— Берта помоги мне одеться.
Я внимательно смотрела на ее лицо и видела, что приказ ей мой совершенно не понравился. Как ни странно, для меня это было ожидаемо — понемногу у меня у меня в голове сложилась четкая картинка — обнищавшая дворянская семейка, не успевшая проесть и промотать вот этот самый особняк, но наверняка погрязшая в долгах и их богатая соседка, возможно — ханжа и сноб, желающая выслужиться перед местными святыми и выглядеть милосердной в глазах своего окружения.
И вот эта самая Берта, горничная из богатого дома, зараженная и снобизмом, и ханжеством своей хозяйки отправлена в помощь нищим соседям. Разумеется, ей это не нравится. Разумеется, она считает минуты до момента возвращения в богатый дом кёрсты Монкер, но она всего лишь прислуга и ослушаться меня не осмелится.
Эта картинка так быстро и четко сформировалась у меня в мозгах, что я ни на секунду не усомнилась в своей правоте. Поэтому я посмотрела на Берту и очень спокойно повторила:
— Берта, помоги мне собраться.
Глава 4
Поджав губы, Берта вышла из комнаты и через две минуты вернулась с кувшином воды, большой миской, в которой на дне лежал кусочек мыла и ветхим полотенцем через плечо. Я остановила ее попытку налить воду в миску.
— Сперва мне нужно оправиться, Берта.
Она кивнула на угол комнаты, где стояла неприметна серая ширма. Там я, вполне ожидаемо, нашла ночной горшок. Вздохнув, и внутренне содрогнувшись, я смирилась — выбора все равно не было. Вышла из-за ширмы и прервала вторую попытку Берты налить воду в не слишком чистую миску.
— Нет, Берта, не нужно так делать, ты польешь мне из кувшина.
— Кёрст Элен, я не знаю, что это вы тут придумали… — недовольно начала Берта.
— Я не собираюсь рассказывать тебе что и как я придумала. Если ты отказываешь мне в помощи, можешь вернуться домой, а я вечером зайду поблагодарить кёрст Монкер за помощь.
Лицо Берты пошло красными пятнами, и она молча и аккуратно стала сливать мне холодную воду. Я умылась, вытерла лицо ветхой тряпкой, которой Берта подала мне с насмешливы поклоном. Я не стала цепляться к ней по мелочам. Она распахнула шкаф, оглядела внутренности и с иронией спросила:
— Какой туалет изволите выбрать, кёрст Элен?
Это была неловкая ситуация, я понимала, что одежды у Элен немного, но даже не представляла, что именно ответить, потому подошла и встала рядом.
Шкаф был устроен более, чем странно — не было обычной перекладины с вешалками, зато всю внутреннюю поверхность украшали разнообразные крючки, прибитые в два, а местами в три ряда. Гардероб Элен очень скуден.
Тут у меня возникло еще одно затруднение — траур. Я не представляла, как в этом мире принято выражать скорбь. Решив, уточнить позже у Линка, я ткнула рукой в одно из трех висящих на крючках платьев.
Оно было спокойного серого цвета, из толстой мягкой шерсти, когда-то видимо, дорогое, а сейчас изрядно заношенное и лоснящееся на локтях.
Процесс одевания вызвал у меня раздражение. Прямо на фланелевую рубашку, в которой я спала, Берта, через голову, натянула на меня платье, зашнуровала его на спине, достала потертый кружевной воротник и попыталась накинуть на шею. Мне совсем не нужна была эта ветхая роскошь.
— Нет, Берта, в знак печали и скорби я не буду пока носить кружева.
В ее лице что-то смягчилось, очевидно и она вспомнила о том, что Элен не просто поцарапалась сама, но и потеряла отца и мать. Минуту подумав, она еще раз заглянула в шкаф, открыв уже другую дверцу, ту самую, с зеркалом.
Там оказались вполне обычные полки, шустро пробежав по ним взглядом, она выдернула с одной из них огромный шерстяной платок темного, тускло-серого цвета. Совершенно такой, какие в моем мире любили носить бабульки. Кажется, их вязали из козьей шерсти. Встряхнув, она накинула его мне на плечи и закрыв шкаф, отодвинулась, давая мне возможность посмотреть в зеркало.
Сейчас, при дневном свете, я видела, что хоть одета как нищенка и тоща как палка, но, в целом, у меня довольно миловидная внешность. Пожалуй, не помешало бы еще привести в порядок волосы. Берта уже стояла рядом, держа в руках широкий деревянный гребень. Она усадила меня на стул и тяжело вздохнув, споро расчесала волосы, свернув их неким подобием улитки и заколов почти обычными шпильками. Только не черными, к которым я привыкла дома, а медными. Потом забормотала:
— Куда же я сунула… — роясь в бездонных карманах фартука. Наконец вынула небольшой моток довольно широкой атласной ленты черного цвета и протянула мне на ладони:
— Вот… Кёрст Монкер послала…
Я посмотрела ей в глаза:
— Берта, я не шутила. Я действительно потеряла память и не знаю, что с эти делать.
Вздохнув и с жалостью покачав головой, она закрепила ленту у меня на голове довольно странным образом — траурной полосой на лбу, скрепив на затылке вынутой из кармана булавкой. Снова, порывшись в карманах, вытащила маленькие ножницы и обрезав остаток ленты, протянула мне со словами:
— Вот, тут еще кёрсту Линку и кёрст Эжэн хватит.
