не пара я вам, ваше величество, — ответила Екатерина.
Но он не принял ее отказа.
Назавтра Елизавета Михайловна разговаривала с дочерью. Обе дочери были с ней откровенны, как со старшей сестрой. Обе любили ее нежно.
— Нет, маменька, не рождена я королевой. Не пара я ему. Он одумается. А я уже одумалась. Немедленно едем. Прошу тебя. Я не могу больше встречаться с ним.
И хотя перспективы этого брака были блестящие, Елизавета Михайловна не стала проявлять своей воли. Она только сказала:
— Может быть, ты еще подумаешь, Катенька?
Если бы знала мать, что дочь ее так и останется незамужней, пожизненной фрейлиной русской императрицы, она настояла бы на этом браке. А если бы предчувствовала, какую тяжкую тайну дочери будет хранить до самых своих последних дней, семья Хитрово не покинула бы Пруссию до тех пор, пока дочь не дала бы согласие на брак.
Фридрих-Вильгельм днем посетил Хитрово. Но Екатерина не вышла к нему. Разговаривала с ним Елизавета Михайловна. А через день семья Хитрово уехала в Италию.
Всю дорогу Екатерина молчала, часто плакала. Сестра и мать как могли утешали ее. Мать в глубине сердца осуждала Екатерину, Долли восхищалась ею. Но вскоре сама вступила в брак, тоже далеко не равный, хотя и в другом отношении.
Ее избранник — австрийский посланник при короле обеих Сицилий граф Шарль-Луи Фикельмон — был на двадцать семь лет старше Долли.
Долли и Александр I [5]
Елизавета Михайловна давно собиралась побывать на родине. Год за годом. Вот, казалось, появилась надежда представить дочерей Александру I, когда граф Фикельмон должен был ехать в Верону на конгресс, где присутствовал русский император. Но заболела Екатерина, и поездка Елизаветы Михайловны с дочерьми не состоялась.
Только в 1823 году Елизавета Михайловна пережила счастливые минуты: ступила на родную землю, обняла старую мать, любимую свекровь Тизенгаузен, повидалась с многочисленной родней.
Долли тогда исполнилось восемнадцать лет.
Елизавета Михайловна по приезде в Петербург сразу же написала письмо Александру I.
Он ответил:
«Ваше письмо, мадам, я получил вчера вечером. Приехав сегодня в город, я спешу сказать Вам в ответ, что мне будет чрезвычайно приятно быть Вам полезным и познакомиться с м-м Фикельмон и м-ль Тизенгаузен, — итак, сообразуясь с Вашими намерениями, я буду иметь удовольствие явиться к Вам в среду в шесть часов пополудни.
Пока примите, мадам, мою благодарность за Ваше любезное письмо, а также мою почтительную признательность.
Александр.
Каменный остров, 9 июня 1823 г.».
Получив это письмо, все три женщины были приятно удивлены. Придворный этикет не позволял царю делать подобный шаг. Но он его сделал.
И вот царь у Хитрово.
Он расцеловал Елизавету Михайловну, хотя, очевидно, мог бы и не узнать бывшую фрейлину своей матери. Тогда она была еще совсем молодой. Теперь перед ним была дама, по взглядам того времени, уже в возрасте. Он тепло приветствовал ее дочерей и, усаживаясь в кресло, сказал:
— Мне трудно было дождаться встречи с вами. Прусский король обрисовал мне вас с таким дружеским чувством, что захотелось немедленно побывать в вашем обществе.
Екатерина опустила глаза и чуть-чуть побледнела.
Елизавета Михайловна помнила, как неожиданно по-разному относился Александр к своим подчиненным, помнила она его непонятную неприязнь к Кутузову. «Но может же он, как всякий человек, иногда быть искренним?» — думала она, приглядываясь к его располагающему лицу, прислушиваясь к его задушевному разговору, и постаралась забыть все то, что мешало ее добрым чувствам к императору.
— Ваше императорское величество не обидится на нас, — лукаво улыбаясь, сказала Долли, — если мы попросим у него разрешения обращаться с ним, как с частным лицом?
— Только так, Дарья Федоровна! — с восхищением воскликнул Александр. — Если бы вы знали, как я устал от этикета!
— И отлично, — сказала Екатерина. — Тогда я для вас Катя, а она, — кивнула в сторону сестры, — Долли.
