–Не знаю, о чем вы говорите,– отвечаю я. Игорь запретил мне говорить о бункере. Его нет, и запрет снять некому.
–Аня, пойми, все это очень опасно…
–Что вы теперь станете делать?
–Теперь я похороню тела. И все, Игорь исчезнет. Никто не должен знать, что здесь произошло. Ты сейчас отмоешь с рук кровь и пойдешь домой. И никому ничего никогда не говори. Поняла?
–Есть еще второй, помощник Мальцева. Я хочу подождать его здесь.
–Не думай больше о нем.
–А Игорь?
–Игоря уже нет, милая. Мой сын умер. И ты сейчас уйдешь отсюда только потому, что мой сын любил тебя. А ты сделала его счастливым и убила ради него.
Мне не страшно от слов дяди Саши. Мне уже ничто никогда не покажется страшным. Потому что худшее в моей жизни уже случилось. Умер тот, кто был для меня целым миром.
–Значит, вы…
–Конечно, я знал, что между вами происходит.
–И вы знали, что Игоря пытают тут? И не вмешались, не убили их?
–Я не думал, что ситуация будет развиваться настолько быстро. Да еще некоторые обстоятельства задержали меня. Потому пришел так поздно. Уходи, Аннушка.
Я все-таки иду в кабинет и сажусь на пол около Игоря. Лицо незнакомое – из-за синяков, ссадин, ужасной раны. Но это он, мой Игорь, и я не могу просто так уйти. Его лоб уже холодный, и руки тоже. А может, мне все это снится? Может, я сама себе снюсь? И мой любимый не умер?
–Аня, уходи, пожалуйста. Постарайся как-то пережить. Слышишь меня, девочка? Просто думай об Игоре как о живом. Считай, будто мы все уехали, вас просто разлучила судьба, но он где-то есть и любит тебя. И Лиза моя жива…
Дядя Саша тоскливо смотрит на меня, и я четко понимаю, что он сейчас сдерживается изо всех сил, говорит спокойно, чтобы не напугать меня. Ведь не знает, что меня уже ничто не способно напугать.
–Я по мере сил буду присматривать за тобой, но больше мы не увидимся. Если же у тебя случится беда, буду рядом. Пока жив – буду рядом. А теперь иди, маленькая моя, иди. Пожалей и меня, и себя.
–Прощайте. Где вы его похороните?
–Тебе лучше не знать. Аня, это только тело, Игорь ушел. Неважно, где будет тело.
Я шагаю вниз по ступенькам. Знакомая улица, по которой я бегала навстречу своему счастью, которая даже в самый хмурый день была залита светом – для меня. Теперь свет погас. В груди разливается странная боль.
В нашей квартире пусто – родители на работе, Леха на тренировке. Я засовываю одежду в стиральную машинку, насыпаю порошок. Брожу по комнатам, не в состоянии остановиться. А папа с мамой скоро вернутся, и их дочка должна быть такой, как обычно, иначе не миновать расспросов. Зарывшись лицом в подушку, кричу, кричу, кричу… так, что звенит в голове. Как жить дальше? Я же не могу дышать, не хочу никого видеть. Потому что Игорь больше не видит ничего. Стоп! Я знаю, как это прекратить – просто уйду за ним. Он ждет меня, я уверена. Там, за чертой, что-то есть, я знаю. Сама слышала те шаги и тот стук в окно. Мы оба слышали. Я уйду туда, иначе не выдержу и сойду с ума. Я не смогу жить и делать вид, будто ничего не произошло, а объяснить, что со мной происходит, нельзя даже родителям. Но выход у меня есть. Окно – это дверь, за которой Игорь ждет меня, нужно только сделать шаг. И боль в груди наконец пройдет.
Я открываю окно. Пятый этаж, должно хватить. А если нет? Если я просто искалечусь и буду вынуждена жить в неподвижном теле? Нет. Нужно наверняка.
Из прихожей доносится звонок.
В центре города есть девятиэтажка, пойду туда, и уж там-то все получится без осечки. А сейчас надо открыть дверь, потому что кто-то пришел.
–Ань, я тебе кассету принес.
Валька. Как же не вовремя. Ничего, скоро все это прекратится.
–Спасибо.
–Тебе понравится. Можно войти?
–Ты уже вошел.
Я не хочу с ним говорить. К тому же Терновой, кажется, пьян, а когда он такой, то делается совсем дураком, и я этого не терплю.
–Ты одна дома?
–Пока одна. Скоро мама должна прийти с работы.
–Значит, время есть…– Валька вдруг прижимает меня к стене.– Ань, ну не надо кочевряжиться. Не строй из себя целку, ты же спишь с Игорем. Дай и мне по старой дружбе.
–Ты пьян.
–Есть немного. Но трезвый не сказал бы тебе этого, а сейчас скажу. Я могу трахаться лучше, чем Игорь, ты не знаешь, что теряешь.
–Иди к тем, кто это оценит. Проваливай. Не то…
–Не то – что? Скажешь, что я тебя изнасиловал? Так сама меня впустила, тебя же шлюхой назовут. Ань, мы здесь одни. Все будет по-тихому. Один раз, и все, дружим дальше.
–Ты спятил, иди проспись.
–Спятил? Да, наверное, спятил, раз готов на все, чтобы ты бросила Игоря и была со мной. Но если я не могу быть с тобой так, значит, возьму на своих условиях. Ань, давай не будем все усложнять. Один раз, просто не сопротивляйся.
–Валь, зачем?
–Да затем, что люблю тебя, блин! И хочу, чтобы у меня было это воспоминание. Прошу тебя! Никто ничего не узнает, тем более Игорь. Клянусь, больше не заведу такой разговор, но один раз ты будешь моей.
