Удача, конечно, просто небывалая — с работой у нас в городе не слишком все хорошо. А собачий питомник — лучшее, что я только могла придумать.
Хозяйка оказалась подругой Татьяниной матери, несколько надменной и молчаливой дамы, которая, однако, предложила мне это место. Почему-то она всегда обращалась ко мне на «вы»:
— Вы, Елена, находитесь в сложном положении. Думаю, что постоянная работа будет для вас выгоднее этих ваших подработок.
С хозяйкой питомника, Ольгой Игоревной, общий язык найти я так и не смогла. Она была придирчива и почти всегда не слишком довольна мной. Но, тем не менее, она платила мне небольшую зарплату, с собаками я поладила и, хотя работа была тяжелая и грязная, я была рада что она вообще у меня есть.
Питомник находился за городом и, чтобы я не тратила полтора часа на дорогу туда и столько же обратно, хозяйка предложила мне крошечную комнату в домике-сторожке.
— Заодно ночью, если что, за собаками присмотришь. — Она брезгливо поджала губы.
Это решало почти все мои проблемы. Еду я покупала самую простую, джинсы и куртку взяла в секонде и каждый месяц у меня оставалось больше половины зарплаты, которые я откладывала на дальнейшее обучение. Я собиралась проработать здесь три года и поступать на ветеринара.
Эта идиллия кончилась через два с небольшим месяца, когда под утро я проснулась от воя Фанды. Голоса своих питомцев я четко различала. Роды у Фанды прошли неделю назад, и, испугавшись за нее и щенков, я вскочила с кровати и быстро оделась.
Осень в этом году была теплая, но все же это осень. На улице стоял прохладный туман, который еле пробивали слабые солнечные лучи. Я зябко поежилась и пошла по мощеной красивой плиткой дорожке к собачьим вольерам.
С Ольгой Игоревной мы столкнулись практически на середине пути. В руках она держала старое эмалированное ведро, которым я таскала воду для собак. В ведре копошились и недовольно попискивали три толстых неуклюжих комка.
— О, как ты кстати! — Она протянула мне ведро: — Возьми это и закопай. Ветеринар отбраковал.
Я совершенно ошарашенно смотрела на нее, не понимая, что именно она от меня хочет. Почему-то Ольга Игоревна рассердилась:
— Что ты уставилась на меня? Возьми и закопай этих выродков!
Вся моя жизнь, все мои драки с одноклассниками, конфликты между моими питомцами, общение с моей матерью, научили меня одной вещи — принимать решения мгновенно. Вот так же мгновенно я поняла — я никогда не буду ветеринаром. Это — не мое!
Я машинально взяла ведро, запустила в него руку и вытащила тяжелое горячее тельце, два остались там. Ведро я поставила ей под ноги, посмотрела в глаза, плотнее прижав к себе жалобно пищащий комок и сказала:
— Это я забираю как зарплату за последние две недели!
Посмотрела на несколько оторопелое и лицо Ольги Игоревны и добавила:
— За трудовой я заеду через два дня.
И пошла укладывать свои вещи, прижимая к себе… Даже не зная кого. Только в комнате я разобрала, что мне попался мальчик.
Глава 2
Как мы выживали тогда с Греем — это отдельная история. Ему нужно было детское питание, тепло и уход, мне — крыша над головой и еда. Тех денег, что я скопила, хватило бы, максимум, месяца на полтора. Если бы не случайная встреча на остановке с тетей Верой, бывшей моей соседкой, кто знает, как бы мы с ним выжили. А так, уже через два дня я вышла работать в самое шикарное ателье города на должность принеси — подай, с гордой записью в трудовой книжке — «ученица швеи».
Самым неприятным на тот момент фактом оказалось то, что Татьяна, которую я искренне считала своей подругой, при встрече заявила мне следующее:
— Мама так для тебя старалась, а ты… Она правильно говорит, ты так и останешься бездельницей и нищенкой! А с Альбертом мы уже подали заявление, так что сама понимаешь…
Надо сказать, что проблема Альберта волновала меня в тот момент меньше всего.
Сложнее было с жильем, и почти месяц мы с Греем жили в летнем дачном домике на крошечном участке тети Веры, зверски замерзая к утру — обогреватель помогал очень слабо. Но именно там, в этом садовом товариществе, я и нашла пристанище на долгие годы, в крошечном гостевом домике, на сдвоенном участке с самым богатым домом. Это было настоящее везение, самое большое в моей жизни.
Мне даже немного доплачивали за то, что я расчищала дорожки от снега, летом обрабатывала роскошный участок удобной импортной газонокосилкой, и, просто для души, соорудила в уголке двора большую альпийскую горку, посмотрев несколько роликов на ютьюбе.
В мои обязанности входило также протапливать и мыть большой дом к приезду хозяев. Продукты они всегда привозили с собой и после их отъезда нам частенько доставалось пол кастрюли шашлыка или маринованного мяса, хлеб, овощи и куча других продуктов.
