Ведь то, как он целует меня – нежно, глубоко, слаще, чем когда-либо, – это то, от чего я никогда не хочу убегать. Холт нежно покусывает мою нижнюю губу, проводя по ней языком и посылая прилив эндорфинов, вскипающих внутри, тех, что заставляют меня действовать вопреки здравому смыслу.
Внезапно хватаю его за плечи, притягивая к себе, пока мы не опрокидываемся назад. Его тело исследует мое медленными, жадными движениями.
– Нам не следует этого делать, – отчаянно шепчет он мне в горло. Однако, судя по влажным поцелуям на моей ключице, Холт вовсе не собирается тормозить.
– Ты хочешь прекратить? – затаив дыхание, спрашиваю я.
– Черт, нет. – Я чувствую его улыбку на своей коже, пока он нежно покусывает мой подбородок, отчего с моих губ срывается судорожный вздох.
Мужчина коротко смеется, и от этого звука у меня в груди все трепещет.
«Боже, этот смех. Он способен покорить любую женщину. Фактически, такое уже было, и запросто может повториться».
– Может, только один раз? – спрашиваю я тихим, но полным надежды голосом. Мы уже занимались этим раньше. В некотором роде.
Что такое еще один раз?
Но в ответ я слышу не низкий, сочный голос, а мягкий, женский, раздающийся из-за двери.
– Обслуживание номеров.
Мой желудок подскакивает к горлу, и я вскакиваю на постели, отталкивая Холта как можно дальше от себя.
Чертовски неловко.
– Не волнуйся, я разберусь, – успокаивает он меня, вновь надевая свои беговые кроссовки, а затем направляясь к двери.
Молодая темноволосая женщина, одетая в черное, улыбается, вкатывая серебристую тележку и не замечая, что она только что прервала.
Тем временем я пытаюсь как можно сильнее съежиться на постели, надеясь, что мой халат позволит мне слиться с пуховым одеялом. Как только мы накрываем на стол, Холт достает из своего бумажника несколько купюр и благодарит девушку, прежде чем закрыть за ней дверь.
– Итак, эм… – Он прячет руки в карманы, застенчиво улыбаясь мне. – Полагаю, надо поесть?
После долгой паузы я разражаюсь смехом. Холт улыбается, и все напряжение в комнате рассеивается. Даже в самые неловкие моменты его присутствие все смягчает.
Покончив с неловкостью, мы пересаживаемся за маленький столик в углу и приступаем. Когда мы не жуем, то говорим о музыке, и Холт сбрасывает мне плейлист, который я на днях слышала у него в машине, требуя пообещать, что я прослушаю его перед завтрашней игрой.
– Это тебя взбодрит, – говорит он, вытаскивая пробку из нашей бутылки розового вина. – Ручаюсь.
Как только наши бокалы наполняются, я поднимаю свой, выгибая бровь.
– За что пьем?
– За то, чтобы впускать людей, – торжественно произносит Холт с улыбкой, и, прежде чем я успеваю согласиться, чокается своим бокалом с моим, придавая тосту официальный характер.
Вино идет плавно и легко, может быть, даже слишком легко, ведь после оживленного спора о том, какие группы девяностых самые лучшие, мы оба опустошаем свои бокалы.
Холт слушает мои рассказы о команде, болтовню о коэффициенте надежности вратарей, забитых шайбах и результативных передачах, потом слушает, как я жалуюсь на спортивного комментатора, который, похоже, имеет на меня зуб. И усмехается, когда я наливаю себе еще немного вина и говорю: «К черту все это».
Холт – самый непринужденный человек, которого я когда-либо видела, и его успокаивающая энергетика оказывает на меня мощное воздействие. Возможно, помогает и вино, но пить я больше не хочу. Один последний глоток, и я отставляю бокал в сторону.
– Ты все? – спрашивает он.
Я киваю, окидывая взглядом бокал.
– Кажется, да.
– Допей.
– У нас завтра важный день, помнишь? – Я качаю головой. – А ты вдвое больше меня. Ты легче переносишь алкоголь. Допей ты.
Он поднимает бокал и оценивает остаток, чуть взбалтывая розовую жидкость.
– Если я допью, можно будет снова тебя поцеловать?
Мое сердце сжимается. Разве он уже не знает ответ?
– Ты можешь поцеловать меня в любом случае.
Улыбнувшись, он отпивает из моего бокала, затем все же предлагает мне. Я делаю последний глоток, и Холт отставляет бокал в сторону.
Мгновение спустя он помогает мне подняться со стула, его большие руки поднимают меня за бедра в воздух. Я взвизгиваю, и мы приземляемся на диван, где всего час назад сидела я, в тщетных попытках держаться от него подальше. Сейчас дистанция – это последнее, о чем я думаю.
Его губы снова находят мои, более отчаянные и нетерпеливые, чем прежде, язык скользит по моему горячими, голодными движениями. Я хватаю Холта за плечи, постанывая ему в губы, когда сильные руки спускаются по моему халату в поисках пояса.
– Можно? – спрашивает он хриплым от желания голосом. Я киваю, и он развязывает узел, медленно раздевая меня, словно снимает обертку от шоколадки, которую хочет попробовать. Давно я уже не была обнажена наедине с кем-нибудь, и еще больше времени прошло с тех пор, как кто-то смотрел на меня так – жадный взгляд впитывает каждый дюйм моей кожи.
