Лишь один раз отважилась сказать ему «нет». Тогда Джозеф залез ко мне в постель, и я призналась, что мне больно. Свернулась в клубок и обхватила себя руками, надеясь, что так Джозеф ко мне не подберется. Тогда он встал над моей кроватью и произнес:
– Глаз, насмехающийся над отцом и пренебрегающий покорностью к матери, выклюют вороны дольные и сожрут птенцы орлиные! Притчи, 30:17.
Сразу представила, как меня клюют и рвут когтями вороны и орлы. Это будет мне наказанием за то, что разгневала Господа. Грех препятствовать отцу в исполнении родительского долга. Тогда я раздвинула ноги и позволила Джозефу на меня влезть, а потом лежала смирно-смирно. Когда мама водила нас к доктору, всегда говорила: «Не будешь вертеться, больно не будет». Вот я и не вертелась, но больно все равно было – и во время, и после, когда Джозеф говорил, что я веду себя как хорошая девочка и он мной доволен.
Я потом много об этом думала и гадала, сколько еще раз Джозеф должен был наведаться ко мне в спальню, чтобы хорошая девочка превратилась в плохую.
Крис
Доедаю завтрак и отправляюсь в душ. Перед тем как помыться, тщательно вытираю плитку, чтобы точно не подцепить какую-нибудь отвратительную инфекцию от этой девицы. Волдыри у нее на ногах, мягко говоря, не внушают доверия. Полчаса спустя Хайди вырастает передо мной, уперев руки в бока, и спрашивает:
– Не надоело дурака валять?
Беру портфель и отвечаю:
– Нет, не надоело.
Прощаюсь с Зои и направляюсь к двери, но перед уходом беру Хайди за руку и вытягиваю на лестничную площадку. Аромат приготовленного ею завтрака доносится даже сюда. Мимо проходит сосед – должно быть, отправился за газетой.
– Не забывай звонить, – велю я. Между тем сосед на лифте спускается на первый этаж. – Каждый час. Если хоть на минуту запоздаешь, сразу звоню в полицию.
– Крис, не перегибай палку, – отвечает Хайди.
– Каждый час, – повторяю я. – Тебе ведь несложно? – И прибавляю риторический вопрос: – В конце концов, что ты о ней знаешь?
Чмокаю жену в щеку и ухожу. В поезде невольно слушаю разговор двадцатилетних приятелей. Болтают про вчерашние пьяные похождения, жалуются на головную боль и сообщают, что вчера по приходе домой их стошнило. Позже, наслаждаясь тишиной и уединением в своем кабинете, достаю из кармана чек и гляжу на написанное на нем имя. Уиллоу Грир. Потягиваюсь в кожаном кресле. Кабинет мой находится на сорок третьем этаже небоскреба в Норт-Луп. Понимаю, что меморандум о предложении – тот самый, который я обязан подготовить и ради которого притащился в офис этим солнечным воскресным утром, – сейчас занимает мои мысли меньше всего. Нужно составить буклет и подробно изложить сведения о деятельности компании, которую мы продаем, – финансовые отчеты, описание бизнеса и все в таком духе. Но меня волнует совсем другая проблема.
Включаю компьютер, печатаю слова «Уиллоу Грир» и жму на «Enter». Пока идет поиск, сижу, уставившись в стену. По дороге надо было купить кофе. В моем кабинете окон нет, но я рад, что у меня, по крайней мере, есть своя территория. Многие другие наши аналитики довольствуются отсеками в общем зале. Порывшись в ящиках стола, нахожу две блестящие монеты. Два раза по четверть доллара. Как только разрешу загадку Уиллоу Грир, сразу отправлюсь к автомату за кофе.
Вдруг звонит телефон. Торопливо хватаю трубку. Саркастичным тоном Хайди объявляет:
– Одиннадцатичасовой доклад. Все благополучно.
Проверяю время на компьютере – десять пятьдесят девять.
Слышно, как плачет младенец.
– Почему ревет? – спрашиваю я.
– Снова жар начался, – отвечает Хайди.
– Лекарство дала?
– Ждем, когда подействует.
– Попробуй прохладный компресс, – советую я. – Или ванночку с водой комнатной температуры.
Когда Зои была маленькой, ей это иногда помогало. Но на самом деле хочется вовсе не давать добрые советы, а заявить: «Видишь, во что вляпалась? А я предупреждал…»
– Ладно, – говорит Хайди. Перед тем как жена кладет трубку, успеваю напомнить: – Перезвони ровно через час. Буду ждать.
И снова поворачиваюсь к компьютеру. Первым делом просматриваю фотографии, ожидая увидеть лицо Уиллоу. Но вместо нее вижу тезку – какую-то рыжеволосую знаменитость. А вот еще одна Уиллоу Грир, брюнетка. Ее снимков в социальных сетях видимо-невидимо. Скромностью девушка не отличается – грудь едва не вываливается из декольте, поверх пояса джинсов нависает достаточно полный живот. На нашу Уиллоу совсем не похожа. Продолжаем поиски. Так, город Уиллоу в округе Грир, штат Оклахома. Дома, выставленные на продажу, в другом городе Грир, штат Южная Каролина. Если верить сайту телефонного справочника, в Соединенных Штатах живет шесть человек с таким именем, не путать со Стивеном Гриром, проживающим на улице Уиллоу-Ридж-Драйв в Цинциннати. На сайте есть информация только о четырех Уиллоу Грир из шести. Выдергиваю лист бумаги из принтера и принимаюсь записывать. Уиллоу Грир из Олд-Сэйбрук. Нет, этой сейчас за сорок. Старовата. Уиллоу Грир из Биллингсли, штат Алабама, еще старше – шестьдесят пять. Но на всякий случай записываю и ее тоже. Что, если миссис Грир из Биллингсли, штат Алабама, бабушка нашей Уиллоу? Возрасты остальных не указаны.
