Прокашливаюсь, снимаю Надя с подоконника. Пушинка.
– Извини, я действительно не так тебя понял, – произношу, чтобы девушка перестала смущаться.
Но ухмылку спрятать не получается. Вины я не чувствую, даже наоборот, рад, что всё так вышло. Впрочем, Наде об этом пока знать не обязательно.
Разворачиваюсь и выхожу из кабинета.
Перевариваю случившееся, анализирую свои действия. Что со мной?
Как-то мои первоначальные мотивы не вяжутся с нынешней реакцией на девушку. Одно дело желать добра и защищать от других, и совсем другое… От меня её кто защитит?
Возвращаюсь в кабинет, Надю перехватываю на выходе с пустым ведром в руках. Забираю, сам иду за водой.
Нет, это не девушка, это сплошной феномен. Не кокетничает, не улыбается лишний раз, даже глазки не строит.
Пытается казаться сильной, самостоятельной, смелой… Можно до бесконечности перечислять, суть не изменится.
Я привык, что современные девушки, начитавшись всяких статеек по психологии, корчат из себя непонятно что. Знаю, что девушки – слабый пол. Но когда попытки казаться немощной доходят до маразма, у меня они вызывают только отвращение.
А с Надей всё наоборот. Хочется защитить её, пусть она и делает вид, что не нуждается в этом.
С полным ведром воды иду обратно в кабинет.
Меня ждёт сюрприз. Никита стоит посреди класса и бесцеремонно рассматривает Скворцову. Я знаю, что она ему не нравится.
Обычно брат имеет собственное мнение, но в этот раз ему на уши подсела Штерн. Она знает к нему подход, вот и дёргает за ниточки.
– Выйдем! – бросаю брату, когда понимаю, что разборок не избежать.
Но устраивать их при девушке я не собираюсь.
– Ты из-за этой девки пообещал классной драить кабинет? – Ник цедит ядовито.
– Тебя не касается, – отвечаю тихо.
Знаю, что сейчас брат опять начнёт меня шантажировать, напомнит, что я тоже не святой.
Но мне плевать. Надоело постоянно идти у него на поводу. Я два последних года только этим и занимаюсь.
Однако к моему великому удивлению Ник ничего не говорит. Бьёт кулаком в дверь со злостью и уходит.
Смотрю ему вслед и словно вижу себя со стороны. Хоть мы и троюродные, очень похожи. И не только внешне.
Агрессия, самоуверенность, жестокость по отношению к окружающим. Я ведь раньше тоже был таким.
Глава 16
С самого утра я не могу отделаться от мысли, что что-то не так. Буквально кожей ощущаю присутствие чужих глаз, и это порядком напрягает. Оборачиваться и смотреть, кто там решил проделать дырку на моей блузке в области спины, я не хочу. Боюсь, что мои догадки окажутся явью.
Можно было бы попросить Веру, чтобы она посмотрела на этого глазастика, но Мышкина на меня обиделась. Со вчерашнего дня не разговаривает.
Я понимаю, что отчасти тоже не права – не стоило так грубо переводить стрелки со своей личности на личность подруги. Но и извиниться пока не выходит. Вера опоздала на первый урок, а во время перемены куда-то исчезла, пришла по звонку.
Тем более, я хочу не просто попросить прощение – это как раз таки дело одной минуты. Мне кажется разумным поговорить с девушкой, объяснить ей, что я извиняюсь не за своё мнение – я его не изменю. Я хочу попросить прощение за форму, в которой его преподнесла. А на это уже требуется время, тут парой минут не отделаешься.
Вот и сидим мы теперь с Мышкиной – за одной партой, но, словно, в разных концах класса. Она что-то старательно вырисовывает на черновике, переписывать задачу с доски не собирается. Ранее я уже слышала от неё, что химия ей ни к чему.
А мне приходится надавить на горло своим ощущениям, отложить до лучших времён разговор с Верой и вникать в слова Татьяны Анатольевны.
Ближе к концу урока мы записываем в дневники домашнее задание. Я записываю. Про остальных не скажу, вижу только, что Мышкина делает пометку прямо в тетради – карандашом. Остальные может быть и вообще в учебнике отмечают, как например, Максим Королёв, который сидит за первой партой на соседнем ряду.
К тому моменту, как прозвенит звонок, я стараюсь, чтобы все мои вещи были собраны в рюкзак, и я могла бы оперативно перехватить Мышкину.
Впрочем, Вера тоже не лыком шита – убегает из класса, как только появляется возможность.
Я кидаюсь за ней, перехватываю уже на выходе из гардеробной.
– Вер, – хватаю её за запястье. Невольно подмечаю, что кость-то у девушки достаточно узкая. – Давай поговорим.
– Мхм, – губы надувает и смотрит за мою спину.
Понятно, взглядами пересекаться не хочет. Присматриваюсь к выражению лица подруги, и интуиция мне подсказывает, что у меня есть все шансы настоять на своём.
Вера хоть и делает вид, что охвачена вселенской обидой, на деле не выглядит злой или рассерженной.
Не оставляя Мышкиной времени на раздумья, тяну её к окну, находящемуся в самом конце гардеробной. Демонстративно ставлю на подоконник свой рюкзак, как бы показывая девушке пример.
На удивление Вера с лёгкостью копирует мой жест, складывает руки на груди, слегка вскидывает подбородок. Всем видом показывает, что готова меня выслушать.
