— Мне не смешно сейчас.
— Леша, ты прикалываешься? Что за вспышка ревности, мне обижаться?
— Ты дома или нет? — открыто атакую. Пульс ускоряется, я уже понимаю, что она не пришлет мне это гребаное фото.
И тем не менее. Хватаюсь за надежду, словно она не дрянной клочок ветхой ткани, расползающийся от любой проверочки. Дерни — и нет ее. Ненавижу надежду, она никогда не оправдывается. Спасают только опыт и знания. И они, блть, сиреной ревут, бьют тревогу.
— Леша, где мне еще быть? Ты разбудил меня в шесть своим сообщением.
— Я жду фотографию, Рита.
Ну же, Ёжик, это же не сложно. Ты ведь знаешь, где я нахожусь. Что тебе стоит?
— Я не буду этого делать, мне не нравится твой тон.
Вздыхаю, а у самого кожа горит. Ветхая тряпка рвется, я даже не касался ее. Просто смотрел.
И тем не менее.
— Слушай, Рит, сделай мне скидку, я на нервяке. Меньше чем через полчаса мы уезжаем, я неделю буду вообще без связи. У меня была дрянная ночь. Пожалуйста, сделай фотографию, о которой я попросил. Мне просто будет спокойно.
В ответ она молчит.
— Рита, где ты сейчас находишься? У тебя все в порядке? Ты помнишь, что мои друзья всегда помогут, если что-то нужно.
— Леш, я… — ее голос дрожит. — Прости.
Перед глазами темнеет. Нет, конечно, в обморок я не падаю, просто прикрываю глаза. Опускаю веки и одновременно с ними — руки. Ненадолго, конечно. Секундная слабость, и я справляюсь с эмоциями. Гнев обрушивается жгучим потоком, затопляет, распирает изнутри. Тихо. Ш-ш-ш. Лишь кровь в ушах бахает, и понимание того, что происходит, скручивает нутро узлом. Я глушу гнев, как и обычно, как привык, забиваю в дальний угол. Он снова и снова вырывается вихрем, он мешает мне дышать. Потому что… поздно. Незачем. Потому что…
Не дождалась.
Я стискиваю зубы и снова подношу телефон к уху. Она болтает, тараторит без остановки.
Она извиняется. Она называет меня «Лешей» и «Лешенькой».
Она умоляет, чтобы я ни за что не заходил на ютуб в ближайшие дни. И ей так жаль. И она так переживает за меня, и собиралась сказать мне все после командировки, чтобы я не наделал глупостей. Сгоряча.
Я просто слушаю этот бессвязный поток бестолковой х**ни, пытаясь выровнять дыхание.
— Лёх! Лёха, ты идешь?! — в казарму заглядывает товарищ по отряду. — Пора!
— Ага, спасибо!
И снова в трубке:
— Леша, Лешенька, умоляю, постарайся понять меня. Это… ужасно сложно. Мне так жаль. Мне так ужасно жаль! Пожалуйста, если только сможешь, прости меня. Все, что я говорила, было искренне. Клянусь тебе своим здоровьем, хочешь? Своей жизнью. Чем угодно поклянусь! Я просто… это не мое. Красноярск больше не мой город, мне тесно в нем. Я задыхаюсь! Сама не ожидала, что так сильно изменюсь за эти годы. Я честно старалась. Очень сильно старалась.
— Ты мне все это повторишь дословно, глядя в глаза, — проговариваю медленно, предельно четко. Она затыкается и молчит. Всхлипывает, а потом начинает рыдать навзрыд:
— Нет. Нет-нет-нет, только не приезжай. Не вздумай! Не нужно. Я плохо все сделала, надо было тебя дождаться, но время поджимало, — она рыдает, и половину сказанного я не улавливаю, остается догадываться по интонациям. — Я себя ненавижу за то, что так поступила. Но не мое это. Моя жизнь здесь. Отпусти меня и постарайся простить, если только сможешь. Хорошего было много, я буду помнить только лучшее.
Мои пальцы немного дрожат. Это плохо. Парни на меня рассчитывают, я не имею права промахнуться из-за какой-то очередной инста-суки.
Какой-то.
Очередной.
О Боже.
Сбрасываю вызов, убираю телефон в карман. Натягиваю маску, следом шлем, поверх него — очки, остальное давно на мне. Иду к выходу, затем в оружейную. Честно говоря, меня немного подташнивает. К счастью, нам сутки пилить на машине, боевые действия не прямо сейчас. По крайней мере, надеюсь. А к тому времени приду в себя. Еще немного. Просто… это было неожиданно. Рвануло в руках, все лицо теперь в осколках, душа в ошметках. Ну, то что от нее осталось после стольких лет службы.
О. Боже.
— Лёх, все нормально? Ты в порядке?
— Да, дома траблы, но решаемо.
— Раз решаемо, значит, и переживать нечего!
— Точно.
Мы забираемся в тачку, я втыкаю наушники и врубаю музыку. Неважно, что играет, главное — громко. Смотрю в окно. Она мне повторит все это, глядя в глаза. Десять дней на задании, потом еще два на базе, дорога домой.
Нужно потерпеть. Как-то взять себя в руки и спокойно отработать, отложить это дело на потом. Пока она там… будет веселиться, флиртовать и трахаться? С кем-то. Теперь, наверное, ей можно, распечатали. Фон перед глазами краснеет при этих мыслях, оказывается, что все это время сжимаю кулаки и зубы. Моргаю несколько раз, деревья снова зеленые, остальные парни смотрят кто в окна, кто в гаджеты. Все заняты, а я продолжаю бороться с гневом.
Не дезертировать бы.
