сы:
— А вот это зачем? А потом с этим что делать?
За образец я взяла того самого, полюбившегося Эжен, медвежонка. Посмотрев на неуклюжую фигурку, решила кое-что изменить. Глазомер у меня всегда был хороший, поэтому, взяв несколько листов самой дешевой серой бумаги, я аккуратно перерисовывала детальки, которые мне понадобятся, внося изменения в размеры и формы по ходу работы.
Рисовала я минут пятнадцать, а потом Линк, вооружившись ножницами, внимательно вырезал бумажные лекала. Я, по характеру, всегда была немного педантом и подумала, что если моделька получится удачной — стоит сохранить выкройки. И вообще — нужно заводить папку и собирать все их в одном месте.
Размер игрушки я увеличила в два раза. Расстелили на столе кусок просохшей мешковины и крошечным обмылком, подобранным мной в прачечной, обвели по контуру все детали. Вырезать опять помогал Линк — ему было так интересно, что от усердия он высовывал язык, обрезая неровно торчащие нитки.
С сомнением посмотрев на часы, я поняла, что сшить сегодня все просто не успею, Эжен проснется меньше, чем через час. Но под умоляющим взглядом Линка, сметала первые несколько деталей — голову медведя и два круглых ушка.
Брат явно был разочарован результатами нашего труда. Понять его было легко — без набивки, с не пришитыми ушами, без носика и глаз медвежья мордочка выглядела жалко и уродливо, тем более, что шила я не «на века». Все же это еще не сама игрушка, а только пробный образец.
У мальчика было очень выразительное лицо, и он еще совершенно не умел скрывать свои эмоции. Однако я высоко оценила то, что он не стал ныть или критиковать мою работу. Тяжело вздохнув, но оставив все свои мысли о нашей неудаче при себе, он молча помог мне собрать обрезки ткани, ножницы и прочий хлам и даже принес веник — мы немного насорили.
На обед еда у нас осталась со вчерашнего дня, но решив слегка подсластить Линку горькое разочарование, после супа и котлет я снова повела детей на прогулку. Погода стояла просто замечательная, в воздухе терпко пахло первыми, еще клейкими листочками, а солнце припекало так, что я подумала о необходимости панамок.
Дети в нашем излюбленном парке были одеты уже совсем по-летнему. Я внимательно присматривалась к фасонам одежды и никак не могла решить — простительно ли будет, если я внесу в одежду для малышей некоторые изменения?
На мой взгляд чулки с подвязками смотрелись на детских ножках просто ужасно, конечно, смешные панталончики с рюшами скрывали, что эти самые чулки просто примотаны к ногам! Но каждый вечер, раздевая Эжен перед сном, я с ужасом смотрела на красноватые рубцы, остающиеся на детских ножках выше колена. Линк раздевался сам, но и у него я замечала подобное.
Сегодня мы не пошли к качелям, а отправились в другую сторону парка — судя по разговорам детей, попадавшихся нам на встречу, там прилетели утки. Озеро меня насмешило. Это была мутноватая круглая лужа, явно искусственного происхождения, метров десяти в диаметре, и по ней торжественно, не забывая гордо покрякивать, плавал толстый яркий селезень в сопровождении пяти невзрачных уточек. К берегу они подплывать опасались, потому что десяток гомонящих и размахивающих руками детей их явно отпугивал.
В сумочке, которая мне досталась после матери Линка и Эжен — слегка потертом бархатном мешочке, я всегда носила с собой кучу мелочи. Пару носовых платков — чтобы вытереть Эжен нос и, иногда, руки, ключи от дома, кошелек с бронзовыми корнами — на случай если придется купить какую-либо мелочь или нанять извозчика, пару карамелек и прочую ерунду.
Сегодня, выходя из дома, я прихватила с собой булочку с изюмом, которую не съела за завтраком — на свежем воздухе у детей всегда прекрасный аппетит, а Эжен такая худышка, что подкормить ее лишний раз не помешает. Однако, в этот раз, я решила найти булочке найти другое применение.
Дети, боны и гувернантки гомонили у озера там, куда в него упиралась широкая песчаная дорожка. Я же, подхватив Эжен на руки, и велев Линку идти следом, сошла с нее и опасливо косясь на не слишком просохшую землю, опасаясь поскользнуться, прошла по берегу метров десять до удобного места. Достав плюшку, я растерянно посмотрела на уток — они плавали, не приближаясь к берегу и не обращая на нас внимания.
Когда я тащила детей сюда, в голове у меня сложилась умилительная картинка — увидев выпечку утки подплывут к нам и дети будут бросать им крошки, наслаждаясь общением с пугливыми птицами. Однако, все пошло совершенно не по плану.
Во-первых, я не представляла как подозвать к себе птиц, мне казалось, что, увидев подношение, они приплывут сами, во-вторых, я никак не могла сообразить, как к ним обращаться? Звать их цып-цып-цып — глупо, они, все же не курицы. Кроме того, Линк поняв, что я собираюсь скормить булочку уткам, был искренне шокирован.
Он ни разу не голодал с того дня, как я появилась в этом мире, но сейчас, заметив, как он прикусил чуть задрожавшую нижнюю губу, я отчетливо поняла, на сколько недооценила въевшиеся ему в кровь привычки. Булочка — это еда.