Чуть отстранившись, Валентин стаскивает с меня кофточку. И тут я словно просыпаюсь. Вот кого я убью, чтобы успокоиться. Или он убьет меня.
–Нет. Проваливай.
Я упираюсь кулаками в его грудь. Но он сжимает меня крепче, его руки безжалостно сдирают одежду, которая трещит по швам. Вцепляюсь ногтями ему в его лицо, Валька от неожиданности отшатывается и наносит удар – короткий, сильный. Кровь такая соленая… Потом бросает меня на пол как тряпичную куклу, а в груди у меня разрастается боль. Наваливается сверху, но я сопротивляюсь, как могу. Не хочу, чтобы кто-то прикасался ко мне после Игоря! Но Терновому нет до этого дела, и он снова бьет меня – аж в глазах темнеет. Я проваливаюсь во мрак, успевая почувствовать, как что-то врывается в меня так резко, словно ножом ударили, и я кричу, а Валька закрывает мне ладонью рот. И вдруг кто-то отрывает его от меня. Дядя Ваня, наш сосед справа. Наверное, я снова не заперла дверь…
–Она приходит в себя.
Больничная палата маленькая и светлая. Заплаканная мама, Надежда Гавриловна бледная и как-то враз постаревшая.
–Анечка, ты как?
Не знаю. Мне все равно. Игоря нет, и меня тоже нет. Я не хочу разговаривать, потому что нет больше моего любимого, он умер у меня на руках, и я умерла с ним. А Валька… Да какая разница? А в груди растет боль, гудит голова. Я не хочу никого видеть, закрываю глаза. Но все еще слышу.
–Переведем ее в другую школу.
–Это не поможет.– Надежда Гавриловна вздыхает.– Город маленький, слухи поползут.
–У меня сестра двоюродная в Верхнеднепровске директором школы работает.
–Если примет Аню, то выход наилучший. Осталось год доучиться.
–Примет, конечно. Только бы дочка выздоровела. Врачи говорят, что-то с сердцем у Анечки. Позавчера Ольга Терновая приходила, требовала забрать заявление. Я ее выгнала. Так она потом напилась и такое орала на весь двор… Все уже знают. Вроде бы и сочувствуют, но вы же знаете, как у нас…
–И теперь тоже скандалит?
–Нет, притихла, молча ходит. Наверное, в милиции ей вправили мозги. Иван же ее сыночка прямо на месте преступления поймал. Так вовремя сосед там оказался! Ведь мерзавец и убить Аню мог, с пьяного станется. Сейчас-то уж, как протрезвел да понял, что натворил, волком, говорят, воет в камере. Да только сделанного не воротишь.
–Главное, девочка жива. Игоря не нашли?
–Нет. Пропал – как в воду канул. Крови там, в квартире, было много. Не только Игоря. Дочка еще не знает, очнется, будет ждать его… И как сказать ей? Они же… все время вместе были.
–Я знаю. Такие юные, а так зрело любили друг друга. Но Аня сильная, со временем скажем. Фамилию и имя ей нужно сменить, чтобы в новую школу пришла с новыми документами.
–Сделаем. Мы все сделаем для нее, лишь бы здоровье поправилось…
Но Анна умерла в тот день. И видит бог, так было лучше для нее.
Глава 21
Мы с Панковым, оба сердито надувшись, поднимаемся ко мне в квартиру. Интересно, он так и собирается жить у меня? Не то чтоб я сильно возражала, но мне просто интересно, где он вообще живет, когда не живет у меня. Хотя интересно не настолько, чтобы сейчас об этом спросить.
Квартира дышит знакомым запахом уюта. Бог ты мой, как же я рада быть дома!
–Чур, я первая в ванную!
Пусть посидит и остынет. Да и нечего нам маячить друг у друга перед глазами. А играть со мной в молчанку – дело бесперспективное, учитывая мой брак с Лукашем.
Моя кровать широкая для одного человека, и когда Вадик дома, мы с сыном каждый вечер тусим здесь – читаем книги, разговариваем, смеемся, смотрим мульты в Интернете, и никто не влетает к нам с перекошенной от ненависти рожей и с яростным истеричным визгом, мол, как вы меня достали своим идиотизмом. Но чаще, пока Лукаш жил с нами, в квартире стояла напряженная тишина. Фу-ты, вспоминать такое на ночь глядя… И все из-за Игоря, потому что тот вдруг решил поиграть со мной в молчанку.
Теперь он плещется под душем. Слава богам, следит за собой, не то что Лукаш, которого в ванную надо было силком загонять. Так, все, вечер воспоминаний объявляю закрытым, дальше – танцы. Это я шучу, потому что жутко хочу спать. И пусть Игорь хоть утонет.
Мне снится Телехово. Около уличной печки хлопочет бабушка, бросает в огонь кукурузные стебли. Мурзик сидит под сливой, во дворе цветут астры – ага, значит, начало августа.
–Где ты носишься?
Бабушкино лицо обрадованное и ласковое. Действительно, что-то я припозднилась, непонятно отчего.
–Молока выпей, свеженького нацедила. Вон кувшин на столе.
–А дедушка где?
–С Мироном за сеном поехал, на Росань. Леся пироги поставила, скоро принесет.
Я пью молоко. Оно теплое и пахнет так знакомо….
–Игоря я уже напоила, побежал куда-то.
–Разве Игорь здесь?
–А где ж ему быть? Конечно, здесь.
Огонь в печи разгорается все ярче. Наверное, початки кукурузы в котле варятся.
–Ну, тогда я тут останусь, дедушку подожду. И по Игорю соскучилась.