Все еще не решаясь войти, мы стояли под нетерпеливым взглядом горничной, когда дверь из кухни вдруг распахнулась и оттуда вышла трок Матон. Ехидная ухмылка тронула ее узкие губы и чуть скрипучим голосом она спросила:
— Ну, и чего вы ожидаете? Кёрста Эгреж уже садится ужинать и желает вас видеть, так что поторапливайтесь!
— Трок Матон, я не понимаю куда мы можем поставить наши вещи.
Ответ трок Матон четко объяснил мне, что легкой жизнь в этом доме не будет:
— Нищим подкидышам не пристало капризничать! — ее рыбьи глаза торжествующе блеснули. — Вы должны быть благодарны кёрст Эгреж за приют!
Мы беспомощно переглянулись с Линком, наконец я сообразила.
— Линк, помоги мне пожалуйста. — Я показала глазами на сундуки.
Надрываясь и пыхтя, мы вдвинули один из сундуков в мою комнату, а второй в комнату Линка. Эжен все это время стояла в дверях своей клетушки, сумрачно разглядывая нас и прижимая к себе мишку. С сомнением покосившись на малышку, трок Матон обратилась к горничной:
— Тарма, побудь с этой — она кивнула головой в сторону девочки — пока кёрст Эгреж будет беседовать с ними.
Никого из нас эта сушеная вобла не называла по имени. Как будто боялась осквернить свой язык чем-то непристойным. Видно было, что эту приживалку радует, что в доме появился кто-то, еще более бесправный, чем она.
Под предводительством трок Матон мы с Линком прошли кухню, вошли в тот самый роскошный коридор и двинулись к одной из комнат где-то в центре квартиры. Вобла распахнула дверь и почти торжественно произнесла:
— Кёрста Эгреж, сироты прибыли! — затем посторонилась и дала нам пройти.
В большом зале, ярко освещенном несколькими настенными бра, за столом, покрытым белоснежной скатертью и блистающим хрусталем, начищенным серебром и тонким фарфором, в гордом одиночестве сидела миловидная женщина лет пятидесяти. Лоб ее, так же, как и наши, пересекала черная траурная повязка. Седые волосы, завитые в аккуратные букли, обрамляли приятное округлое лицо. Женщина была полновата, а потому морщин на чуть лоснящейся коже почти не было. Одетая в достаточно роскошное платье из темно-фиолетового бархата с черными кружевами, она выглядела как олицетворение покоя и роскоши. Судя по всему, именно она являлась сердцем этого гадюшника.
Милостиво улыбнувшись трок Матон и чуть щуря глаза, кёрста молча рассматривала нас. Своей компаньонке она, кстати, тоже сесть не предложила. Молчание затягивалось, и я прямо чувствовала, как все более неловко становится наше положение, как Линк теряет последние капельки надежды и начинает переминаться с ноги на ногу рядом со мной.
Я же, как ни странно, осталась совершенно спокойна. После того, как я увидела убогие комнатенки, где нам предстояло жить, я уже догадывалась, что ждет нас при встрече с опекуншей, поэтому на меня эта сцена особого впечатления не произвела. Напротив, как и всегда в какие-то неприятные моменты жизни я, мысленно, плотнее прижала к лицу «Маску силы» и совершенно спокойно посмотрела в глаза этой гадине — я ее не боялась.
Брови кёрсты поползли вверх. Она, ни слова не говоря, наколола на вилку кусочек жареного картофеля, положила в рот и принялась медленно жевать. Чем-то она неуловимо напоминала мне хозяйку собачьего питомника.
Молчание все длилось, кёрста ела, неторопливо, тщательно пережевывая сперва ростбиф с картофелем, потом — поданное горничной рыбное филе в кляре, затем последовал какой-то десерт…
А мы продолжали стоять и смотреть на мерно двигающуюся челюсть. Наконец, очевидно сполна насладившись нашим унижением, она заговорила приятным мягким голосом:
— В моем доме я не потерплю распущенности и лени. Раз уж я из милости взяла вас сюда, каждый из вас будет иметь свои обязанности и неукоснительно выполнять их. — Она приятно улыбнулась, наслаждаясь ситуацией. — Надеюсь, дурная кровь вашей матери не успела вас испортить окончательно! Поскольку Господь — она трогательно возвела глаза к потолку и «перекрестилась», касаясь бровей и губ — возложил на меня это бремя, я постараюсь нести его с честью, но за лень и непочтительность буду строго наказывать!
За нашей спиной угодливо захихикала трок Матон. Голос ее при обращении к хозяйке совершенно менялся, становился приторно сладким и каким-то присюсюкивающим:
— Думаю, кёрста Эгреж, к наказаниям вам придется прибегать частенько-с!
Наше мнение кёрст совершенно не интересовало и ласково улыбнувшись своей компаньонке она милостивым кивком завершила аудиенцию:
— Ступайте, устраивайтесь. Завтра трок Матон передаст вам мои распоряжения.
Трок Матон нетерпеливо, от желания угодить хозяйке, подталкивала нас в спины, выставляя за дверь. Сама она осталась в комнате кёрст. Через коридор и кухню мы вернулись к нашим клетушкам. Горничная, кивнув, торопливо сбежала. Линк был сильно подавлен и только малышка Эжен, завидев его, неуклюже проковыляла через площадку, чтобы вцепиться в его руку.