Елизавета Михайловна с некоторым беспокойствием следила за этим разговором, готовая в любую минуту прийти на выручку дочерям. Она помнила еще со времен своего пребывания при дворе в качестве фрейлины, как молодой Александр жестоко поступал с теми, кто осмеливался не восхищаться им и не отдавать должное его высокому положению.
Все сели за стол. Царь озабоченно поглядел на большие часы, стоящие у стены.
— Простите, но в моем распоряжении совсем немного времени.
И все же царь пробыл у Хитрово более двух часов.
Прощаясь, он сказал:
— Мне давно не было так хорошо, как в обществе вашего любезного трио. Я прошу позволения на будущей неделе повторить свой визит.
— О! Мы будем счастливы! — искренне отозвалась Долли, улыбаясь детски озорной улыбкой.
— Будем ждать с нетерпением! — воскликнула Екатерина.
— Сердечно благодарна вам, ваше величество, — сдержанно сказала Елизавета Михайловна.
В гостях у «любезного трио» побывал и великий князь Михаил Павлович. Долли писала мужу, что он «пробыл три битых часа и все время болтал».
А вскоре Елизавета Михайловна с дочерьми была приглашена в Царское Село, к императрице Елизавете, и в Павловск, к императрице-матери, великой княгине Александре Федоровне.
«Это не делается ни для кого. Это устроил император», — писала Долли мужу. Но она не написала о том, что все это делается не ради «любезного трио». Она с первой встречи с Александром чутьем женщины и проницательностью «Сивиллы Флорентийской» поняла, что делается все это ради нее. Она ужаснулась тому, какое сильное впечатление на нее, замужнюю, правда совсем еще неопытную молодую женщину, произвел Александр.
Долли не удержалась и написала Александру письмо, а вместе с письмом послала несколько своих рисунков. В ответ она сразу же получила письмо от него. Он писал:
«Как вы любезны, что подумали о прелестных рисунках. Конечно, они будут бережно сохранены. Но каким выражением мне следует воспользоваться, чтобы сообщить Вам о том удовольствии, которое доставила мне наша первая встреча, и то, как вы ко мне отнеслись? Я думаю, что Вы сами прочли это на мне лучше, чем я смог бы Вам выразить.
Я постарался как мог лучше исполнить Ваши поручения, и у Вас уже должно быть доказательство этого.
Ожидаю с нетерпением счастья снова Вас увидеть.
Царское Село, 16 июня.
Будьте спокойны — Вас не будут бранить, прежде всего потому, что ваше письмо прелестно, как прелестны Вы сами».
Теперь она имела право писать еще и еще императору, и он отвечал ей сразу же, правда коротко. Она же ночами, лежа в постели, не раз перечитывала его письма:
«Весь день я провел, будучи прикован к письменному столу, и не вставал из-за него до глубокой ночи.
Вы поймете, насколько я был огорчен. Но это огорчение не было единственным. Вы действительно подвергли меня танталовым мукам — знать, что Вы так близко от меня, и не иметь возможности прийти Вас повидать; ибо таково мое положение!
„Вы уже меньше нас любите?“ Неужели я заслужил подобную фразу? За то только, что из чистой и искренней привязанности исполнил по отношению к Вам долг деликатности? За то, что подверг себя очень чувствительному лишению только ради того, чтобы Вас не компрометировать, или подвергать нескромным пересудам, которые всегда неприятны для женщин. И вот мне награда.
Будьте уверены в том, что в любое время и несмотря на любое расстояние, которое нас разделит, Вы всегда снова найдете меня прежним по отношению к Вам. Я бесконечно жалею о том, что необходимость заставляет нас расстаться на такое долгое и неопределенное время».
Александр был занят неотложными делами и не раз нарушал свои обещания приехать. Долли в письме упрекнула его за это. Он ответил:
«Я покорно подчиняюсь упрекам и даже наказаниям, которые трио соблаговолит на меня наложить. Прошу разрешения прийти, чтобы им подвергнуться, сегодня, между одиннадцатью и двенадцатью часами, так как это единственное время, которым я могу располагать.
Только покорно подвергнувшись наказаниям, к которым меня приговорят, я возвышу свой скромный голос, чтобы доказать свою невиновность, и надеюсь, она окажется настолько очевидной, что справедливость моих любезных судей полностью меня оправдает.
А.
Я вошел бы во двор, если Вы позволите.
Каменный остров. Понедельник вечером. Графине Фикельмон».