Глава 37
Лёха
Дома идеально чисто. Как я люблю, но сейчас это раздражает. На комоде ключи от машины, квартиры — две кучки аккуратненько рядышком. Внедорожник она тоже помыла, вылизала изнутри и снаружи, обратил внимание.
Плита, холодильник, санузел — все сверкает. Не квартира, а выставочный образец, жизнью не пахнет. Хотя нет, лгу. Пахнет, еще как. Мне кажется, ею провоняла вся моя квартира. Про машину и говорить нечего. Этой девушкой, ее духами и пресловутыми розами. Мне душно. Долго оно еще будет выветриваться? Я столько раз давал отставку девицам, не понимая, зачем они плачут и страдают, ведь было хорошо, дальше будет еще лучше, хоть и не друг с другом. Всегда находится кто-то привлекательнее и лучше. Да?
Сейчас же я просто в бешенстве. Хожу по квартире, хожу, хожу… Сука. Беру ключи и швыряю их в стену. Внутри зреет гнев — сильное густое чувство, которому обычно не даю выхода. Забиваю поглубже всеми ресурсами, которыми обладаю, маску безразличия сверху. Он волнами на меня накатывает, каждая следующая — сильнее предыдущей. Во мне так много гнева! Будто я копил его годами, десятилетиями, словно не управлял им всю свою сознательную жизнь, а наоборот, избегал. А он копился. И теперь вырывается из меня, как из бездонной пропасти наружу. И я кричу. От злости, бессилия и нелепой обиды. Не из-за Риты, не из-за своей дрянной жизни, жестокой работы и вечного одиночества. Из-за всего вместе. Потому что этого всего накопилось так много. Не в человеческих возможностях сдерживаться.
Захожу в ванную, смотрю на себя в зеркало, поднимаю кулак и разбиваю свое отражение одним ударом, затем опрокидываю комод в коридоре, пинаю межкомнатную дверь. Хочется кричать громче, но это лишнее, поэтому рычу. Истошно, на самого себя, потому что снова все прое*ано.
Я крушу собственную квартиру, просто потому что один, никто меня не видит, и не существует ни единого иного способа выплеснуть все то, что бахает внутри. Звенит, раздирает на части.
Спятивший снайпер. Потом хожу из комнаты в комнату в обуви, потому что осколки кругом, хрущу ими, как косточками.
У меня двухнедельный отпуск, заняться совершенно нечем. Три вечера подряд мы с парнями бухаем в хлам в честь моего возвращения и успешного завершения длительной операции. Ликвидировали опасную группировку, провели операцию чисто, без потерь. Есть что вспомнить и рассказать, мы снова и снова обсуждаем детали случившегося, разбираем до мельчайших подробностей, нам всем это ужасно интересно, работа не отпускает никогда. Каждый раз, когда прокручиваю в голове, начинает бурлить адреналин, нескоро еще забудется. Месяц точно буду возвращаться.
Домой прихожу под утро, в квартире по-прежнему жуткий бардак, как после ограбления. Такого еще ни разу не было, чтобы я ходил в обуви по комнате, в которой сплю. Да, на службе я мог неделями спать на земле, но это не значит, что мне такое по вкусу.
Сплю, кстати, как попало, потом снова смотрю ее канал на ютубе, страницу в инстаграме. Красотка моя принимает поздравления с возвращением. Всем улыбается. На вопросы, где так долго пропадала, загадочно отмалчивается.
Меня не отпускает.
Шесть дней? Шесть недель? Месяцев?
Она холодная и далекая. Карикатурно красивая, мне не нравится. Такую поиметь и забыть. На разочек. В журнале фотку перелистнуть, передернуть, закрыть и выбросить. Ладная, но искусственная. Другой человек ко мне приезжал, не с ней будто трахался.
Вру, конечно. Невыносимо хорошенькая, смеется так, что самому улыбаться хочется. Все делает мило: кушает, перед зеркалом крутится, вот задумалась, потом глаза закатила. От ревности зубы скрипят и грудь сдавливает. Наверное, тошнит все же от алкогольного отравления, но мне отчего-то кажется, что и от увиденного тоже.
Зачем я это смотрю? Мать и Катька пытаются ко мне пробиться, но это последние люди, с которыми мне хочется обсуждать что-либо. Обсуждать вообще ни с кем ничего не хочется, поэтому отгавкался от всех в привычной манере, никто и не удивился.
В момент, когда этот Сашок встречает ее в аэропорту, обнимает и целует в губы, я швыряю планшет в стену.
Так оно все и валяется, когда следующим утром пакую рюкзак и запираю квартиру.
Сука, дебил — розочки-цветочки-поцелуйчики.
Нет, так не пойдет.
Гнев будто расшатал нервную систему, эмоций много, они на поверхности, а внутри стало пусто. Слишком пусто даже для меня, поэтому чувствую потребность наполнять себя чем-нибудь. Пусть даже ненавистью.
Она должна мне нормальный трах. Такой, какой я сам захочу. Потерпит. Тогда будем в расчете.
Будем помнить только хорошее.
Смотрю в иллюминатор на уменьшающийся Красноярск. Крутит задницей на всю страну, мелкая дрянь.
Разумеется, я не собираюсь возвращать ее. Нахрен мне это надо? Но я должен закрыть гештальт, чтобы не думала, будто таких, как я, можно бросить. По телефону.
Девочка из прошлого каким-то образом взбаламутила спокойные воды. Осадок подняла наверх. Я ведь… был с ней ласковым. С другими — нет. Вернее, с другими ровно настолько, насколько было необходимо. Ни на йоту больше. Ни одного лишнего поцелуя, слова или объятия. С ней же… всего навалом. Много. Хотелось. Всю зацеловать, гладить, с ума сходить. Все это оказалось глупо и бессмысленно. Потому что не взаимно.