Мне нужно было несколько минут, чтобы все обдумать. Я прекрасно понимала, что ни за какие блага мира не останусь в доме этой высокомерной дряни. В конце концов, я могла плюнуть и на титул кёрсты, и на все остальное. Уверена, как хорошая швея и портниха, на кусок хлеба я себе заработаю. Но то, что мне придется бросить Линка в этом доме, почему-то казалось мне предательством.
— Линк, будь добр уложи малышку поспать.
Он тоскливо посмотрел на меня, покорно кивнул головой и, чуть сутулясь и шаркая ногами как старик, повел сестру в ее клетку. Я вошла в свою и захлопнула дверь. Почти в полной темноте с трудом протиснулась мимо сундука к полке, нашарила спички и зажгла свечной огарок. Села на скрипнувший стул и выдохнула. Пока еще в голове не было четкого плана.
Не знаю, сколько я так просидела, но очнулась тогда, когда кто-то робко постучал в дверь. Разумеется, это был Линк. Я кивнула ему и указала на кровать:
— Садись.
Неловко, бочком, он сел в изножии узкой кровати, коленками неловко упираясь в сундук. Свеча трещала, периодически вспыхивая чуть ярче и по бледному лицу Линка с опущенными глазами, метались странные тени. Мы оба думали каждый о своем и молчание в комнате становилось тягостным. Вдруг он как-то вздрогнул, поднял на меня взгляд и очень по-взрослому спросил:
— Как же мы будем здесь жить, Элен?!
В его голосе прозвучало столько боли и отчаяния, что решение я приняла мгновенно:
— Никак, Линк.
— Ты бросишь нас?!
Я удивленно хмыкнула — мальчик оказался умнее и наблюдательнее, чем я думала.
Глава 11
На вопрос Линка я не ответила ничего — мне не хотелось давать опрометчивых обещаний.
Рано утром ко мне в комнату заявилась трок Матон:
— Сколько можно валяться?! Буди своих этих… — она небрежно кивнула в сторону комнат Линка и Эжен. — Пора вставать на утреннюю молитву.
Времени умыться она нам не дала, я даже не успела расчесаться — эта зараза стояла у нас над душой и, не обращая внимания на хныканье невыспавшейся Эжен, скрипучим голосом читала нотацию:
— Вы должны быть счастливы, что такая замечательная родственница, как кёрст Эгреж, согласилась заботиться о вас! Надеюсь, в этом благочестивом доме и ваши привычки изменятся. Здесь вы получите представление о нормах морали и приличиях! Мальчик — она нервно потерла виски — угомони свою сестрицу! От ее нытья у меня разболелась голова!
Эжен действительно хныкала, не переставая — она еще не привыкла к этой обстановке и чужим людям, возможно, малышку пугал и скрипучий голос самой трок Матон, поэтому я сочла нужным вмешаться:
— Трок Матон, девочка еще слишком маленькая. Пусть она останется в комнате вместе с братом — не стоит ее вести на молитву.
Спокойно выслушав от трок лекцию на тему о том, что забота об Эжен — это мое дело, что молиться в этом доме должны все, потому что безбожникам уготовано место в безводных песках ада, что я прикладываю слишком мало усилий для того, чтобы понравится благодетельнице и она, трок Матон, так и думала, что толку с нас не будет.
Этот словесный поток вызвал у меня некоторое раздражение, но связываться и спорить я не стала, подхватила на руки заспанную, капризничающую малышку и сунула ей в руки последний пирожок с джемом.
Затем мы гуськом проследовали за трок Матон в небольшую комнату, где прямо на стене, как фреска было изображение местного божества и парочки святых. По углам стояли две высоких жирандоли, на пять свечей каждая. За окном комнаты было еще совсем темно, я даже не представляла сколько сейчас времени, понятно было только, что это раннее-раннее утро.
Вся домашняя прислуга уже находилась там и было их достаточно много — больше десяти человек. Хмурые, невыспавшиеся лица, молодая девушка в форме горничной, трущая глаза, зевающая повариха и у всех — состояние усталости и раздражения. Самой кёрст Эгреж в комнате не наблюдалось. Или она молилась отдельно, или же, что казалось мне более вероятным, до сих пор сладко почивала.
Тот самый швейцар, что вчера нас встречал в подъезде дома, басовитым голосом начал читать по книге какую-то молитву. Слуги вовремя крестились, но мне казалось, что каждый думает о своем и воспринимает эту молитву, скорее, как нудную обязанность, чем как момент общения с Богом.
Трок Матон, удобно устроившись на единственном стуле, наблюдала за этой пародией на молитву с каким-то извращенным удовольствием, периодически она делала замечания людям, не стесняясь прервать швейцара:
— Борна, я все вижу! Молись усерднее или тебе придется искать другое место. И ты знаешь, что хорошую рекомендацию не получишь!
У меня сильно затекли руки — девочка уснула, положив мне голову на плечо. Я терпела только потому, что в общем-то, почти все для себя и решила.
После молитвы на кухне был накрыт завтрак. Швейцар только зашел на кухню и прихватив с собой маленькую корзинку, очевидно с едой, тут же исчез. Еще одна горничная, с трудом подняв поднос, где на фарфоровой тарелке еще шипела большая яичница, стояла вазочка со взбитыми сливками, креманка с джемом и хлебница с очаровательными пышными булочками, исчезла в дверях. Как я поняла — это был завтрак трок Матон. Через минуту девушка вернулась и, прихватив с собой свежезаваренный чай, исчезла вновь.