— Я никого не знаю — как-то испуганно сказал Линк. Подумал и добавил: — У отца вроде бы был двоюродный брат, но кажется он погиб в море. А больше я никакой родни не знаю.
— Тогда мы сейчас идем смотреть кабинет отца.
Больше Линк не возражал и покорно провел меня по стылому дому в другое крыло.
Комнаты главы семейства меня поразили. Имея жену, сына и крошечную дочь, он ухитрился не только спихнуть на них уход за полоумной старухой, своей собственной бабушкой, но и вполне прилично обустроить собственное существование. Обитал этот кёрст в двух комнатах и здесь я первый раз увидела корзину, наполненную дровами, стоящую у потухшего камина — похоже мерзнуть папашка не любил. Этим камином отапливалась и соседняя комната — спальня. Именно с нее я и начала осмотр.
Я еще не видела, где обитает Линк, и кёрста Рангер, но в моей комнате белье было сероватым и ветхим, с большим количеством штопок. Здесь же толстое пуховое одеяло было заправлено в белоснежный пододеяльник с изящной вышивкой. В ногах кровати лежал пушистый шерстяной плед отличного качества.
На окнах висели толстые бархатные шторы, защищающие от сквозняков и даже пол был покрыт, пусть не новым, но толстым и теплым ковром. К стене прижимались пара вполне прилично выглядевших комодов, а между ними резной короб на высоких ножках. Откинув крышку, я поняла, что это такой местный бар — в нем хранились полтора десятка бутылок разной формы. Много из них были ополовинены — на спиртное кёрст-папаша деньги находил.
Неприметная дверь в стене открывалась в небольшую гардеробную комнату. По стенам было развешено несколько мужских костюмов. Более того, здесь, по обе стороны большого зеркала, стояли два манекена. На одном из них было некое подобие черного бархатного сюртука, на втором такой же сюртук был благородного черно-зеленого цвета.
По низу комнаты, в два яруса, шла длинная полка, заставленная обувью в отличном состоянии. Здесь были и легкие полуботинки, и лаковые туфли, и теплая обувь для улицы, на каждый сезон — по две-три пары. Я перевела взгляд на ноги Линка. Те самые уродские разношенные башмаки, которые носил мальчик, когда-то явно принадлежали его отцу — тратиться на детей родитель не желал.
Морщиться я не стала. Умер этот козлина не здесь, а все эти вещи, как минимум, можно было продать. Но все же обыск я решила начать с первой комнаты, которая представляла собой некую помесь кабинета и гостиной.
Кроме удобного кресла у камина, наполненного подушками, у окна стоял небольшой обеденный стол под белоснежной скатертью с одним единственным стулом. У второго окна располагалось красивое резное бюро, запертое на ключ и удобное кресло с подлокотниками. Много места занимали два застекленных книжных шкафа, также запертые на ключ, сквозь стекло я полюбовалась на кожаные переплеты фолиантов и подумала, что хотя бы часть их точно можно продать. Пол в зале также был застелен ковром, вполне себе большим и красивым — на нем даже не было потертостей.
Надо было искать ключи и смотреть не осталось ли где-то денег — никакого почтения к памяти покойного я не испытывала, напротив, глядя на эти теплые, достаточно уютные комнаты, я понимала, что мужик просто паразитировал на своей семье, используя их как обслугу.
Первым делом я осмотрела само бюро, сверху, снизу, с боков — искала крючочек, где можно повесить небольшую связку ключей. Раздвинула синие бархатные шторы и осмотрела подоконники и откосы — пусто. Перевернула все подушки в кресле — ничего. Конечно, возможно он хранил ключи где-то в кровати, но мне это казалось маловероятным.
Проверила обеденный стол и, встав на колени, пошарила под книжными шкафами — нет.
Еще раз внимательно осмотрела комнату и наконец-то сообразила. Каминную доску украшали две невысоких пузатых вазы. Тонкий фарфор, яркая роспись и позолота. Вот в одной из них я и нашла связку из нескольких ключей разного размера и формы.
Подобрав ключ к бюро, откинула резную крышку и принялась проверять ящички и полки. Бумаги я сперва откладывала в сторону, собираясь все их после перечитать. Небольшой кожаный кошелек попался мне под руку почти сразу. Не останавливаясь на достигнутом, я тщательно переворошила все предметы и вещи, которые были скрыты в бюро. Там, на одной из полок, стояла коллекция резных каменных скульптурок, изготовленных с большим мастерством. Чем-то они напоминали нэцке.
Немного подумав, я велела Линку освободить корзину от дров и принести ее к бюро. Все это время он испуганно наблюдал за мной и совершенно не помогал. Похоже, что своего папеньку он боялся, как огня. Однако и спорить со мной не рискнул.
В корзину на дно я сложила эти одиннадцать фигурок, пару крошечных фарфоровых вазочек, что украшали полки бюро, найденный мной мешочек с дамскими украшениями и прекрасного качества бронзовый письменный прибор с высохшей чернильницей. Кроме того, мне попалось еще два холщовых мешочка с монетами.
Пересчитывать я ничего не стала — это можно сделать позже. Они тоже полетели в корзину. Все это придется быстро продать, чтобы просто купить еды. Сверху я высыпала все письма и бумаги, которые нашла в бюро — никакие нормы морали меня не тревожили.