Записываю все, что удается обнаружить, и тут в голову приходит мысль: вдруг в телефонный справочник заносят только совершеннолетних? Или, что еще более осложняет задачу, только тех, у кого есть в собственности какая-нибудь недвижимость? Быстро печатаю «Зои Вуд, Чикаго, Иллинойс». Моя догадка оказалась верной – по запросу ничего не найдено. Черт возьми. Некоторое время сижу в глубокой задумчивости. Допустим, мне надо найти что-нибудь про Зои. Где я буду искать? Принимаюсь заходить на сайты социальных сетей – «Фейсбук», «Майспейс». К сожалению, других не знаю. Пожалуй, расследование пошло бы гораздо веселее, привлеки я к делу двенадцатилетнюю дочку. По крайней мере, с моим мобильником Зои управляется гораздо ловчее меня. Подумываю, не позвонить ли дочке, но вовремя вспоминаю, что Хайди конфисковала ее телефон. Да, не повезло. Принимаюсь перебирать разные вариации «Уиллоу Грир» – «Уиллоу Г.», «Грир Уиллоу». Пробую по-другому написать имя – «Виллоу», «Уилоу», даже «Уило». Мало ли как ее могли записать при рождении?
Тут натыкаюсь на аккаунт в «Твиттере» какой-то У. Грир. «@ПропадаюБезТебя». В делах «Твиттера» я полный профан, однако сообщения этой девицы мрачны и депрессивны, тут и там упоминается самоубийство. «Сделаю это сегодня». Но девушка на фотографии точно не та, ни малейшего сходства. К тому же этой точно есть восемнадцать или даже девятнадцать. На фотографиях демонстрирует порезанное запястье, и улыбка какая-то дикая. Последний твит опубликован две недели. Неужели и правда с собой покончила?
– Привет.
Торопливо перевожу компьютер в спящий режим и, откинувшись на спинку кресла, стараюсь держаться непринужденно, будто меня только что не застигли за посторонним делом в рабочее время. И вообще, получается, что я в некотором смысле шпионю за этой девицей. Хотя какое это шпионство? Всего лишь необходимое расследование.
Однако уверен, что выражение лица у меня виноватое.
В дверях стоит Кэссиди Надсен. Юбку-карандаш и каблуки заменила на менее формальный и гораздо более привлекательный наряд: обтягивающие джинсы и просторный свитер цвета слоновой кости, спадающий с одного плеча и выставляющий напоказ красную бретельку бюстгальтера. Кэссиди поправляет свитер, но он тут же соскальзывает снова. Скрестив ноги, – почему-то кеды на ней выглядят даже более эротично, чем шпильки, – прислоняется к косяку.
– Ты ведь, кажется, хотел на выходных поработать дома.
– Хотел, – признаю я и комкаю чек, на котором написано «Уиллоу Грир». – Надо подготовить меморандум о предложении, – прибавляю я, перебрасывая чек из руки в руку. – Но дома все вверх дном…
– Проблемы с Зои? – уточняет Кэссиди. Впрочем, на ее месте любой решил бы, что дом скорее способен перевернуть вверх дном двенадцатилетний ребенок, чем жена и мать семейства.
– Нет, – признаюсь я. – Вообще-то с Хайди.
Кэссиди с понимающим видом извиняется. Решила, что мы поссорились. Ее лицо принимает преувеличенно встревоженное выражение. До чего же светлые у нее все-таки волосы! И глаза серо-голубые, и кожа белая…
– Сочувствую, – произносит она, без приглашения входя в кабинет и усаживаясь на один из металлических стульев без подлокотников, стоящий рядом со столом. – Поделиться не хочешь? – предлагает она, кладя ногу на ногу и подаваясь вперед.
Такой вопрос могла задать только женщина. Стоит мужчине почувствовать, что кто-то хочет поплакаться ему в жилетку, сразу спасается бегством. Женщины, наоборот, обожают изливать друг дружке душу.
– Рассказывать особо не о чем, просто Хайди в своем репертуаре, – говорю я. Тут же раскаиваюсь в своих словах (прозвучало как упрек) и смущенно прибавляю: – Нет, ты не подумай, я не в плохом смысле.
– Хайди – хорошая женщина, – кивает Кэссиди.
– Лучше всех, – с жаром соглашаюсь я, стараясь выкинуть из головы совершенно неуместные мысли о Кэссиди Надсен в шелковых комбинациях и ночных рубашках с оборочками.
Когда мы с Хайди поженились, мне было двадцать пять, а ей двадцать три. Гляжу на свадебную фотографию, приколотую к пробковой доске на стене. «Да, очень изысканно», – с некоторой язвительностью отозвалась по этому поводу Хайди, когда в последний раз была у меня в кабинете. Провела пальцами по снимку, а я пожал плечами и сказал: «Рамка сломалась. Был аврал, очень торопился, вот и сшиб ее со стола». Хайди с понимающим видом кивнула. Кому, как не жене, знать, что у меня на работе постоянно авралы?
Впрочем, случившееся с фотографией можно считать символичным. Защитное стекло нашего брака тоже треснуло. Причем трещины самые разные – необходимость выплачивать по закладной на квартиру, ребенок-подросток, недостаток общения, накопления на старость, рак. Кэссиди принимается рассеянно поглаживать лампу у меня на столе. Ногти у нее длинные, накрашены прозрачным лаком. Лампа старинная, с зеленым абажуром. Кэссиди берется за цепочку, накручивает на тонкий пальчик и тянет. Тут в голову закрадываются мысли об измене, но сразу их отметаю. Нет, никогда. У нас с Кэссиди такого не будет.