У них был какой-то удачный бизнес, что-то не слишком понятное мне — они торговали металлическими уголками, трубами и еще чем-то таким же странным. Относились ко мне холодно и равнодушно, но и унижать не пробовали. Их вполне устраивало, что на участке есть трезвый сторож и уборщица. Приезжали не часто, огромной компанией вместе с друзьями и детьми, обычно на долгие выходные, летом, пожалуй, чуть чаще, чем зимой.
Когда Грей начал подрастать хозяин участка, страшно довольный тем, что во дворе живет немецкая овчарка, пригнал рабочих и за день для Грея соорудили роскошный вольер и красивый утепленный домик. Но по просьбе хозяина ночью дверца вольер обязательно была открыта — Грей исправно нес сторожевую службу.
Ученицей я проходила больше года, но добродушная тетка Вика, к которой меня прикрепили, учила на совесть. До сих пор помню свою первую клиентку, которой я шила батистовый летний сарафан. Она была капризна и заставила меня дважды переделывать почти всю работу, меняя детали и элементы легкой одежки прямо на ходу, и утверждая, что просила сделать это раньше. Второй раз я оказалась умнее и заставила ее поставить подпись на новом эскизе, только поэтому третий раз переделывать работу мне не пришлось. Зато это навсегда избавило меня от страха перед капризными клиентами.
На свое первое жилье я копила почти семь лет и купила его без ипотеки.
За всю мою жизнь у меня была пара-тройка необременительных романов и даже одно замужество, которое без особых страданий я закончила через полтора года. Мы с Михаилом были слишком разными.
Мне показалось, что, когда муж покинул мою однушку, Грей с облегчением выдохнул. За эти годы он превратился в пса потрясающей красоты и редкого ума. Только он любил меня, не требуя ничего взамен, не пытаясь взять на меня кредит, не разменивая на десяток подружек, не заставляя стоять возле плиты во вторую смену и не скандалил ежедневно.
Мать умерла от алкогольной интоксикации, выпив какую-то дрянь с очередным собутыльником, когда мне было двадцать шесть лет. После окончания школы до ее смерти мы не виделись с ней ни разу — я ее совершенно не интересовала. Первое время я еще пыталась звонить, но… К моменту смерти она уже жила в коммуналке и долги по квартплате были такие, что вступать в наследство я не стала. Скромные похороны я оплатила из своей заначки.
Сразу после развода, я все же рискнула взять небольшой кредит и открыла крошечную мастерскую, где работали я и одна помощница — Надя, тридцатилетняя мать-одиночка. Я бралась за любой заказ, не брезгуя ста рублями за укороченные джинсы и постепенно ко мне потянулись окрестные жители — поменять молнию на куртке, подрубить полотенце, подшить новые шторы.
Через полгода у меня был первый заказ на свадебное платье. Мы с Надей выложились по полной. После этого заказов прибавилось и еще через месяц я наняла вторую мастерицу. Нельзя сказать, что я стала супер-бизнес-леди, но через три года я уже зарабатывала достаточно для того, чтобы купить хорошую машину — «Тойота рав четыре» и пару раз в год ездить в отпуск по России. На это время заместителем оставалась Надя.
Я не могу назвать ее родным и близким человеком, но она была трудолюбива, аккуратна в ведении бумаг и порядочна. Я даже иногда ходила к ней в гости, где мы с удовольствием трепались о своем, о девичьем. Однажды, услышав от нее историю о том, как родной брат, придравшись к неточности в завещании, отсудил у нее родительскую квартиру после неожиданной гибели их отца, я задумалась о том, кому достанется мое барахло и квартира. Решать я всегда умела быстро.
На следующий день оформленное по всем правилам завещание на Надежду осталось лежать в нотариальной конторе. Знать ей об этом не нужно, но мало ли что… Мне доступны были и Турция, и Париж, и Вена, но оставлять Грея на десять-пятнадцать дней с чужим человеком я не хотела — он везде сопровождал меня, сидя на переднем сиденье нашей машины.
Ежедневно мы много гуляли с ним, я включала очередную аудиокнигу про какую-нибудь очередную бестолковую попаданку, и мы бродили с ним по редкому пролеску час, а то и полтора-новую квартиру двушку я специально купила на окраине города рядом с остатками леса.
Самым живым и важным элементом моей жизни был Грей, я не испытывала тоски и одиночества именно, потому что он всегда был рядом. Он тонко чувствовал мое настроение и жалел меня, когда случались какие-нибудь неприятности на работе. Если я болела, что бывало не так уж и часто, он приходил в спальню и ложился у меня в ногах, жалея и охраняя. Я с ужасом замечала, как он стареет, как седые волоски появляются на его черной морде, как мутнеют от старости глаза и появляется неуверенность в движениях.
Я много читала и увлеклась разными видами вышивки, поэтому вечерами, под голос диктора, корпела над очередной работой, а Грей лежал в дверях комнаты, охраняя меня от всего на свете. Нам было комфортно в нашем маленьком мирке без детей, друзей и предательств. Иногда я в шутку называла его ангелом-хранителем.
Грей умер, когда мне исполнилось тридцать семь лет. Завернув тело своего друга в большое покрывало, я сама похоронила в том леске, где мы так любили гулять. После этого заехала в магазин, купила несколько бутылок виски и первый раз в жизни надралась вдрызг, в хлам, в сопли…