Я сняла «смертоносную» иглу с шеи фигурки и бросила в мусорную корзину вместе с инструкцией. Не буду наказывать никаких обидчиков и другим не дам это делать, даже если это всего лишь игра. Нола вряд ли заметит отсутствие иглы, а если заметит, не рассердится – она не колдунья и фигурки держит как сувенир. Уложив их всех в коробку, я вышла на террасу, где нежился под вечерним солнцем кот. Уедет он вместе с Нолой в Екатеринбург подальше от её отморозка-мужа.
«Не могу больше находиться в этом доме, всё здесь напоминает о том дне, когда он ворвался, – сказала она нам с Даной. – Четыре года прошло после развода, а он всё не успокоится. К сестре поеду, она давно меня зовёт».
«Он выйдет и вас там найдёт, он же знает про вашу сестру, – сказала я. – Так всё время от него и бегать?»
«Если найдёт, значит, найдёт. Устала я жить под страхом, хочу всё в своей жизни поменять».
«Лучше в другую страну поезжай. От этого мерзавца чем дальше, тем надёжнее», – не одобрила её решения Дана.
«В другую страну не хочу, там всё чужое. Поеду к сестре, а там как сложится».
«А как же ваша карьера?» – спросила я.
«Не пропаду, Екатеринбург большой город, найдётся там место и для меня».
Жалко, что она уезжает, буду по ней скучать. С ней легко. Она никогда не поучает, разговаривает на равных. Если с чем-то не согласна, не унижает: ты, малолетка, ни фига не знаешь! Чуткая. Поэтому я, несмотря на свою замкнутость, делюсь с ней. Рассказала ей про отца. Она помогла найти его адрес – тот, где живёт Алиса. Пробраться в Алисин посёлок она тоже помогла: через друзей узнала, что Марье Сергеевне требуется выгульщик собак. Такая удачная цепочка событий и знакомств. Не знаю, случайность это или нет.
Кот на веранде при моём появлении приветливо замурлыкал – знал меня и уже не прятался под кресло. Погладив его – нежная у него шерсть! – я пошла к Дане. На этом отрезке улицы, где жили она, Нола и Ефим, готовились к прощальному концерту Нолы. Дана предоставила для концерта свой участок – далеко не громадный, но она умудрилась соорудить там зрительный зал. Выглядел он прикольно: разные стулья, табуретки и даже машинки-каталки для детей, в которых сидели карапузы и таращились на всех, не понимая, что происходит. Каждый приволок, что мог. В первом ряду поставили бордовое бархатное кресло – древнее, как и его владелица: девяносточетырёхлетняя вдова, пережившая трёх мужей. Сама она, естественно, выволочь эту махину из своего дома не была в состоянии, ей помогли. Она – первый зритель в партере, восседала на своём «троне» и наблюдала за суетнёй вокруг.
Дана всем руководила, отдавала распоряжения. Зря она в гадалки подалась, из неё вышел бы неплохой начальник. Организовала она всё оперативно, велела соседям принести угощение, и сама наготовила кучу всего. Около забора стоял стол с закусками и напитками, а рядом – круглый столик на тонкой ножке вроде гриба-поганки. На нём лежала колода карт. Дана обещала после концерта всем бесплатно погадать. Обязательно послушаю, как она будет заливать: «Вас ждёт дальняя дорога, а вас – богатый жених». Умора! Подтруниваю над ней я незлобно – она чудачка, но женщина добросердечная.
Хочу похвастаться – идея концерта принадлежит мне. Когда Нола объявила, что продаёт дом и уезжает, я расстроилась. Общались мы с ней часто, хотя уже и не соседствовали.
«Грустно, что вы уезжаете. Не услышу уже вашего пения», – сникла я.
«Почему не услышишь? Дана предрекла, что я стану знаменитой», – улыбнулась она.
«Дана хорошая, но её гадания – чушь».
«Не веришь, что я стану знаменитой?» – рассмеялась она.
«Нет, что вы, верю, это я гаданиям не верю, – смутилась я. – Вы будете знаменитой, с вашим-то голосом! А давайте устроим ваш прощальный концерт для соседей, не обязательно всю улицу звать, позовём тех, кто живет в этой части».
«Идея заманчивая, но сомневаюсь, что кто-то придёт».
«Ещё как придут! – загорелась я. – Мы подключим Дану, она всё устроит».
Я оказалась права: пришли все. Если бы кто-то не пришёл, а сидел бы, позёвывая, дома, Дана, с её-то способностями командира, привела бы в зал под конвоем. Вон, и она в своём актёрском одеянии встречает гостей, будто это её бенефис. Народ пришёл кто в чём: в шортах, в футболках, в сарафанах, а кто-то разоделся в честь такого события.
Концерт начинался в восемь. Решили сделать позже, чтобы не париться на солнцепёке, но вдова в бархатном кресле нахлобучила соломенную шляпу – на тот случай, если солнце передумает и вернётся. Шучу, конечно. Я села в первый ряд, как и она, поближе к музыкантам. Они вместе с Нолой выступали в ночных клубах и ресторанах. Расставив инструменты, они ждали Нолу. Народ всё прибывал и прибывал. Похоже, подтянулись соседи со всей улицы, не только с нашего отсека. Я огляделась в надежде увидеть Ефима, но он не пришёл. Он избегал маму, а она – его. Как я её ни уговаривала, что ей необходимо развеяться, посидеть на свежем воздухе, это придаст ей силы, она наотрез отказалась и осталась дома.
