Да, про парня с оторванной ногой я так и не рассказал. Его звали Сергей, и он был моим земляком, с Приднестровья. Я выяснил это, пытаясь перебить его вопросы, что там с его ногой. Она осталась на поле недалеко от Соледара. А он этого не знал. Она очень сильно болела. Снаряд, кстати, не только калечит, но и лечит. Осколок при взрыве настолько горячий, что прижигает рану, поэтому нога у моего зёмы практически не кровила.
Я балагурил всю дорогу, пока мы его тащили до точки эвакуации, чтобы он не терял сознание, и прижимал его голову к носилкам, чтобы он не смотрел на свою изувеченную конечность. Сказал, что сына назову Серёгой, а если родится дочь, то Серёжкой. Шутка ему понравилась.
Наконец, передали его подоспевшей санинструкторше на «точке». Я пожал Серёге руку и сказал, что, пока он лежит в госпитале, мы пробьём коридор до Приднестровья и там будем его ждать. Накроем «поляну», поставим вино, брынзу и «олякэ мамалыги» (с приднестровским говором пошутил я). И подмигнул ему. Он улыбнулся, и видно было, что ему было приятно, что тащил его на себе и слушал его стоны не посторонний ему человек. Вдруг эта дура из санчасти выхватила истерику и начала кричать – какое вино, какая мамалыга, у него же нет ноги, вы что, не видите, у него нет ноги! Нет ноги! Да у него же нет ноги!!!
Да, у него нет ноги, но зачем об этом так кричать? До этого дурацкого крика Серёга из Бендер об этом не знал. И жить ему было гораздо легче.
P.S. Какие шевроны я ношу? Под каким флагом я воюю? Под флагом Молдавской Советской Социалистической Республики. И под гербом ПМР (Приднестровья), на котором изгибаются седые волны древнего Тираса. Потому что без выхода к Днестру русских войск эту войну не закончить. Можно не брать Львов, можно заключать любые мирные договоры, можно даже сохранить режим Зеленского в Киеве. Но до тех пор, пока берцы русского солдата не омоют священные воды Днестра, эта война будет продолжаться. Это геополитическая аксиома. Такие дела.
«Дурак!» – подумал я, глядя на «Щегла». Ну сказали же тебе, замри. Чего ты суетишься? Встал под деревом спокойно и жди, когда эта небесная тварь пролетит мимо. Ты же под листвой, на тебе камуфляж, тебя не видно.
Дрон, противно зудя, развернулся по стадионному повороту и нацелился на нашу группу. Вираж, такой маневр называется «вираж» – вспомнилось вдруг. Молодёжь сбилась в кучу, залипнув во времени, как муха в меду. От неожиданности такой эффект или от страха? Не знаю. Более опытный «Крынка» начал потихоньку отходить, пятясь спиной к большой и раскидистой акации. «Хитрый жук, нигде не пропадёт, всегда вывернется, и сегодня тоже для него все обойдётся», – подумал я между делом.
Потом заорал хриплым надрывным басом: «Рассыпаться!» И сам не узнал свой голос.
Параллельно отстегнул автомат для удобства со своего одноточечного ремня и ушёл за ближайшее дерево.
В магазине тридцать патронов. На нас летит один дрон. Как решить это уравнение с наименьшим потерями?
Выцелил его. Летит прямо на нас, включил форсаж. Под брюхом висит морковка от гранатомета. Палец жмёт на спусковой крючок и посылает в сторону дрона длинную шестипатронную соплю. Конечно же, мажу. А дрон начинает скакать в воздухе. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Оператор опытный. Не влево-вправо уводит дрон, а по вертикали. Стоп, так дело не пойдёт. Надо короткими очередями. Та-та. Та-та. Ага! Мавик словно ударило отличным хуком справа. Он закрутился и по спирали спикировал к соседнем дереву.
ЖБЫХХХ! Сдетонировала морковка о крону дерева на высоте метров десять от земли. И нас осыпало листвой, лесным мусором и тонкой щепой.
Боли не было, только удар, а правый глаз перестал видеть, и я заплакал. Заплакал одним глазом. На ощупь достал из глаза щепу и посмотрел на неё левым. Тонкая, как игла, с мизинец длиной. На конце капелька крови.
Прижал палец к глазу. Вроде на месте. Не вытек. Снял с головы сетчатую бандану и натянул её через голову, на пиратский манер.
Бой продолжался одиннадцать секунд.
В госпиталь нас привезли троих. Меня и двух танкистов. Их раньше. Я прибыл позднее.
Бинты были только у меня. На правом глазу пиратской повязкой серели грязные полоски марли, намотанные мне «Доком» в предместьях Бахмута.
Лица танкистов были перепаханы огнём и дымом и густо засеяны металлом. Огонь прижёг раны, а дым выдавил из плоти гной, который, схватившись в желтовато-серую маску, покрывал у них пространство от лба до подбородка. Бинты им были ни к чему. Венецианский карнавал смерти, вот на что это было похоже. На лица похоже не было.
Танкисты почему-то чурались меня. Не смотрели в мою сторону. Сидели на больничной лавочке и тихонько переговаривались. Иногда прося меня дать им огня. Я левым глазом смотрел на цветущую сирень у входа и на зарождающееся утреннее солнце.
