А тут меня уже ждали.
Но не только Люциан и Данталея. Рядом с ними замер целый отряд закованных в доспехи рыцарей. Копья и арбалеты были красноречиво обращены на меня.
— Вы обвиняетесь в нападении на лавку достопочтимого Горциуса, — пророкотал один из воинов. — И в пособничестве бесчестному Таросу, опозорившему не только свой род, но и все рыцарство. А еще… — взгляд мужчины поднялся выше меня, — за надругательство над местом упокоения благородных жителей королевства. Идите с нами или будете убиты на месте.
— А еще варианты есть? — я взглянул на Данталею.
Женщина подошла ко мне, забрала из моих рук урну и прошептала:
— Я что-нибудь придумаю. Но прошу, не сопротивляйся. Даю слово, иначе Люциан может пострадать.
— Ладно, — мои руки поднялись вверх, ладонями к рыцарям. — Вяжите. Но учтите, я все делал один.
— Твой друг иного мнения, — воин грозно взглянул на побледневшего Люциана. — Он говорит, что во всем помогал тебе.
— И вы верите менестрелю? — я громко рассмеялся и незаметно подмигнул барду.
Люциан нехотя, но все же кивнул и заикаясь подыграл мне.
— Ну, может я преувеличил… немного… самую малость. Знаете, как говорят? Не солжешь — не получишь красивую историю.
— Ясно. — Рыцарь дал знак своим людям, и они тут же ловко заковали меня в кандалы. Предводитель же обратился к Люциану. — Наказание за ложные сведения — тридцать плетей. На первый раз ты прощен, менестрель. Но больше не попадайся нам на глаза.
— Очень постараюсь, — клятвенно заверил рыцаря Люциан и печально взглянул на меня. — А куда его ведут?
— В тюрьму, — бодро отозвался предводитель и радушно улыбнулся мне. — А потом к палачу.
— А ты ничего не забыл? — набычился я. — Как насчет суда?
Ответ рыцаря меня не слишком обнадежил:
— Не думаю, что тебе повезет настолько.
25. Героями не рождаются
В прошлой жизни в тюрьме мне бывать не приходилось. По молодости и глупости приводы были, но за драки и мелкое хулиганство. А вот чтобы по серьезному залететь на нары — такого со мной не случалось. И дело вовсе не в везении. Пусть характер у меня и паршивый, но человек я законопослушный.
Почти.
И вот, новая жизнь. Дорога приключений привела меня в скверное, темное и неприятное место. Даже в недавно посещенном склепе было как-то уютнее и гораздо тише. Здесь же то и дело орали и ругались другие арестанты. Судя по их разговорам, контингент здесь собрался мерзотный донельзя: воры, душегубы, налетчики и другие бандиты с большой дороги всех рас и мастей. Таким в тюрьме самое место. Пусть, как говорится, сидят за решеткой в темнице сырой.
А вот мне надо выбираться…
Только как?
В очередной раз подойдя к стене, я коснулся холодных камней и посмотрел на голубоватые искорки, брызнувшие во все стороны. Так тут функционировала защита от магии. Все без исключения заключенные содержались в камерах с защитными чарами. Внутри не работали никакие сверхъестественные силы. У меня даже охладиться при помощи силы ледяного дракона не получалось. Приходилось медленно запекаться в каменном мешке с единственным крохотным окном, за которым раскинулось бескрайнее голубое небо.
Вход в камеру представлял собой решетку с толстенными прутьями. Время от времени мимо нее проходили охранники, внимательно следившие за заключенными. С собой они таскали длинные искрящиеся палки. Этими причудливыми копьями они пользовались при каждом удобном случае, чтобы утихомирить особенно буйных арестантов. Судя по воплям и характерному жужжащему звуку, работало оружие как электрошокер.
Но это лишь догадки. Проверять их на себе у меня не имелось ни малейшего желания. Я тихо-мирно сидел в уголке и размышлял о том, как мне отсюда выбраться. Об адвокатах тут слыхом не слыхивали, как и о правах человека. Управляющий тюрьмой сказал, что слово мне дадут только на суде, если тот, конечно, будет.
И вот с такими вводными меня и заперли в четырех стенах. Остаток вчерашнего дня прошел за скудным тюремным ужином и размышлениями. Потом я воспользовался выработанной солдатской привычкой засыпать в любой ситуации и скоротал время до восхода солнц. Дальше по расписанию шел утренний марафет. Но про личную гигиену тут, видимо, никто не слышал, как и про сытный завтрак.
Подошедший надсмотрщик скукурузил рожу настолько угрюмую, что на ней отражалась вся скорбь этого мира. Сплюнув на пол, он сунул между прутьев кривую кружку с водой, миску сухарей и кусок чего-то отдаленно напоминавшего вяленое мясо.
— А как же комплимент от шеф-повара? — поинтересовался я, оглядывая скудные харчи: в воде что-то плавало, а сухари отскакивали от пола.
— Закрой рот и жри, чё дали! — рявкнул надсмотрщик, обдав меня стойким запахом перегара.
— И как жрать с закрытым ртом, умник?
— Задницей, — осклабился мужик и, крайне довольный своей шуткой, заржал.
— Никогда не думал, что ей можно есть, — мрачно произнес я, наградив собеседника тяжелым взглядом. — Но смотрю, ты ей как-то разговаривать умудряешься. Или это твое лицо?
