Понятно, что мама спокойная, пока она в клинике под препаратами. Но где гарантия, что дома не начнется то же, что прежде?
Уже после госпитализации в квартире родителей нахожу ее таблетки в самых разных местах. И понимаю, почему в последние дни максимальные дозы лекарств не действовали. Мама только делала вид, что глотала таблетки, пряча их под язык. И выплевывала потом.
Нам везет. Знакомая, с которой я случайно заговариваю о нашей проблеме, рекомендует для работы сиделку Марину. Хорошую женщину родом из Абхазии, медсестру, которая много лет живет в Москве.
Но справится ли Марина с мамой?
Справимся ли все мы?
Всё это день за днем не дает мне покоя…
Забираю маму из больницы во вполне благожелательном расположении духа.
Но уже в машине доброты в ее голосе убавляется. То «откуда-то дует!», то «почему так жарко?!», то «куда мы едем?», то «когда приедем?!»…
Меняющийся на глазах тон и вновь возникшие нотки агрессии меня не просто пугают, а практически вводят в ступор. Неужели сначала?..
Через полчаса дома мама уже опять не хочет принимать лекарство.
– Кто мне его прописал?!
Уже снова зла на отца, на меня и на пришедшую чуть позже новую сиделку Марину.
– Кто это?! – презрительно и строго призывает к ответу всё еще очень слабого отца.
– Марина.
– Что она тут делает?
Холод в голосе мамы становится ледяным.
– Нас выхаживает. Пока сами не можем…
Спасибо, Господи, отец хоть что-то понимает. Хоть и далеко не всё.
До вечера продержались. Ночью и утром Марина снова звонит мне, как до нее звонили «Аня» и Валентина – лекарство мама принимать не хочет.
Всё по новой?..
Опять бегу, опять еле уговариваю принять, теперь пытаясь проверить, не спрятали ли таблетку под язык.
Звоню лечащему врачу, которая вела маму в больнице. Врач убеждает меня, что лекарства должны действовать.
«Должны».
Агрессии быть не должно.
«Не должно…»
А если будет продолжаться?
– Тогда только психиатрическую скорую вызывайте, – как приговор выносит врач…
А я уже настолько устала бояться того, что будет с мамой дальше, что просто загоняю слова «психиатрическая скорая» куда-то в глубину подсознания. Я подумаю об этом потом…
Но, к счастью, до психиатрической скорой дело не доходит.
Постепенно мама начинает брать лекарства у сиделки Марины, не прятать их и не выплевывать.
И успокаивается. И затормаживается.
Конечно, это не та мама, которая была до болезни. Но и не та, что была все последние недели до больницы.
Той – первой доброй настоящей – мамы уже не будет. Она даже в памяти никак не хочет ко мне вернуться. Я мучительно пытаюсь воскресить в своем сознании ту маму. Не воскрешается. Пусть хотя бы не возвращается та, другая…
Что делать?
• Не бояться понятий «психиатрическая скорая помощь», «психиатрическая клиника».
• Все страхи только в наших головах.
• Не тянуть всё на себе.
• Идти в психоневрологический диспансер (ПНД) по месту жительства. Выяснять условия, в которых находятся пациенты, которых госпитализируют в психиатрические больницы. Выяснять наличие дневного стационара в ПНД – всё это существенно облегчит не только вашу жизнь, но и состояние больного.
• И помнить, что для близких людей с деменцией всё это далеко не столь травматично, как для вас. Они просто не понимают. Увы.
#комментарий_врача
Вера Смирнова
Если вам неоткуда ждать помощи, важно собрать волю в кулак, взять все документы, выписки, выяснить, где находится районный психоневрологический диспансер (ПНД), к которому больной относится по месту жительства. Пойти туда, добиться, чтобы пришел врач на дом, осмотрел. Начать процедуру установления инвалидности, оформление опеки.
Нужно обязательно искать врача, который проконсультирует, как правильно должен быть организован уход, и важно соблюдать все рекомендации.
@моя_история
Юлия Баева, село Диканька
– Какое счастье, что я не послушалась в свое время бабу Надю и тебя родила!
– Спасибо тебе большое, донечка!
– Что бы я без тебя делала?..
– Какая же ты заботливая!
Все эти слова я вот только что выслушала.
В один прием!
Я столько хороших слов за всю жизнь не слышала, как слышу теперь!
…После того как благодаря совету подруги я стала смешивать таблетку, снижающую чувство тревожности и агрессии, с шоколадной пастой!
Еще бабе Наде этот препарат известный донецкий психиатр, профессор, выписывал.
Мама не стала от этого препарата овощем.
Она не спит круглосуточно.
Но она не орет денно и нощно!
Она тиха, нежна, умильна, улыбчива, довольна жизнью!
И я вместе с ней!!!
Жизнь налаживается!!!
Глава 15. Отец ушел к маме…
Мы всё ждем, когда же папа придет в себя.
Нам же сказали, что изменения его сознания временные. Мозг страдал во время нехватки кислорода, когда было высокое давление и критически низкий пульс. После операции нормальный приток крови к мозгу восстановлен, и всё будет хорошо.