Еще раз внимательно осмотревшись, я велела Линку захватить шерстяной плед с кровати и пару подушек из кресла у камина — пригодятся.
Нагруженные добром, мы поплелись в нашу половину дома. Нести корзину было тяжело и неудобно и на одной из лестниц я решила сделать передышку.
— Линк, а сколько всего этажей в доме?
Он удивленно вскинул светлые брови:
— Три.
— А где располагается твоя комната и комната мамы?
Линк немного помялся, как будто стесняясь чего-то, а потом тихо сказал:
— Папа… ну ты же знаешь, он на дрова тратиться не хотел…
— Так комнаты-то ваши где?
— Где раньше прислуга жила. Они там маленькие и в них не так холодно ночью. Днем-то мы все равно на кухне были.
Добро мы притащили в мою комнату и, усадив Линка, я принялась выкладывать на стол все, что нашла. Больше всего меня интересовали деньги. В кошельке лежало около десяти небольших золотистых монеток, пяток серебряных и чуть больше из какого-то бронзового сплава. Разложив их ровными рядами по столу, я начала тыкать пальцем и задавать вопросы Линку: «Это сколько? А это?»
Золотистая монета называлась ферк, серебристая — фанк, бронзовая — корн.
Тут мне повезло. Линк частенько сопровождал мать на рынок и в ценах разбирался не хуже любой кухарки. Горящими глазами, глядя на выложенное богатство, он машинально рассказывал, что курица — это очень дорого, может стоить двенадцать, а то и пятнадцать корнов, молоко — дешевле, кувшин — три корна, каравай хлеба тоже три корна, а белого так целых пять! В одном фанке — тридцать корнов, а двадцать пять фанков — один ферк.
Пересчитав все деньги из кошелька и обеих мешочков, я установила общую сумму — сто семьдесят три ферка, пятьдесят два фанка и восемнадцать корнов. Все монеты были номиналом в один, два или пять единиц.
Я точно знала, что мне делать с этим богатством — мне срочно нужна консультация юриста, ну, или как его назвала Берта — законником. К Берте я и отправилась с вопросами.
Поняв, что у меня есть деньги заплатить законнику, Берта стала несколько почтительней. Через слово добавляя «кёрста Элен», она принялась тараторить, объясняя дорогу, и я поняла, что ничего не поняла. Беспомощно оглянулась на Линка, и спросила:
— Ты знаешь где это?
Кажется, мой вопрос его обрадовал, потому что он часто закивал головой и ответил:
— Конечно знаю! Я тебе все-все покажу!
— Тогда собирайся.
Немного подумав, я достала серебряный фанк, протянула Берте и сказала:
— Берта, это тебе в благодарность за помощь. Сейчас мы уедем, Эжен и кёрста Рангер останутся на твоем попечении, надеюсь к моему возвращению все будет в порядке.
Берта закивала головой как китайский болванчик, пораженная величиной суммы, прикладывая к груди зажатую в кулаке монету:
— Все, как велели, исполню, кёрста Элен!
— Посмотри, что осталось из продуктов и приготовь что-нибудь еще — экономить не нужно.
После этого я отправилась одеваться в свою комнату. Распахнула шкаф и растерялась. Ничего похожего на зимнюю одежду здесь просто не было. В дверь нетерпеливо постучали и заглянул Линк:
— Я готов!
— Зайди сюда, Линк.
Назвать его тепло одетым у меня не повернулся бы язык. На мальчике было что-то вроде тяжелого суконного пончо и такой же суконной шапки, больше всего напоминающей треух. Я с сомнением посмотрела на эту одежду и спросила:
— А тебе не будет холодно?
— Если быстро идти, то не очень.
— Линк, а где моя верхняя одежда?
Тут Линк замялся и сказал:
— У тебя, наверное, нет. Ты зимой из дома не выходишь.
Я растерялась, но желание Линка выбраться на улицу было так велико, что он быстро сообразил:
— Ты можешь накинуть папин плед. Сейчас я тебе принесу заколку! — и он убежал.
Вернулся через пару минут, протянув мне какую-то гнутую медяшку:
— Вот, возьми, это мамина.
Идти в таком виде по городу мне решительно не хотелось, но и выбора не было. Отправив Линка за извозчиком, я принялась драпироваться. Плед, конечно, теплый, но выглядело это, с моей точки зрения, очень смешно — накинутый на голову, он был скреплен под подбородком той самой заколкой и в зеркале отражался нелепый кокон, перечеркнутый по лбу полосой черной траурной полосой.
Хуже было с обувью — мои башмаки явно не для зимней прогулки. Придется идти в таких. Впрочем, по большому счету мне было сейчас наплевать, как я выгляжу. Даже если немного замерзну — не страшно.
Глава 7
Открытая коляска, которую пригнал Линк, была старой, обшарпанной, с толстым слоем мокрой, грязной соломы на полу. Верх коляски не поднимался — он был сломан, возница что-то недовольно буркнул на мой вопрос и тряхнул вожжи — пожилая, худо кормленная лошадь тронулась и коляска заскрипела. Капризничать я не стала, и с интересом, вертя головой в обе стороны, рассматривала новый, непривычный для меня мир.