Пришли двое молодых докторов, Женя и Муса, осмотрели нас, посовещались и увели одного из танкистов на операцию. Я предложил оставшемуся танкисту конфету. Он отказался. Затем, посидев немного, спросил меня, где здесь находится туалет. Я ответил, что не знаю, так как в этом госпитале я впервые.
– А я думал, что ты местный медбрат, – сказал танкист.
– Нет, братик, я такой же солдат, как и ты, – ответил я. – Тоже ранен. Неужели ты не видишь, что я в грязной «горке» и запылённых берцах?
Танкист грустно улыбнулся и спросил, а сейчас утро или вечер, непонятно, темно сейчас или светло? А затем попросил прикурить ему сигарету. Сам он этого сделать не мог. Он был абсолютно слеп. Глаз в «маске» не было.
Женя и Муса четыре часа «колдовали» над глазами первого танкиста, затем забрали второго и «колдовали» ещё восемь часов. Затем без перерыва занялись мною. Мне досталось два часа их «волшебства».
Танкисты и я покинули больницу поздно ночью, имея на троих всего три глаза. Два из них достались мне.
В следующий раз, когда будете ругать врачей, вспомните про волшебников Женю и Мусу и их ненормированный рабочий день. И рабочую ночь.
А знаете, как называют медсестры луганских госпиталей раненых мужиков, пропахших смертью и порохом? Мужиков с дикими глазами и пятнами чужой и своей крови на камуфляже называют «зайками» или «зайчиками». В зависимости от возраста.
Русский солдат – это зайка в волчьей шкуре. По-моему, так.
[Глава 8. Война и Мир: Весна 2022 года в Херсоне]
В марте 2022 года команда Захара Прилепина зашла на территорию проведения СВО. Из Москвы по трассе М-4 «Дон» через Ростов-на-Дону, через Крым наша «банда» устремилась на помощь нашей армии. Мне посчастливилось поучаствовать в этом откровенно самоубийственном мероприятии. И остаться в живых. Нам всем тогда просто очень повезло. И Захару, и Роману Хренову, и Юре Мезинову, и Арабу, и всем остальным… Когда выйдут сроки давности и можно будет рассказать об этой авантюре, я это обязательно сделаю. Пока же расскажу о том, что можно…
Всё началось с прибытия в Ростов. Я привёз туда груз продуктов для беженцев из Мариуполя на своем семейном микроавтобусе.
Весенний Ростов-на-Дону-2022 весь как будто срисован с ремарковского Парижа-1940. Фактически прифронтовой город, живущий за ширмой весны, отгородившись ею от войны и суеты этого мира. Горожане, как и все южане, не спешат и балагурят. Мужчины мужественны, женщины прекрасны. Весна в городе…
С Дона дует ещё прохладный степной ветер и несёт запах моря и пороха. И то и другое здесь рядом, буквально в двух шагах… Война за городом, не за горами… Напряжение разлито в воздухе. Его пьют и вдыхают жители и гости Парижа-на-Дону.
Несчастные люди, бежавшие от нацистов, не пьют здесь кальвадос. По нескольким причинам. Во-первых, в отличие от бегущих на запад украинских нуворишей, у них просто нет денег. Во-вторых, в Ростове-на-Дону нет кальвадоса. Здесь пьют персиковую настойку. Те, конечно, у кого есть деньги.
Беженцы не пьют, они ждут своего часа, чтобы пройти через свою «Триумфальную арку» и с триумфом вернуться назад. В отличие от бежавших на Запад куркулей с миллионами в чемоданах, они не уходят в изгнание, не прощаются с Родиной. Нет, «наши» беженцы желают вернуться домой как можно скорее.
В проходящих по ночам через город колоннах (чеченцев, гвардейцев, армейцев и ополчей) слышен шёпот беженцев: «скорей, братцы, скорей».
Как и Париж, город на тихой реке наводнён приезжими. Их видно сразу, они выделяются, отличаются от местных суетливыми движениями и любопытствующими взглядами вокруг. Кто-то привёз в город гуманитарку, кто-то приехал как военкор, кого-то притягивает романтика боя. Все эти люди, как раскалённый клинок, проходят через масло горожан и исчезают в степном мареве.
И звёзды… Донской Париж, город-миллионник, но звёзды здесь такие же яркие, как в станице Вёшенской. Звёзды здесь можно срывать с неба. Это казачий край. И это тоже очень по-парижски.
Из Ростова мы двинули в Крым.
И Крым стал нашей Сьерра-Маэстра. Именно отсюда пошли наши войска на Херсонщину и Запорожье. И именно отсюда наша гуманитарная миссия стартанула в том же направлении две недели спустя.
Проезжая по новым и, что характерно, очень качественным дорогам российского Крыма в сторону дымящейся от боев Херсонщины, начинаешь понимать, насколько спонтанно было принято решение о начале СВО. Итак, за тридцать секунд докажу, что Россия не готовилась захватывать Украину. Наоборот, выучив уроки 1941 года, ударила на упреждение. Украинские войска готовились атаковать Крым и Донбасс. Теперь это понятно многим. Я понял это в марте 2022-го. Мы опередили их буквально на три-четыре дня. Поймав на марше, ударили под дых. Именно в этом был секрет нашего ошеломительного территориального приобретения начала войны.
Укры были уверены, что у России не хватит решимости пойти с Западом в прямое противостояние. Я это понял, когда проезжал в Крыму мимо Северокрымского канала.