Когда вышла Нола, все бурно зааплодировали, а я ахнула от восторга. Я и раньше видела, как она преображается во время выступлений, но в этот раз она стояла перед особенной аудиторией и выглядела настоящей королевой. Она запела, и у меня по телу побежали мурашки. Трудно выразить, что со мной происходит, когда слушаю её, но попробую. Её пение меня исцеляет во всех смыслах: мои горести, сомнения, неуверенность в себе, тревоги исчезают, как только она начинает петь. Я тотчас забываю о них. Её пение вдохновляет, мне хочется совершить что-то важное и полезное. Как говорит Нола, надо жить и делать своё дело, невзирая на препятствия. Мужественная она женщина, выстояла, не дала своему отморозку-мужу закопать себя в землю и страх свой поборола, начинает новую жизнь. Эх, мамочка, поучиться бы тебе у неё!
В этот раз Нола пела как никогда. Буквально всех заворожила, даже козявки в машинках-каталках обомлели и слушали с открытым ртом. Её голос разносился по всей округе, взлетал ввысь к звёздам, превращался в одну из них, и я подумала, что он часть природы, часть нашей планеты, он останется на земле, даже когда она уйдёт из этой жизни. Её мужу не удастся Нолу уничтожить, она уже стала вечной, а он благодаря её таланту тоже станет вечным, но в другом смысле – как насильник и подонок.
Концерт закончился, народ окружил Нолу, а я, онемев от переполнявших меня эмоций, сидела на том же месте. Старая вдова тоже сидела и ждала, пока кто-нибудь поможет ей встать. Я подошла и предложила довести её до дому.
– Спасибо, детка, – поблагодарила она.
Поддерживая за руку, я повела её к дому. Двигалась она довольно живо для своего возраста.
– Вам понравился концерт? – спросила я.
– Очень понравился. А кто это пел?
Смешно, но я не рассмеялась. Взгрустнулось.
13. Чудо
Врач-специалист так и не ответил, а ждать, пока он соблаговолит написать, и оттягивать операцию нельзя – время истекло. Я негодовала, даже ночью из-за этого не спалось: не потрудился чиркнуть хотя бы несколько слов! Его миссия лечить, а ему плевать! Как же так, Лори утверждала, что он удивительный, от Бога. Видимо, мама попала в точку – аферист он! Мне не его, а себя надо ругать: доверчивая дура, поверила в сказку.
В день операции я обрушила своё недовольство на маминого врача – того самого, с внешностью киноактёра. Хладнокровно проглотив мои обвинения, он ответил, что специалист очень занятой человек, ему в день тысячи писем приходят, и наверняка он ответил, а нам не сообщили, поскольку он, скорей всего, подтвердил диагноз и операции не избежать. Выгораживает своего коллегу!
– Это невежливо, – не унималась я. – Везде на все запросы отвечают, а у вас почему-то нет. Вам должны были сообщить в любом случае.
– Я прямо сейчас проверю, есть ли от него ответ, – без раздражения, но и не извиняясь, произнёс он.
Мама лежала на кровати, уставившись в потолок. В палате, кроме нас, никого – соседняя кровать пустовала. Я села на стул – не встану с него до утра, пока мама не очнётся после наркоза и не привезут её назад в палату. Если не разрешат мне здесь находиться, буду ждать в коридоре.
– Не беспокойся, ты в надёжных руках, – успокоила я маму, а на сердце скребло.
– Чего мне беспокоиться, я же буду под наркозом. Скорей бы уж лечь на операционный стол и как следует выспаться, – мрачно сострила она. – Выпотрошат меня, как курицу, и перестану быть женщиной.
– Что за глупости! Женщина остаётся женщиной, ничего не меняется, только рожать не сможет. Ты это знаешь, ты же медик.
– Да, но мне хотелось ещё родить. Помнишь, ты мечтала о сестричке.
В любую минуту войдут с каталкой и повезут её на плаху, а она снова фантазирует о каком-то мифическом ребёнке, которого вряд ли бы родила, даже если бы не предстояла операция. От кого рожать? Ефима она прогнала.
– Про сестру я говорила в детстве, сейчас никакой сестры не хочу. Нам и вдвоём хорошо. Что говорить о том, чего не будет.
– Ты права… нелепо получилось, раньше я не хотела ещё детей, а теперь, когда уже не смогу, поняла, что хочу, – сказала мама и вдруг с какой-то особенной нежностью добавила: – Бедняжка ты моя, намучилась ты со мной.
– Что ты, совсем я не намучилась, – расчувствовалась я.
Лаской она меня редко балует. Она мягкая, неконфликтная, но наравне с этим чувства свои прячет, а так хочется услышать, что она любит меня так же, как я её. «Взрослая девка, а всё за мамкину юбку держишься», – посмеивалась надо мной Ирина. Не смыслит она ни в чём.
Без материнской любви невозможно, даже если ты вырос. В этот раз мама расщедрилась: приподнялась на кровати, обняла меня, назвала Славик, чего давно не делала.
– Я знаю, как тебе нелегко. Ты у меня мужественная девочка.
Выглядела она сломленной: бледная, похудевшая, с выпирающими ключицами и беспомощная, как выпавший из гнезда птенец. Хотя при этом не смотрелась постаревшей, как бывает с больными пациентами. Без макияжа, без причёски, в безликой сорочке, она походила на девочку-подростка. Я догадалась, что она мучает себя тяжёлыми мыслями. Не одну меня доводят эти «черви». Так и лезут, и лезут. Сейчас тоже настойчиво шипели в голове: а если операция не поможет, и ты потеряешь маму? Страшнее этого для меня ничего нет.