Мы всё ждем.
Что папа придет в себя после операции и вернется в сознание.
Что станет лучше, когда переведут из реанимации.
Что станет лучше через несколько дней. «Несколько» – это сколько?
Три? Пять? Десять?..
Уже дома врач-невролог высказывает предположение, что побочный эффект могли дать седативные препараты, которые несколько дней давали отцу в реанимации. Вот выведем из его организма феназепам, проколем препараты, улучшающие кровоснабжение мозга, и всё будет хорошо!
Невролог назначает курс инъекций и лекарств, которые должны помочь быстрому восстановлению мозговой деятельности. Прихожу каждый день утром и вечером, делаю уколы.
И жду. Еще немного и… мой папа будет со мной. Мой папочка. Я же так просила и прошу его не оставлять меня одну. Он же не может меня оставить…
Заканчивается третья неделя пребывания отца дома. Сердце с кардиостимулятором работает нормально. Давление при регулярном приеме лекарств тоже в норме. А нормальное сознание возвращаться отказывается.
И каждый раз я не знаю, как с отцом разговаривать.
Мама уходила от нас в другое измерение медленно. За несколько лет мы успели с этим, как ни горько, свыкнуться. Но папа, мой сильный, красивый, активный папа, еще три недели назад был в отличной форме. А теперь…
Задаю ему странные вопросы, пытаясь установить, что он помнит, чего не помнит, – как зовут его сестру, помнит ли племянника, кто друг, который звонил и желал ему скорейшего выздоровления? Делаю вид, что сама не помню, прошу отца сказать, кто это.
Иной раз объясняет правильно, иногда начинает путаться. И всё это медленно. Вяло.
Отец всегда был полон энергии. Даже слишком полон. Через край. А теперь на диване сидит вялый человек, который непонятно чего хочет. Скорее, не хочет ничего. Только нажимает кнопки на пульте телевизора, выбирая самые непонятные каналы.
Папа всегда был страстным футбольным болельщиком. Дома у родителей телевизор всегда был включен только на футбольных каналах. А теперь отец зависает на каком-то «магазине на диване» или криминальной программе, которые прежде терпеть не мог.
Вывести на улицу погулять – целая проблема. Уже волнуюсь, что мышцы атрофируются. Настаиваю – нужно гулять, погода хорошая, лето. Вывожу под предлогом того, что нам вместе нужно выгулять собаку Максимуса. Походим-походим следом за собакой, и всё.
Отец перестает понимать, где он находится.
Каждый раз, прощаясь, говорю ему, что приду завтра. А в ответ:
– Нас уже здесь не будет.
– А где же вы будете, папа?
– Домой поедем.
– Куда домой?
– В Ростов.
Один раз начала было объяснять, что они с мамой дома. Но быстро перестала. Не слышит.
Теперь уже каждый раз слушаю, что они «завтра уедут», соглашаюсь. И так до следующего раза.
Один раз ночью до смерти пугает сиделку Марину – ищет ружье. Которого у него никогда не было.
Звонившей сестре говорит, что он в Воронеже.
Пришел проведать племянник. «Так мы недавно виделись с Ромой, ты же заходил!» Роман кивает и, только когда отец снова уходит к телевизору, шепчет: «Ты же понимаешь, что я давно к ним не приходил».
Понимаю, Рома. Понимаю. Что всё это было до болезни.
ДО болезни.
Самое тяжелое в этом состоянии отца – твое собственное непонимание, всё ли ты сделал, чтобы спасти близкого человека.
Все ли усилия приложил?
Всё ли возможное и невозможно совершил?
И снова все время чувствуешь себя виноватой. Плохой дочерью. Которая не может вытащить отца из беды.
Масла в огонь и без того полыхающего собственного чувства вины подливают многочисленные друзья и знакомые отца. Названивают по всем телефонам. «Как же так?!», «Как же такое может быть?!», «А вот у знакомых помог целитель…», «Нужно везти к врачу, который мою свояченицу лечил»…
И каждый раз выслушивая долгие сетования и рекомендации, медленно и терпеливо отвечаю:
– Да.
– Мы делаем все возможное.
– И невозможное.
– Да.
– Это действительно хорошие врачи.
– Это лучшие врачи.
– Да…
– Да…
Отвечаю. А у самой молотом в висках стучит: я плохая дочь! Я плохая дочь! Я не могу поднять на ноги отца. Я плохая дочь. Виновата – я!
Это чувство вины, может, самое ужасное, что переживают близкие в такой ситуации.
И еще чувство стыда…
И всё это накапливается, накапливается… Пока не погребает человека под собой. Не накрывает его с головой.
В собственный день рождения в июле я вдруг отчетливо понимаю, что осиротела. При живых родителях.
Да, взрослая женщина.
Да, я давно глава нашей небольшой семьи. И давно беру ответственность на себя. И принимаю все решения.
Да, я давно старшая.
Но пока утром в день рождения тебе первым звонит отец или мама, ты – ребенок.