Моя мать – моя дочь — страница 16 из 31

– Рада, что ты пришла. Я тебя ждала, – сказала моя новая знакомая, открыв дверь. Она переоделась. На ней было длинное, до пола, голубое платье-халат, а на голове, вместо шляпы-зонта, – тюрбан.

– Здесь на дереве висела игрушка-ангел, она куда-то упала, – сказала я, желая удостовериться, что это не галлюцинация.

– Не упала, а улетела, – произнесла она.

Ангелы навещают её с утра до вечера? Да нет, шутит – в её глазах смех, а не печаль, как раньше. И сама какая-то другая – не болезненного вида, как час с лишним назад, когда сажала анютины глазки.

На этом мои удивления не закончились. Войдя внутрь, я попала в большой зал с матово-стеклянными стенами, с прямоугольным во весь потолок окном. В центре окна горело солнце – прыгнуло туда, как только мы вошли, и осветило низкий столик с чайником, чашками, сладостями и два кресла. Вдоль стен стояли узкие длинные столы-подставки для цветов с невероятным количеством орхидей – таких необычных я никогда раньше не видела. Как нереальные. Они переплетались стеблями, касались друг друга своими головками. Впечатление, что разговаривали друг с другом.

– Какие красивые цветы! – воскликнула я с восхищением.

– Они рады это слышать, – сказала незнакомка.

Опять шутит?

Она дотронулась до одной орхидеи – жёлто-белой, с разноцветными на лепестках кружками, как обсыпанная конфетти. Мне померещилось, что та в ответ потянулась к ней. Тут я сообразила, мы с незнакомкой до сих пор не представились друг другу.

– Как вас зовут? – спросила я.

– Лори.

– А меня Славка.

– Очень приятно, – произнесла она такими тоном, словно моё имя уже ей известно. – Давай чай пить.

Мы уселись в кресла, и солнце в окне на потолке слегка отодвинулось в сторону, чтобы не бить мне в глаза.

– Хорошо у вас, прямо как в саду, – похвалила я. – Столько орхидей. Где вы их в таком количестве купили?

– Нигде, сама вырастила.

– Жалко, когда они опадут.

– У меня они не опадают.

– Они же цветут только раз в году, – засомневалась я в её словах.

– Если о них заботиться, они цветут долго.

– Как долго?

– Очень долго, могут и вечно.

– Такого не бывает, ничто не вечно.

Опять навалились тяжёлые мысли, и я помрачнела.

– Это как посмотреть, – улыбнулась она.

Что за ответ! Как можно отрицать очевидное?

– Все умирают: люди, животные, растения, – возразила я и не сдержала иронии: – Или вы считаете, что смерти нет и мы все перейдём в другую счастливую жизнь?

– Всё может быть, – произнесла она, глядя на меня с той же улыбкой.

Лори мне нравилась, она притягивала к себе чем-то необъяснимым, но, несмотря на это, сказанное вызвало досаду. Не в том я настроении, чтобы рассуждать на тему вечности – у меня с мамой несчастье, и пока всё выглядит плачевно: мама безоговорочно верит светилу-врачу и поставила на себе крест. Философские измышления не для меня. В жизни всё просто: родился, отбарабанил свой срок и умер. Точка, нет больше человека, выпал из вселенной. А если послушать Лори, выходит, что после смерти что-то там продолжается, и поэтому беда с мамой не такая уж и страшная, всего лишь временное явление, в другой жизни наступит счастье. Неужели Лори всерьёз так думает? Я понимала, что касаться её болезни нетактично, слишком лично, но всё-таки спросила:

– А если бы вы или близкий вам человек тяжело заболел, вы бы тоже так считали?

– Ты же знаешь, что я нездорова, поэтому и пришла ко мне, хочешь кое-что спросить. Про свою болезнь я спокойно говорю, нормально к этому отношусь. – Не ответив прямо на мой вопрос, она добавила опять что-то несуразное: – Это совсем не конец.

Мне стало неудобно оттого, что затронула эту тему. Если ожидание какой-то по ту сторону жизни помогает Лори справиться, не буду спорить. Не имеет ли она в виду, что конец – это когда перестаешь бороться? Она права: сдаваться нельзя. Я сама постоянно твержу это маме, а она меня не слышит.

– Ты беспокоишься о маме? – спросила Лори в ответ на мои мысли.

Она что, ловит их по воздуху?

Её проницательность поразила. При этом коробила её манера говорить: речь гладкая, ровная, без эмоций. Как на одной ноте.

– Очень беспокоюсь, она записала себя в неудачницы и настроена негативно, вбила себе в голову, что её болезнь – это наказание за грехи и поэтому бороться бесполезно, – с горечью сказала я.

– Она пока оглушена тем, что случилось, себя жалеет. Это пройдёт.

– Я стараюсь ей помочь, но она тоже должна себе помочь, а она замкнулась, говорит, что всё бессмысленно. Я даже сержусь на неё, нельзя бездействовать, а она меня не слышит. Обо мне она тоже не думает, как же я буду без неё! Может, я делаю что-то не так?

Выпалила я это на одном дыхании и, пока говорила, сильно разнервничалась.

– Не переживай, всё ты делаешь правильно. Не обращай внимания на мамин настрой, она тебя слышит, это она только говорит, что всё бессмысленно.

– А мне кажется, что всё, что я ей говорю, её только раздражает.