Это — вкусная еда, которую я собралась скормить глупым птицам. Возражать он не осмелился, признавая за мной право старшей, но эмоции, написанные на его лице, меня пугали. Сделав вид, что я притащила их сюда просто полюбоваться птичками без лишнего шума, я молча разломила булку пополам и отдала детям.
Я не слишком уверена, но думаю, что местные правила приличия не позволяют кёрстам есть на улице. Во всяком случае, даже напрягая память, я не могла вспомнить ни ребенка, грызущего на прогулке конфету, ни хорошо одетого мужчину или женщину, жующих, например, пирожок. Это лишний раз напомнило мне, что в семью нам срочно требуется женщина, знающая местный этикет. Иначе я рискую вырастить детей сытыми и здоровыми, но обладающими манерами гопников.
Несколько расстроенная неудачей и понимая, что таких сложностей, мелких и крупных, будет еще масса, я терпеливо ждала, пока дети доедят, но тут то ли сочла нужным вмешаться госпожа удача, то ли надо мной сжалился местный бог.
Линк справлялся со своей половинкой достаточно шустро, в то время как Эжен в силу возраста ела неаккуратно, роняя на одежду крупные крошки. Возможно, именно это и заинтересовало селезня.
Ведя за собой свой серенький послушный гарем, он подплыл к берегу и требовательно крякнул. Даже Линк с маленьким кусочком выпечки в руке, замер, любуясь нахальным красавцем. Ярко-черная шапочка на голове переходила в переливающуюся на солнце черно-сизо-зеленую сильную шею и грудь. Сильные крылья были оторочены тонкой белоснежной каймой. Крупный яркий клюв и маленькие суровые глаза главаря довершали картину.
Не дождавшись реакции, он возмущенно захлопал крыльями и крякнул несколько раз подряд, поражаясь нашей глупости. Вышедшие вслед за ним на берег «дамы» заверещали противными тонкими голосами, поддерживая своего повелителя.
Эжен от неожиданности сделала шаг назад, поскользнулась и неловко шлепнулась на весеннюю траву, однако, быстро сообразила, чего хочет этот глянцевый красавец. Протянув на маленькой открытой ладошке солидный кусок мякиша, она с восторгом забормотала:
— Асьми! Асьми!
Однако, владелец гарема, хоть и отличался требовательностью, явно был трусоват. Стоя в паре метров от нас, он хлопал крыльями, крякал довольно противным голосом и даже пытался шипеть, слегка выворачивая шею, но рисковать собой не желал. «Дамы» неуклюже переминались сзади.
Я посмотрела на Линка и поняла, что ему тоже хочется рассмотреть красавца поближе. Пожалуй, он даже был готов, расстаться с последним огрызком плюшки. Подхватив Эжен подмышки, я поставила ее на ножки. Мое движение слегка вспугнуло стайку вместе с предводителем, но жажда наживы оказалась сильнее — потоптавшись у воды, селезень снова нерешительно двинулся к нам.
На открытой ладошке Эжен я раскрошила часть выпечки и показала рукой, как надо кинуть птицам. Гомон стих — они принялись выискивать крошки в траве. Надо сказать, что на берегу они выглядели значительно более неуклюжими, чем на воде, однако малышка все равно была в восторге. Похоже, она никогда не видела живых птиц так близко. Неловкими движениями, кидая в них остатки крошек, Эжен с восторгом приговаривала:
— Матли! Матли! Пички!
Личико у нее раскраснелось, сзади на платье, я видела грязное влажноватое пятно — след от падения, ладошки были липкими от сахарной посыпки, но восторг, который она испытывала, сторицей окупал все эти мелкие неприятности.
Группа нянь и детей на том берегу восторженно и несколько завистливо смотрела на нас, гомон почти стих, зато топала ногами, кричала и что-то требовала нарядная девочка лет десяти. Я отчетливо слышала:
— …Хочу! А я — хочу!
Похоже, она добивалась от своей гувернантки булки для кормления птиц. Линк не выдержал. Робко шагнув, он экономным движением, как будто что-то солил, начал крошить свой маленький огрызочек, и красавец-предводитель не оставил это без внимания! Обогнув по дуге меня и Эжен — вразвалочку оправился принимать новый подарок. На лице Линка расцвела робкая улыбка.
Вся эта сцена заняла максимум пять-семь минут, но доставила детям столько удовольствия, что они почти не расстроились, когда, склевав все, что им насыпали и даже часть весенней травки у нас под ногами, утки вернулись в воду. Эжен, правда, пробовала звать их назад:
— Пички! Пички!
Однако, коварный селезень, получив свое, больше не обращал на нас внимание, и стайка, выплыв на середину озера, продолжила отдых.
Когда мы вернулись к посыпанной светлым крупным песком дорожке, уходить домой нам пришлось под неодобрительными взглядами гувернанток и завистливыми — детей. Чтобы смягчить Линку переживания от слишком сильных эмоциональных качелей, мы зашли в лавочку, и я купила им маленький бумажный фунтик сушеных фиников, пообещав отдать после ужина.
Надеюсь, жадность брата, вызванная совсем не природной склонностью, а просто голодными годами, скоро пройдет. Тем более, что я ни разу не замечала в нем желания в чем-то обделить меня или Эжен. Напротив, в семье он всегда в первую очередь заботился о малышке.