Глядя на её поведение, с трудом сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. Обижающаяся Вера выглядит довольно забавно.
– Вер, я хотела бы попросить…
– Я согласна!
– Отлично, – улыбаюсь, немного растерянно от такого странного уточнения. – Так вот, я бы хотела…
– Хорошо, – опускает голову. Плечи девушки слегка вздрагивают.
Ничего не понимаю – она плачет что ли?
– Я согласна с твоим предложением, – всхлипывает.
– Подожди, ты о чём? – хмурю брови. – Я хочу извиниться за свои слова, не стоило мне в такой форме…
– Надь, – хватает меня за руки и смотрит щенячьим, абсолютно беспомощным взглядом. – Не извиняйся, лучше помоги мне похудеть.
– Оу! – это всё, что я могу ответить.
Не ожидала, что Мышкина с такой лёгкостью согласится расстаться со своими лишними килограммами.
– Так ты поможешь? Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – трясёт мои руки.
Понимаю, что Вера ничего плохого сделать не собирается, но чувствую, что ещё немного, и у меня кисти вместе с локтями поотрываются. Интересно, она сама понимает, насколько сильная девушка?
– Да, да, я помогу тебе, чем смогу. Но я же не спортивный тренер и не диетолог, ты это понимаешь? Я просто могу поддержать тебя, основная работа на тебе.
Вера активно кивает на каждое моё слово.
– Только у меня будет два условия, – вытаскиваю одну руку из её крепкого захвата, и поднимаю указательный палец вверх. – Первое – беспрекословно выполнять мои инструкции, и второе – рассказать мне причину такого внезапного решения.
Мышкина тяжело вздыхает. Складывается ощущение, что девушка пробежала стометровку, а перед этим ей неделю не позволяли есть булочки, такой у неё грустный вид.
– Вер? – пытаюсь поймать взгляд собеседницы. – Что случилось?
Я же вижу, что она чем-то расстроена, и теперь понятно, что причина не в нашей ссоре.
– Просто Мишка… – шмыгает носом, вытирает его тыльной стороной ладони. – Просто он сказал, что я… я… тол-ста-я-а-а-а…
Вера разражается горькими рыданиями, её грудь то и дело вздымается от частых всхлипов, а по щекам текут ручейки слёз.
Я понимаю её обиду. Это неприятно, когда тебя унижают за то, на что ты не можешь повлиять во мгновение ока. Возможно, Вера и виновата немного в своих проблемах с лишним весом, но ведь причины могут быть в чём угодно.
Однако меня удивляет другое – неужели Рягузов её впервые обозвал толстой? С чего вдруг такая бурная реакция?
– А он только обозвал тебя или ещё что-то сделал? – спрашиваю, словно предчувствуя неладное.
Девушка поднимает на меня затравленный взгляд, а в глазах мелькает животный страх.
– Только обещай, что не расскажешь никому.
– Обещаю… – тяну немного растерянно.
– Он меня по попе шлёпнул, а потом засмеялся, мол, я такая толстая, что наверное, и не почувствовала, ну и ещё много чего сказал, – опять тянет носом, собираясь устроить новый поток слёз.
Ещё немного, и нам понадобится плот, чтобы не утонуть в этом солёном море, состоящем из бесконечных горьких обид.
Ну и урод же этот Рягузов.
После физики у нас по расписанию урок математики, и к большой нашей с Верой радости, проходить он будет в том же кабинете, где была физика. Поэтому вместе с Мышкиной дожидаемся, когда большинство одноклассников покинет класс, и принимаемся за работу.
Вера достаёт свой черновик, вырывает из середины двойной листочек и протягивает его мне, пугливо озираясь по сторонам.
– Только давай шёпотом будем разговаривать, чтобы никто не услышал, – просит жалобно.
Киваю в знак согласия и открываю интернет на своём телефоне.
– Смотри, в принципе, можно скачать специальное приложение, в котором будет уже готовый план питания. Но там, как правило, такие блюда, которые ни в столовой, ни дома обычно никто не готовит.
Протягиваю Вере телефон. Она смотрит на экран и брезгливо морщит нос.
– Это точно суп? – кривится с отвращением. – Я такое даже под пытками есть не стану.
Так я и думала.
– Слушай, а у вас в семье… – прикусываю губу с внутренней стороны, внимательно слежу за реакцией собеседницы. Как так задать свой вопрос, чтобы он звучал как можно корректней?
– Ты хочешь спросить, сколько толстяков в моём доме? – иронично изгибает одну бровь. Громко хохочет, но тут же ладонью прикрывает рот, добавляя с гордостью: – Я одна такая.
Смешная, час назад ревела из-за своего лишнего веса, а теперь даже шутит. Если так и дальше будет, мне проще.
– А ты вообще дома также питаешься, как в школе? – продолжаю допрос.
Я, конечно, в будущем хочу стать врачом. Но только педиатром, а не диетологом. В любом случае, даже сейчас я понимаю, что без предварительного сбора информации о том, что предшествовало проблемам с весом, или как врачи называют это сложным словом, анамнеза, мне не обойтись.
– Надь, у меня мама – повар. Она на работе готовит, дома готовит, даже когда мы к бабушке в гости приезжаем, там тоже готовит. Любит это дело, понимаешь? Папа в строительной бригаде работает, чтобы маму не обижать, с собой часть еды забирает, мужиков подкармливает. А мне деваться некуда, – грустно выдыхает.