На мне нет макияжа, волосы влажные на концах после душа, но это не важно. То, как смотрит на меня Холт… это самое сексуальное, что я когда-либо чувствовала. Когда он опускается на колени, а его ладонь нежно поднимается по моим бедрам, дыхание у меня перехватывает.
«Боже правый, это действительно происходит».
С его губ срывается прерывистый вздох, согревающий мою сердцевину и приказывающий возбудиться каждому нервному окончанию. Когда я, наконец, осмеливаюсь опустить взгляд на Холта, он смотрит на меня снизу вверх, желая разгадать тайну в моих глазах. Только на этот раз нечего разгадывать.
Я хочу его. Он мне нужен. И если он не прикоснется ко мне прямо сейчас, я распадусь на тысячу крохотных кусков.
– Мы можем прекратить, если хочешь, – шепчет он, оставляя поцелуй на внутренней поверхности моего бедра, щетина на его подбородке нежно царапает чувствительную кожу.
Но он ошибается. Нельзя остановить шторм, если тучи сгустились. Нельзя остановить волну, готовую обрушиться на берег. И я не могу, отказываюсь расставаться с ним сегодня. Не тогда, когда он так болезненно близок к той части меня, что испытывает наибольшее желание. Не тогда, когда я так сильно хочу его.
– Черта с два. – Задыхаясь, я хватаю его затылок и направляю ровно туда, где хочу чтоб он был.
Его теплые губы находят мой клитор, и я испускаю сдавленный стон. Едва сдерживаюсь.
Матерь. Божья.
Моя голова запрокидывается на спинку дивана, пока его умелые губы обрабатывают меня, посасывая так, что все мое тело дрожит. Руки вцепляются в диванные подушки в попытках сдержаться, но, в конце концов, я опускаю ладони ему на плечи.
– Боже, Холт, – говорю я, прерывисто дыша. – Я так близко.
Не успевают слова слететь с моих губ, как оргазм пронизывает меня горячими, пульсирующими волнами. Мне требуется время, чтобы прийти в себя, почти целая минута, прежде чем я в состоянии выдавить хоть одно слово.
– Дерьмо.
Холт тихо смеется, вновь присоединяясь ко мне на диване и проводя своей большой ладонью вдоль моего бедра. Я тут же замечаю бугор в его спортивных штанах, который он даже не пытается скрыть.
Зацепив большим пальцем его пояс, я целую его.
– Не против, если я отвечу любезностью на любезность?
– Только, если хочешь, – говорит он, приподнимая мой подбородок, а после встречаясь нежным взглядом с моими глазами, и я вижу, насколько серьезны его слова. – Мы не обязаны делать ничего сверх того, что тебе комфортно. Прямо как в прошлый раз.
– И прямо как в прошлый раз, я хочу тебя. – Я провожу пальцем под его поясом, и с моих губ срывается низкий стон удовольствия при осознании того, что этим вечером на нем нет боксеров.
– У меня не было времени надеть чистое нижнее белье, когда ты написала мне, – застенчиво говорит он.
– Что ж, меньше придется снимать, – мурлычу я. – Можно?
– Да, черт возьми.
Я помогаю ему снять штаны, устроившись на полу между его больших бедер. Он подхватывает член у основания, делая несколько предварительных движений, и, боже правый, с годами Холт стал крупнее во многих отношениях.
Я неспешно заменяю его руку своей, двигая ею точно так, как он учил меня много лет назад. Крепко сжимаю его основание, медленно провожу по стволу вверх, к кончику. Память меня не подводит, как и навыки, судя по тому, что с губ Холта срывается мое имя.
– Боже, Иден, – задыхается он. – Это так чертовски хорошо.
Когда я касаюсь губами его толстого ствола, у Холта заканчиваются слова, и единственным предупреждением о том, что он скоро кончит, становится серия коротких, требовательных вздохов. Снова и снова я заглатываю его член, чувствуя, как Холт напрягается все сильнее, пока не издает сильный стон, кончая влажными, горячими струями в глубину моего горла.
– Ч-черт, – заикается он, зачесывая волосы рукой и моргая в потолок.
Его широкая грудь быстро поднимается и опускается, затем постепенно замедляется по мере того, как к нему возвращается контроль над телом. Когда Холт, наконец, улыбается мне, в его глазах цвета ночного неба сверкает буря.
– Иди сюда.
Я забираюсь на диван рядом с ним. Холт натягивает штаны, пока я завязываю халат, а затем устраиваюсь на сгибе его плеча. Всего на мгновение, достаточное для того, чтобы вспомнить, как хорошо мы подходим друг другу, насколько это прекрасно и привычно. А затем я заставляю себя сказать то, что так отчаянно не хочу говорить.
– Тебе, вероятно, стоит вернуться в свой номер.
Он кивает, быстро сжимая мою руку.
– Конечно. Лучше, чтобы никто не видел, как я выхожу отсюда так поздно.
– Точно, – отвечаю я, но в моем голосе слышится печаль, которую невозможно отрицать.
И все же я провожаю его до двери, поднимаясь на цыпочки, чтобы еще раз поцеловать его в щеку, прежде чем он уйдет.
– Спасибо за книгу, – шепчу я.
– Всегда пожалуйста, – бормочет он.