По ощущениям проходит половина урока. Часов в кабинете нет, а доставать телефон, чтобы посмотреть время, я не хочу. Это всё-таки неуважительно по отношению к преподавателю.
Я мысленно радуюсь тому, что попала в такой примерный и дисциплинированный класс, но моя радость мгновенно улетучивается, когда входная дверь открывается и с грохотом ударяется о стену. Пятнадцать голов, не считая учительницы, оборачиваются, как по команде в сторону источника шума.
В кабинет плавной походкой входит девушка, с которой я столкнула при входе в здание. Ди её, кажется, мой спаситель называл. Вот, собственно, и он. А замыкает неторопливую процессию мажорик, который меня об пол швырнуть пытался.
– Штерн! Чернышевский! Ря-гу-зов… – громкий крик химички медленно сходит на «нет» с появлением в кабинете нахального мажора.
Компашка рассаживается по местам, громко перешёптываясь друг с другом и с некоторыми другими одноклассниками. Они ударяют друг друга по рукам в знак приветствия, а от былого благоговения не остаётся и следа. Подростки, словно, сходят с ума после появления троицы. Вот тебе, и дисциплинированный класс.
– О! – выкрикивает мажорик. – А эта мелюзга что у нас в классе делает?
Я не оборачиваюсь на его возглас, но чувствую кожей спины, что он прожигает во мне дыру.
– Михаил, – химичка обращается к парню заискивающим тоном, – до конца урока осталось меньше десяти минут, ты позволишь мне закончить?
От услышанного я слегка приоткрываю рот, а мои брови начинают жить собственной жизнью и стремительно ползут вверх.
Вот тебе и учительский авторитет.
Оставшееся время пытаюсь сосредоточиться на объяснении домашнего задания. Звенит звонок, и кабинет, а вместе с ним и вся школа, наполняются размеренным жужжанием.
Я собираю свои вещи с парты и складываю их в рюкзак, снимаю со спинки стула куртку – не успела занести её в гардеробную.
К моей парте подходит Мышкина.
– Привет ещё раз, – она говорит довольно тихо. Создаётся впечатление, что опасается, будто её кто-то услышит. – А ты… ты серьёзно…
Девушка окидывает меня взглядом, когда я поднимаюсь со стула, но не говорит больше ни слова, только прикусывает нижнюю губу. Не знает, как спросить.
– Да, мне семнадцать, я учусь в одиннадцатом классе, – отвечаю, предвидя назревающие в голове Мышкиной вопросы. – Меня, кстати, Надей зовут.
Протягиваю руку для приветствия, которую девушка охотно пожимает.
– А я Вера. Вера Мышкина, – широко улыбается.
Выглядит вполне жизнерадостной, не то, что сорок минут назад в коридоре. Походила на зашуганного зверька, хотя при её комплекции она этих двоих мажоров одной левой раскидала бы.
– Слушай, покажешь мне, где здесь у вас столовая или буфет? Я с утра голодная, как волк, – обращаюсь к своей новой знакомой.
Девушка охотно кивает, но очень скоро безмятежная улыбка на её лице сменяется растерянностью.
– Не так быстро, малявка, – раздаётся за спиной до боли знакомый голос.
Набираю в грудь побольше воздуха и оборачиваюсь, смело встречая разъедающий взгляд сразу двух пар глаз.
– Значит так, – чеканит мажор, – или ты сейчас же просишь прощения за инцидент в холле, или… – он многозначительно играет бровями, надеясь нагнать на меня таким образом ужас.
– Или? – я складываю руки на груди и смотрю внимательно на худощавого наглеца. Голову приходится сильно задрать, но я привыкла смотреть на мир снизу вверх.
– Ты чё типа смелая, да? – парень трёт пальцем кончик носа и в целом становится более агрессивным. – Да я тебя на клочки порву, поняла, недоросль?
Мышкина пытается дёрнуть меня за рукав, но я продолжаю стоять на месте неподвижно, даже когда Михаил делает рывок в мою сторону.
Только сейчас замечаю, что на самой дальней парте, в углу, сидит мой спаситель. Одна нога упирается в пол, а вторая стоит на стуле. Парень внимательно следит за представлением, и что-то мне подсказывает, что именно его пристальный взгляд держит нахального мажора на цепи.
– Не порвёшь, – произношу тихо, но достаточно уверенно. Понимаю, что играю с огнём, но и пойти против своей природы не могу. Я не привыкла испытывать страх перед такими, как этот избалованный мальчишка, и всегда смело смотрю в лицо опасности. – Духу не хватит.
Последнюю фразу выдыхаю с лёгкой улыбкой на губах. Замечаю, что глаза парня начинают растерянно бегать по классу, он смотрит куда угодно, лишь бы не на меня. Его обескураживает моя смелость в сочетании с внешностью человека, абсолютно не способного за себя постоять.
При росте метр и сорок два сантиметра я больше похожу на пятиклашку, чем на ученицу выпускного класса. И только если внимательно присмотреться к моему лицу и фигуре, можно понять, что мне уже не десять лет. Поэтому внутренняя уверенность в себе – это моё единственное оружие, которое я не боюсь применять против таких, как Михаил.
– Ну, и дура! – наконец выплёвывает парень, хватает с парты рюкзак и выскакивает из класса.