– Ну что ты, она просто молчит. Не все умеют выражать свои чувства. У тебя разве так не бывает?

– Бывает, – кивнула я.

– Не волнуйся, всё будет в порядке, с твоей мамой уже всё в порядке, – произнесла она с той же уверенностью, как и в нашу первую встречу.

– Как это? Пока это не видно.

– Но ты же сама чувствуешь, что всё будет хорошо, не так ли?

– Иногда чувствую, но я себя так утешаю. Я не могу точно знать, а вы говорите, что знаете. Откуда?

– Просто знаю, и всё.

Несмотря на её сдержанность и механическую интонацию голоса, от неё исходили такие тепло, душевность и твёрдость, что я рассказала ей про врача-светило и его мрачный прогноз. Она внимательно слушала, и опять возникло то же ощущение, как и с моим именем – она уже это знает.

– Ты можешь ещё кое-что сделать для своей мамы, – произнесла Лори и протянула мне карточку. – Здесь контакты одного специалиста, он один из лучших, от Бога. Он точно поставит правильный диагноз. Его имя наверняка известно вашему врачу, пусть он свяжется с ним.

Домой я ехала в приподнятом настроении. Прямо с утра позвоню нашему врачу – тому молодому «киноактёру», а не нервному светилу. Контакты специалиста, которого посоветовала Лори, я вбила в телефон, а то вдруг карточка затеряется. Одно удивляло: откуда Лори всё знала? Ведь карточку она приготовила заранее до того, как я всё ей рассказала. Не брежу ли я от переживаний?

9. Алиса

Перед домом Алисы стоял ряд дорогущих тачек – одна краше другой. Среди них я приметила красный автомобиль Романа.

Я отъехала подальше. Спрячу там мой драндулет от насмешливых взглядов друзей Алисы. Припарковавшись, я пристыдила себя: стесняться мне нечего. Мнение этих избалованных выскочек меня не волнует. Да, у меня старая машина, зато купленная на честно заработанные деньги, а не на бабки богатых папаш. Развернувшись, я рванула назад и втиснулась между двумя шикарными спортивными машинами. По соседству с ними моя колымага выглядела ещё более убого. Плевать! И я бодро направилась к дому.

Звонить не пришлось – дверь настежь распахнута. Из дома вылетали музыка, голоса, гогот. Пока ехала сюда, хорохорилась, а тут струсила. Не вписываюсь я в эту компанию. Не ради вечеринки я здесь, а чтобы попросить Алису помочь. Лучше убегу, завтра приду к ней в магазин, там и поговорим. Но удрать не удалось – меня заметили.

– Молодец, что пришла, – подошла ко мне Алиса. «Молодец» прозвучало с натяжкой. Скорее, она надеялась, что я не приду. – Входи, познакомлю тебя со всеми.

«Не стой как чурбан!» – приказала я себе, чувствуя, как начинаю каменеть при виде толпы незнакомых хохочущих лиц. Смеялись они не надо мной, как я подумала в первый миг, а потому, что накачались спиртным. Друзей Алисы я представляла самонадеянными, заносчивыми мажорами, но они так не выглядели. Самонадеянный только один из них – Роман, подскочивший ко мне с конфетной улыбкой. Чтобы от него отделаться, я попросила Алису показать мне дом, хотя ходить по её владениям и любоваться дорогим барахлишком не хотелось.

Мы поднялись на второй этаж. Пока шли по коридору, она махала рукой в сторону дверей: «Это кабинет мамы, это гостевая, это моя комната, это…»

– Кабинет твоего папы? – перебила я.

– Нет, спальня мамы, а его кабинета здесь нет, мои родители развелись. Отец к другой ушёл, у него теперь новая семья, – обескуражила она новостью и тем, что так прямо это выложила.

В другое время я бы позлорадствовала: всё к ним вернулось, это бумеранг. Но сейчас меня занимало другое: раз отец так поступил с ней и её матерью, Алиса вряд ли меня погонит. Должна же она меня понять и выслушать. Мы же товарищи, точнее, сёстры – по несчастью.

– Ты с ним видишься?

– Вижусь, но нечасто.

– Он тебе помогает, ну там… деньгами?

– Помогает, но не в деньгах дело, у меня нет в них нужды, моя мама сама хорошо зарабатывает, побольше, чем он. Она адвокат.

– Где он живёт?

– Тебе-то зачем?

– Просто так, у меня тоже с отцом не сложилось, – вывернулась я.

У меня теплилась надежда увидеть отца, если удастся завязать с Алисой знакомство: вернётся он с Бали, и она меня позовёт в гости. Мечты, мечты… Отца здесь нет, видится она с ним нечасто и неизвестно, поможет ли. Просить её об этом рановато – держится она настороженно. Попробую растопить её. Найти бы предлог, чтобы развязать разговор! Я быстро оглядела комнату: кровать, шкаф, стерео, плоский на полстены телевизор. Разбросанные повсюду шмотки. Туалетный столик с овальным зеркалом, на нём – свалка косметики, открытая шкатулка с бижутерией и фотка какого-то мужчины.

– Ты любишь фигурное катание? – заметила я на стене плакат с фигуристкой.

– Люблю, долго этим занималась, в соревнованиях принимала участие.

– Круто. А я не умею. Научишь?

– Научу, – без всякого энтузиазма пообещала она и двинулась к двери. – Пошли вниз.

– Тебе от матери не влетит за это сборище? – попробовала я её задержать.