–Значит, Литовченко увидела меня чуть больше года назад?
–Сначала я тоже так подумал. Но потом стал свидетелем того, как Нина вышла, типа, покурить, а сама кому-то позвонила и сказала: «Это она, я уверена. Я бы и через сто лет ее узнала».
–То, что эта бабенка меня помнит, не причина для убийства Виктора и подставления под удар меня.
–Да откуда ты знаешь, что причина, а что нет?– Рустам поднимается и принимается ходить по кухне.– Думаю, это все как-то связано с твоим прошлым, и ты знаешь, о чем я говорю. А записная книжка…
–Да провались ты вместе с тем блокнотом! Задолбал уже!
–Не надо кричать.– Рустам примирительно поднимает руки.– Но тебе известно, где бункер, уверен.
–Совсем спятил.
–Нет. У Витьки не было причин врать, где он нашел блокнот. А когда Борецкий расшифровал записи, то так и сказал: возьму Ритку, которая знает место, и все будет наше.
–Да мало ли что Виктор болтал! Я понятия не имею, о чем ты толкуешь! И при чем тут Мальцев?
–А Мальцеву, видимо, самому хотелось бы наложить лапу на бункер. Не зря же осматривали наши квартиры – искали какие-то зацепки. И Нинку специально нам подсунули – чтобы шпионила за Витькой и всеми нами.
–А ты почему-то ненавидишь ее.
–Да, терпеть не могу, презираю и присутствия не выношу. Славка, кстати, тоже. По-моему, она подлая мерзавка, и я не удивлюсь, если окажется, что Витьку убила именно Нинка, лишь бы подставить тебя.
–Но зачем ей это могло понадобиться?
–Говорил уже – что-то было у нее к тебе личное.
Блин, опять двадцать пять! Нет чтобы хотя бы намекнуть, что именно!
А у Игоря, который резко поворачивается ко мне, взгляд вопросительный такой. И зря. Ответа у меня нет.
–Даже представить не могу, чем я ей не угодила.
–Ладно,– Панков тяжело поднимается,– пора закругляться. Меня сейчас интересует другое. Рустам, где Литовченко?
–Наверняка в Суходольске.
–И все?
–Нет. Думаю, ей помогла спрятаться Виктория Мальцева. Наверное, у нее есть в городе какая-то недвижимость, и скорее всего, Нинка сидит там.
–Ничего себе! Как спросить у жены заместителя губернатора?
–А не надо ничего спрашивать. Она сама когда-то жила в Суходольске. Тогда у нее была другая фамилия.– Рустам весело щурится.– И я знаю какая.
–Говори!
–Ее девичья фамилия – Терновая.
Круг замкнулся. Вот блин! Я так и знала, что всплывет еще какая-нибудь гадость.
Глава 16
–Просыпайся, завтрак готов!
Солнце уже высоко, но моя комната на тенистой стороне, так что можно бы поспать еще. Но бабушка уже принесла мне кружку прохладного компота, а я люблю с утра выпить чего-то такого.
–Не хочется вставать…
–Лентяйка! Поднимайся быстренько, пеструшка стынет. И причеши косы. Ишь, растрепа!
На столике у кровати стоит небольшой букетик – наверное, дедушка для меня насобирал с утра.
–Видала, парень тебе цветов принес. Пойдем, а то и он голодный сидит, тебя дожидается.
Бабушка гладит меня по голове и уходит, а я поспешно выпиваю кисловатый компот. То, что случилось ночью… я не знаю, как к этому относиться. Косы расплелись, теперь расчесать их будет сложно.
Вчерашний день вспоминается какими-то обрывками. Болото, бункер, трупы, кровь, туман… Дед Мирон, на дорожке – следы от деревянного протеза, карта… Сладкая тьма, стук сердца…
Ой, пятна на простыне! Ее надо спрятать. В стирку бросить нельзя. Я спускаюсь вниз, открываю комод и достаю такую же, потом тихонько возвращаюсь к себе. Хорошо, что простыни все одинаковые.
–Ань, я зайду?
–Заходи.
Игорь уже давно проснулся – ноги в росе. Значит, ходил с дедушкой за травой для кроликов.
–Что ты делаешь?
–Да вот… Надо спрятать, пока смогу постирать.
Он бросает взгляд на простыню, затем на меня и улыбается. Мы смотрим друг на друга.
–Давай, я в свою сумку положу, в ней твоя бабушка не найдет.
Игорь уходит, а я быстро переодеваюсь, спускаюсь вниз.
–Сейчас умоюсь, и будем завтракать.
Вода в бочке еще не согрелась. Но я люблю утреннюю воду – тяжелая, наполненная ночью, звездами, она приятно холодит руки и лицо. Такая вода только здесь, в Телехове, в этой бочке, а в городе мертвая. Легкая и скучная.
Пеструшка еще горячая, помидоры, порезанные вперемешку с луком, пускают сок в миске, и я чувствую, что голодна.
–Так мы с дедом на свадьбу, а вы тут кушайте и ведите себя хорошо.
На второй день свадебный поезд с переодетыми в цыган гостями едет мыть бочку, в которой месили тесто. При этом купают тещу и свекровь, под общий хохот достается и мужской половине. Это уже праздник для старших, молодежь сходится под вечер.
Мы быстро съедаем завтрак и, не сговариваясь, лезем на чердак. Там Игорь спрятал рюкзаки – наши и трофейные. На чердаке пахнет пылью, кукурузой и старыми книжками. А еще, несмотря на то, что Игорь прикрыл бочку брезентом, ощущается чужой запах.
–Доставай.
–Да сейчас… Тяжелые, а бочка глубокая… Вот, держи…
–Подожди, расстелю брезент.