Охранник смеяться резко перестал и взялся за копье.
— Обидеть меня хочешь? — его и без того узкие с похмелья глаза превратились в две щелочки.
— И в мыслях не было. — Я равнодушно покачал головой. — Тебя и так уже жизнь обидела.
Теперь заржали и слышавшие наш разговор заключенные.
— Ну все! — брызнув слюной, надсмотрщик оскалил желтые зубы. — Ты договорился, бандит.
— Отставить! — рявкнул знакомый мне голос, и в поле зрения появился глава этого очаровательного заведения. Выглядел он ничуть не лучше своего подопечного, с которым они, скорее всего, и бухали вчера.
— А? — заторможенный охранник покосился на начальника, но тут же встрепенулся и вытянулся по стойке смирно. — Будет исполнено! — напоследок злобно зыркнув в мою сторону, он пошел дальше по коридору, чтобы накормить остальных заключенных.
— Тебе повезло, — сообщил мне начальник.
— Да ну? — я оглядел небольшую камеру, где кроватью служила вонючая кучка соломы, а отхожим местом крохотная дырка в полу.
— Что-то не нравится в моей тюрьме⁈
— Даже не знаю, с чего начать…
— Это лучшая тюрьма во всем королевстве!
— Верю на слово.
Нескрываемая ирония в моем голосе вывела начальника из себя.
— Со мной тут никто не спорит! — взвизгнул он.
— Знаешь, — я облокотился на стену и захрустел сухарем, — если с тобой никто не спорит — это не значит, что ты абсолютно прав. Ведь если на кучку дерьма посреди дороги никто не наступил, это не значит, что оно великолепно и очень к месту.
Где-то секунд тридцать начальник тюрьмы обдумывал услышанное. Наконец, до него дошло. Мужик побагровел, сжал увесистые кулаки и затряс щеками.
— Да как ты осмелился…
Начальник начал сопеть, как паровоз, но вежливое покашливание мгновенно заставило его забыть о злости. Низко поклонившись кому-то за пределами моей видимости, мужчина выпрямился и ушел прочь. Его место заняла не кто иная, как Данталея. Она окинула меня насмешливым взглядом.
— Выглядишь, будто на своем месте…
— И тебе не хворать, — я изобразил нечто среднее между вежливой улыбкой и волчьим оскалом.
Посетительницу это нисколько не смутило.
— Скажу прямо: ты мне не нравишься, — заявила она.
— Настолько, что ты приперлась в этот свинарник, чтобы мне об этом сообщить?
Данталея огляделась и поморщилась от омерзения. Осторожно, будто обходила лужи нечистот, она приблизилась к решетке и понизила голос.
— Я здесь исключительно из-за Люциана. Он считает тебя своим другом, а ты… Пусть мне неприятно это признавать, но ты поступил благородно, взяв всю вину на себя.
— И посмотри, куда меня это привело? — я криво усмехнулся и отставил сухари в сторону.
— Ты пробудешь здесь недолго, — заговорческим шепотом сообщила мне Данталея. — Понтиус и Люциан что-нибудь придумают. Просто постарайся никого не злить до наступления ночи.
— Ничего не обещаю.
— Если тебя повесят до того, как мы тебя спасем, — сам виноват!
— Так на надгробном камне и напишите: «Сам виноват». И, если уж помру, то можешь похоронить меня рядом с твоим дедом? А то ему скучновато.
— И как Люциан тебя терпит? — Данталея покачала головой.
— Это кто еще кого терпит.
— Так, все, — женщина решительно рубанула спертый воздух рукой. — Сообщение тебе я передала. Большего не жди.
— А что насчет светлокрыла, дамочка? — напомнил я.
— Все, как и договаривались. Пока мы с тобой говорим, Люциан срочной посылкой отправляет яйца светлокрыла и тенекрыла в Лесные Дали. Так ведь называется ваша деревня?
— Так, — я кивнул и поймал себя на мысли, что воспоминания о новом доме вызывают в душе щемящее чувство тоски. Сейчас бы спокойно курить трубку на крыльце своего дома и встречать новый день…
— Значит, мы квиты? — на всякий случай уточнила женщина.
— Типа того, — я кивнул. — Руки жать не предлагаю. Тут с гигиеной беда, сама видишь.
— Да уж… — от взгляда на мое обиталище Данталею буквально передернуло. — Пришла пора мне тебя покинуть.
— Извини, что не могу проводить, — в этот раз улыбка моя оказалась более искренней.
Данталея хмыкнула, после чего отвернулась и быстрым шагом удалилась. Оставшись в одиночестве, я устроился на грязной соломе и продолжил грызть черствые сухари. Вроде как наметился какой-никакой, но план действий. Главное — никого не злить весь день. Это вполне реальная задача.
Ведь я никого не раздражаю, когда сплю. По крайней мере, мне так кажется.
Закончив с не самым приятным в моей жизни приемом пищи, я растянулся на импровизированной лежанке и уставился в потолок. Ночка, судя по всему, выдастся неспокойной, поэтому нужно как следует отдохнуть…
…отдохнуть мне, конечно же, не дали.
Не знаю, сколько я проспал, но разбудили меня чудовищный рев и грохот. Пол заходил ходуном, толстые стены тюрьмы затряслись, как фанера на ветру. Если это Понтиус и Люциан приступили к реализации своего плана по моему освобождению, то они точно перестарались.