Конечно, оскорбления идут в ход, когда заканчиваются аргументы. Я привыкла к такому.
Только сейчас обращаю внимание на Ди, которая молча стояла и наблюдала за жалкими потугами своего дружка. В отличие от нашей предыдущей встречи, она ведёт себя слишком тихо, я бы даже сказала, скромно. Только щёлкает языком презрительно, качает головой и уходит вслед за мажором.
– Вот ты бессмертная, – вздыхает восхищённо Мышкина, когда мы выходим из кабинета химии и спускаемся на первый этаж, в буфет.
– Никто не бессмертен, – отвечаю философски, пытаясь за толпой разглядеть конец очереди.
Мы с Верой берём по стаканчику чёрного чая. Девушка покупает ещё кусок пиццы и пирожок с картошкой, а я предпочитаю перекусить овсянкой.
– Ты серьёзно наешься такой маленькой порцией? – Мышкина морщится, глядя на тарелку с кашей.
– Вер, ну представь, если я поправлюсь, на кого похожа буду при таком росте? – в одной руке держу ложку, а второй подпираю подбородок.
Меня веселит растерянность одноклассницы. Я-то привыкла к своему маленькому росту, поэтому стараюсь относиться спокойно к реакции окружающих людей. А вот новые знакомые обычно неоднозначно реагируют на меня. Кто-то считает неполноценной, а кто-то забавной.
Девушка хлопает длинными ресницами и закрывает обратно рот, который открыла для того, чтобы откусить кусочек от пирожка. Откладывает хлебобулочное изделие в сторону и молча пьёт свой чай. Кажется, она о чём-то важном задумалась, поэтому не проронила больше ни слова, пока я не попыталась заговорить.
– А… вот это Михаил… – не знаю, как начать разговор. Мы едва знакомы, и дружеская беззаботная беседа не клеится вот так вот с ходу.
– Рягузов? Который тебя запугать пытался, ты про него спросить хочешь?
Киваю, допивая остатки чая. Не скажу, что меня одолевает любопытство касательно этих мажоров, просто я хочу хотя бы примерно знать, чего стоит опасаться.
– Мишка сын нашей директрисы, – выпаливает Вера, а мне в один миг становится понятно, почему Наталья Павловна прошла мимо, когда мажор пытался разделаться со мной в холле перед уроками.
– А… Ди?…
– Диана Штерн, подружка их, – в той же беззаботной манере продолжает девушка.
– Их, это кого?
– Рягузова и Чернышевских, – она всё-таки тянет руку за куском пиццы и буквально проглатывает её целиком. Видимо, за разговором забывает про мои намёки и съедает всё, что купила. – Влада ты видела, это он тебя перехватил, когда Рягузов, ну…
– Я поняла, – натянуто улыбаюсь.
– Вот. У Влада есть брат троюродный, по сравнению с ним, Майкл и Ди – просто ангелы.
Вера смахивает крошки с груди, которые насыпались на ткань белоснежной блузки, и вытирает губы салфеткой.
– Извини, конечно, но ты так спокойно говоришь про этих двоих, и это после того, как они тебя унизили? – моё врождённое чувство справедливости не позволяет мне промолчать.
– Ай, – Вера беззаботно машет пухленькой ручкой, – я привыкла. Ты всё? А то у нас общество следующим, училка не терпит опаздунов.
Мышкина резво поднимается из-за стола, перекидывая через плечо длинную тяжёлую косу. У неё красивые волосы – светло-каштановые, прямые и блестящие. Да и на лицо девушка вполне симпатичная, если не брать во внимание лишний вес.
Я следую её примеру и тоже поднимаюсь, не сводя глаз с новой одноклассницы. Это как же нужно было сломать человека, чтобы он так не уважал себя и терпел унижения от каких-то богатеньких выскочек?
Глава 3
Сколько я себя помню, мой отец всегда находился в поиске новой работы. Ни на одном месте он не задерживался больше полугода, а иногда не дорабатывал и месяц. Если бы не мамина любовь к шитью, я боюсь, мы вообще не выжили бы.
Единственное, что утешало в перерывах между очередным увольнением и папиным поиском себя, он ограничивался одним населённым пунктом.
Отец просто увольнялся из одной организации, устраивался в другую, опять увольнялся и впадал в депрессию. И так по кругу, пока не находил новое место, которое, как он говорил, то самое.
Но в последний раз папа с чего-то решил, что всему виной город, в котором мы живём. Мол, он проклят, и поэтому отцу не везёт. Мама всегда молча во всём поддерживает отца, поэтому согласилась на переезд, а вот я…
Мне безумно не хотелось переходить в другую школу накануне выпускных экзаменов. Я слёзно умоляла родителей подождать с переездом хотя бы четыре месяца, но отец оказался непреклонен. Он выставил на продажу наш дом, который достался ему от бабушки с дедушкой, и очень быстро нашёл покупателя.
Более того, папа даже не удосужился лично посмотреть новый дом, лишь попросил продавца снять видео. Сказал, что все сейчас так делают, в этом нет ничего страшного. Я только молча вздыхала и поражалась слепоте своих, окрылённых скорыми переменами, родителей.
Зато теперь у моего отца нет времени на депрессию. И на поиск новой работы тоже. Все силы уходят на ремонт канализации и проводки, потому что стены ему на видео сняли. А вот о других проблемах предпочли умолчать.