–Я помогу…
На чердаке сарая жарко, мы взмокли и запылились.
–Давай просто вытряхнем все и разберем.
–Нет, Ань. Мы же не знаем, что там. Надо аккуратно разрезать, эти рюкзаки нам все равно не пригодятся.
Игорь достает нож и делает надрез. Брезент противно скрипит, но сопротивление бесполезно – ведь лезвия точил дед Мирон, так что нет такого брезента, который оно не разрезало бы. Ну, вот, почти все.
Первым попался рюкзак старого диверсанта. Несколько рубашек, штаны, белье – это все неинтересно и будет уничтожено вместе с рюкзаком. Блокнот в коричневом кожаном переплете – о нем говорил Круглов, а потому я оставлю его себе. Карандаши, карта района – без отметок. Термос с чаем, нож – отличная сталь, удобная ручка. Сгодится. В карманах рюкзака леска и крючки, компас в футляре и небольшой бинокль. Тоже оставим себе. Пара банок тушенки и блестящая металлическая коробочка с зеркальцем на крышке, в которой лежат помазок и безопасная бритва, почему-то страшно тяжелая. Наверное, зеркало утяжеляет… Но не настолько же! Я поддеваю стекло ножом, оно отходит, а за ним, прикрепленные липкой лентой, желтеют круглые диски, похожие на монеты.
–Золотые червонцы!– Игорь мигом отдирает ленту и пересчитывает их.– Шестнадцать штук. Ань, ты хоть знаешь, сколько они стоят?
–Нет.
–И я не знаю. Но точно тебе говорю: их тут хватит, чтобы купить кооперативную квартиру и хорошую машину. Даже еще и останется.
–Не может быть!
–Точно тебе говорю! Мой отец знал в этом толк, дед коллекционировал антиквариат, и прадед тоже. Так что считай, что мы уже богаты!
А у меня дома из золотых вещей только обручальные кольца родителей и мамины сережки, одни-единственные. И мои родители, наверное, никогда не слыхали ни о каких червонцах и антиквариате. У Игоря все было по-другому, просто я не слишком обращала внимание. Но если вспомнить… Тетя Лиза ведь не работала, а украшения у нее были красивые и разные.
–Тут как раз по восемь штук на нос. Держи, твоя доля.– Игорь высыпал передо мной золотые монеты.– Спрячь, потом решим, что с ними делать.
–Но…
–Ань, все по-честному. Любовь любовью, а дела делами. Потом разберемся.
Как-то меня его слова удивили, что ли. Любовь… А разве у нас любовь? Не знаю. Ладно, монеты я заберу. И уже знаю, как сделать, чтобы никто их не нашел, а особенно вездесущий ябеда Леха.
–Давай сюда рюкзак майора,– командует Игорь.
Эту ткань разрезать легче. Внутри ничего интересного – кое-какая одежда, консервы, котелок, сухой спирт, бритва и зеркальце, кусок земляничного мыла, баночка вазелина, складной нож, коробка с леденцами, компас. А еще красивая деревянная шкатулка с иголками, нитками и пуговицами. Я высыпаю их – стенки внутри отполированы до блеска. И вроде что-то шуршит. Но где?
–Тут, наверное, двойное дно…
Игорь рассматривает ларчик.
–Смотри, вот здесь потертое место.
Нажав на центр цветка, мы с изумлением видим, как поднялось, щелкнув, дно шкатулки. В глубине лежат какие-то бумаги, а под ними – пачка странных денег.
–Это доллары,– объясняет мне Игорь.– Потом поделимся.
–А шкатулка? Я возьму, ладно? Такая красивая! Зачем она тебе? А я в нее пупсиков сложу…
Вместо ответа Игорь меня целует.
–Солнышко, если хочешь, можешь вообще все забрать себе.
Он высыпает в шкатулку свои и мои монеты, бросает деньги и отодвигает все это в сторону. Чердак теплый, пыльный, но это не имеет значения, потому что… просто не имеет значения. Игорь прижимает меня к себе, и я чувствую, как стучит его сердце…
–Когда мы поженимся, поедем путешествовать. Купим хорошую машину и отправимся в Крым. Будем жить в самом лучшем отеле, я стану покупать тебе все, что ты пожелаешь. Вот как только тебе восемнадцать исполнится, так сразу и поженимся.
–А разве мы поженимся?
–Конечно.– Игорь снова целует меня.– Я у тебя первый, и больше у тебя никого не будет. Теперь ты – моя невеста.
–А у тебя кто-то был?
–Нет. И другая мне не нужна. Мы вместе навсегда, привыкай.
А что мне привыкать? Я уже привыкла. Мне нравится проводить с ним время, мы понимаем друг друга с полуслова, а то, что случилось между нами, не вызывает у меня ни стыда, ни страха. Так почему бы нам и не пожениться через четыре года?
–Давай следующий рюкзак.
–Подожди, надо убрать в мешок весь хлам. Сегодня же нужно будет вывезти его и где-то надежно спрятать – так, чтобы никто не нашел его.
–Я такое место знаю. Где ящики с вагонеток? Доставай.
Сверху лежат в рюкзаке китель и фуражка. Фу-у, до сих пор воняют бункером… Затем ящик. Продолговатый, стальной. В нем нет щелей, крышка закрыта на ключ, которого у нас нет.
–Как же мы его откроем?
–Не знаю. Попробуем распилить.
–Чем? Разве что взорвать… Но тогда уж пользы от него не будет.
–Металл можно разрезать…
Второй ящик тяжелее, немного другой формы. И его можно открыть, если чем-то тонким и прочным поддеть крышку.