— Спасибо, Берта. Я очень благодарна и тебе и кёрст Монкер за заботу.
Не важно почему эта самая кёрст Монкер решила помочь соседям, но я действительно была ей благодарна. В конце концов она не обязана была делать даже это. Немного помявшись, я все же решила спросить:
— Берта, как ты думаешь, а что хочет от меня трок Валим?
И тут Берта преобразилась прямо на глазах. Как-то радостно взблеснув глазами, она быстро-быстро заговорила:
— Ой, вчера Тина, ну, которая у Фингеров, ну которая личная горничная… она же дружит с Метой, знаете, этой поварихой… а за Метой как раз начал ухаживать Гнат, ну старшего сына лакей. Понимаете?
Совершенно обалдев по этим потоком имен, я отрицательно помотала головой — я не понимала вообще ничего. Берта от досады аж всплеснула руками и затараторила дальше.
Пробираясь через дебри ее трескотни, удивляясь в душе, как такая солидная тетка, могла оказаться такой матерой сплетницей, я выяснила следующее — трок Валим присутствовал при смерти моих родителей и сразу после того, как обезображенные тела повезли к храму, вернулся домой, велел заложить двуколку и до вечера разъезжал по делам.
Разъезжал он по делам он и на следующий день. И эти дела касались непосредственно меня — ушлый купец скупил долговые расписки родителей, а сейчас, по мнению Берты, пришел сватать меня за своего старшего сына.
— Это, конечно, наглость несусветная! Мыслимо ли дело, урожденную кёрст — за купеческого сына… Он, конечно, вам не ровня, кёрст Элен… Да и матушка его, признаться, больно скандальная… Только ведь у вас, кёрст Элен, и выбора-то особо нет. Кто же еще о вас позаботится?
Все это время глазки Берты жадно бегали по моему лицу. Она явно ожидала каких-то эмоций, может быть слез, а может быть даже и истерики, но держать покерфейс я научилась давным-давно, еще в своем детстве. Похоже Берта была разочарована, не получив желаемого.
— Спасибо, Берта.
Я чувствовала пустоту и растерянность — мне отчаянно не хватало информации. Но не сплетен, которые восторженно вывалила мне Берта, а четкого понимания местных реалий и законов. Могут ли меня отдать замуж насильно? Мне нужна была небольшая передышка.
— Берта, будь добра, подай троку Валиму чего-нибудь выпить и попроси Линка зайти сюда.
Берта недовольной баржей выплыла из комнаты, а в дверь, робко поцарапавшись, просочился тот самый «брат».
— Садись, Линк.
Он довольно робко сел на край стула и глядя мне в лицо спросил:
— Элен, а ты совсем-совсем ничего не помнишь?
Я чуть поморщилась. Вопрос не из приятных, но нужно отвечать честно:
— Совсем не помню. Поэтому расскажи мне, что сможешь.
Мальчик потупился, неуверенно пожал хрупкими плечами и сказал:
— Ну, спрашивай…
Я задавала вопросы и в голове складывалась пусть еще неполная, но достаточно яркая картинка.
Пьющий, истеричный отец, который ради поддержания городского образа жизни и «чести семьи» одно за другим продал три принадлежащих ему села и наотрез отказывался продать городской особняк, утверждая, что не пристало высокородному кёрсту прозябать в деревне. Даже Линк помнил, как еще три года назад в доме было шесть человек прислуги и собственный выезд, у него был личный гувернер и дважды в день приходили учителя. А кучер, хоть и не жил в доме, но ухаживал за двумя красивыми кобылками серой масти, а в остальное время занимался садом возле дома.
— Даже к тебе приходили учителя, Элен. И бина Дельм танцевать учила, и бина Пист грамоту преподавала.
Линк был еще слишком мал чтобы понять, что именно случилось тогда, но, в один далеко не прекрасный момент, в доме появились «черные люди» — я так поняла, что это что-то вроде судебных исполнителей или чиновников — именно тогда вывезли фамильное серебро, картины, матушкин клавесин и ковры.
После этого рассчитали всю прислугу, и хрупкая кёрста Марион взвалила на себя уход за семьей. Какие-то деньги у отца еще оставались, но он почти беспробудно пил, шпынял жену за отсутствие нормальной еды и совсем не разговаривал с детьми. В общем-то картина была хоть и безрадостная, но абсолютно понятная.
— Скажи Линк, а кто занимался с Эжэн?
— Иногда мама, иногда я. — Он по-прежнему не смотрел мне в глаза.
— А я?
Он нервно дернул плечом, как-то не по-детски ухмыльнулся и сказал:
— А ты — папина любимица и всегда говорила, что благородная кёрст — это вам не нянька какая-то.
Мне стало неловко, я ни чем не была виновата перед этим чужим ребенком, и я ничего ему не должна, но слушать эти откровения было неприятно.
— Спасибо, Линк, проводи меня, пожалуйста, к троку Валиму.
Я еще раз глянула на себя в зеркало, поправила траурную повязку на лбу и пошла вслед за «братом».
Глава 5
Линк вел меня по длинному коридору особняка. Стены в трещинах требовали ремонта, два расположенных слева окна, которые тускло освещали холодное помещение, не мыли уже несколько лет. Думаю, у матери семейства на это просто не хватало сил. Паркетный пол не натирали давным-давно, и сильный сквозняк, гонял по нему пару клочков бумаги. Линк довел меня до высоких двустворчатых дверей и сказал: