И с учётом этого даёт ответы о максимально эффективном использовании оружия в этом месте и в конкретное время.
Мы умеем играть в тактику. Но рассказывать об этом я не имею права. Это, так сказать, военная тайна.
Но зато могу рассказать о том, как играют в тактику «немцы». А они тоже умеют.
Например, расскажу про веломиномёт. Но сначала пример еврохохлячей тактики. Если у нас каждый солдат – это специалист широкого профиля, в том смысле, что он и окоп себе копает, и жратву носит, и позицию готовит и после того, как он от всего этого зае… устает, идёт в атаку, то у укров иначе. У них есть «копатели», которые готовят окопы и позиции. Есть «поднос» – они доставляют БК (боекомплект) и сопутствующее снаряжение – и есть, собственно, «специалист». Он придёт налегке, не уставший, выспавшийся и сытый, поставит свой немецкий пулемёт RMG.50 и начнет строчить. В это время другие группы ведут наблюдение за противником (то есть за нами) при помощи «крыла» (дрона-разведчика), а группа «фипивишников» запускает несколько мелких дронов-камикадзе.
Все они находятся на радиосвязи друг с другом. Задача пулеметчика не заключается в том, чтобы попасть в нас. Он заставляет нашу пехоту залечь, поливая все огнём. Залёгших солдат фиксирует «крыло» и направляет туда дроны-камикадзе, а также корректирует по ним огонь артиллерии. Солдат не может встать под огнём пулемета, не может отстреливаться от дронов и не может убежать из опасного сектора достаточно долгое время. За эти несколько минут арта хохлов наводится на этот квадрат и накидывает туда огня.
Каждое по отдельности их этих орудий смерти неприятно, но не очень эффективно. Всегда есть возможность для маневра или для поиска укрытия. Но в совокупности эти орудия дают смертельный результат. Этот приём называется «зажим». Однажды нас так зажали, что мало никому не показалось. Вот что значит тактика.
Но вернёмся к веломиномёту и тактике его применения.
У укров, стоящих на «полке» напротив нас, было три миномёта 82-го калибра, разбросанных по «полкам» на значительном расстоянии. Может, метров по 800 между ними было. Что делал противник? Ночью его группы подноса расставляли орудия на БГ (боеготовность), выцеливали их, доставляли БК и ждали утра. Утром два хлопчика садились на один велосипед и под прикрытием лесополки и рельефа местности ехали к первому миномёту. Выкидывали оттуда в беглом темпе 5–6 мин, снимали прицел и ехали к следующему. Там тоже накидывали 5 мин. И ехали к третьему миномёту. Отстрелявшись из него, скрывались от возможной ответки в бетонном бункере, вкопанном в холм.
Смешно было наблюдать, как два здоровенных мужика в броне и касках едут на велосипеде. Один крутит педали, а другой сидит перед ним на раме и по-девичьи обнимает его.
Задумка укропов была хороша. За пару минут, требующихся для выстрелов 5 мин, невозможно определить место стрельбы и нанести ответный огонь. Цели поражены, а ответка, если и прилетит, то тогда, когда они уже будут в безопасной глубине укрепа. Отличный тактический ход.
Но… не срослось. И кому мы можем сказать спасибо? Правильно! Слава русской дроннице!
Русский солдат врунишка и позёр – он хочет казаться хуже, чем он есть. Он строит из себя циничного наёмника или мобилизованного недотёпу, которого злое государство отправило незнамо куда, незнамо зачем.
Например, все эти шевроны «ничего личного, нам заплатили», «все кроме нас, с хера ли мы?», «глаза боятся, руки из жопы, но мы не сдаемся» и т. д. Якобы всё это должно дополнить образ кровавого, как говорят на Украйне, «найманца», кидающего жестокую «джамбу» во все стороны, словно осколочную гранату в подвал здания.
Кроме «джамбы» к этому искусственному образу наёмника чаще всего присовокупляют солдатские разговоры о зарплатах. Обычно в курилках, щурясь от едкого дыма, солдаты с бывалым видом рассказывают друг другу, как и где их нагрело на бабки начальство, ноют о нехватке средств на карте, рассуждают об офицерских пайках и о том, что за эти копейки не стоит умирать…
Иногда несведущим людям кажется, что внутренний мир солдата вращается вокруг его банковской карты и ежемесячных переводов семье куда-нибудь в Поволжье или Сибирь.
И вот в такие моменты, когда посторонний наблюдатель уже готов разочароваться в русском солдате, когда он захочет сказать, что армия России в широком смысле слова – это просто люди, выполняющие трудную, но работу, и получающие за это заработную плату чуть выше чем в среднем по стране, этому странному наблюдателю стоило бы просмотреть плейлист любого рядового. Взять без спросу его телефон и посмотреть, что за песни слушает этот «солдат удачи», когда моется в душе или готовится ложиться спать…
Удивительное там. Там песни о Родине. Песни о Победе. Там старые советские песни вроде «Катюши» и «Смуглянки». Там Юта, «наша Юлька» Чичерина и Аким Апачев. Там Рич. Там «Зверобой». Там песни сослуживцев, записанные на телефон в блиндажах и землянках. Иногда звуки гитары, записанные в полевых условиях, при этом заглушаются звуком прилёта и матом в ответ на него, а затем певец, извинившись за несдержанность, продолжает рассказывать о войне, словно древний скальд. Там песни о вагнерах, орках, позывных и женщинах, что ждут дома.
И за образом крутого воина-профессионала, наёмника «которому заплатили», проявляется истинный лик русского солдата. Не то, что он выставляет наружу, не то, что является защитной оболочкой в этом отвратительном месиве под названием война, а его настоящее отражение в этом мире. И лик этот прекрасен.
Русский солдат отлично знает, за что он воюет, даже если его мобилизовали. И уж тем более знает, если он доброволец. Русский воин, как всегда, в нашей истории благороден и честен. Самоотвержен и смел. Он любит Родину, как никто в нашей стране, и доказывает свою любовь ежедневно и ежечасно. Потому, что никакие деньги на свете не стоят оторванных конечностей, выжженных глаз, разорванного ливера, разбросанного по траве. Солдат знает, что ему не доплачивают, и честно об этом говорит.
Но он не уходит с боевого поста, так как кроме денег есть ещё и другая мотивация.
Наёмником можно быть в войнах с дикарями в тапочках, вооруженными старинными берданками, – тогда это выглядит как сафари-мероприятие, конечно, опасное, щекочущее нервы, но все же не кромешный ад. На войне с противником, за плечами которого стоит весь Запад с его огромными технологическими возможностями, обычный наёмник не продержится и дня. «Дурных нема», как говорят на Украйне.
Наёмник слишком любит себя, свою плоть, свои доходы…
Поэтому, когда после нашей победы русский солдат вернётся домой, не говорите ему, что ему никто ничего не должен, что ему выплатили всё положенное по контракту и что больше обязательств перед ним общество и государство не имеет. Во-первых, потому, что это будет неправдой. А во-вторых, потому, что это будет чревато насилием. Солдат может и не сдержаться, и в вашем городе на одну раскроенную морду может стать больше.
Наша страна по гроб жизни будет должна Русскому Солдату, вынесшему на своих плечах сразу две войны. С врагом внешним и предателем внутренним. Я понимаю, что люди обычно не любят тех, кому они должны. Ведь это так неприятно и некомфортно – быть кому-то обязанным. Но мы будем напоминать вам о себе… Такова неприятная правда этой войны.
Простите, что испортил вам настроение.
[Глава 4. Мир: Страна Платания]
Платоническая любовь – возвышенное чувство, полное романтики и самоотречения. Когда-нибудь я напишу и об этом. Но сегодня речь пойдёт о любви «платанической». О любви Российской империи, Советского Союза, России вообще к своим юго-западным окраинам, землям Новороссии, Бессарабии, Абхазии – Причерноморья вообще.
Если бы можно было найти в нашей суетной жизни две недели свободного времени, немного мира и совсем чуть-чуть денег, то… То можно было бы совершить автопутешествие по всему северному побережью Чёрного моря. Этот маршрут начинался бы в предгорьях Карпат (Кишинёв) и заканчивался бы в предгорьях Кавказа (Краснодар). Слева от вас ветер гнал бы чёрные волны степной травы, а справа колыхались бы зелёные травы Чёрного моря. Когда-нибудь этот маршрут будет называться «Золотая гривна», как память о скифских золотых украшениях, лежащих в этой земле, и как аналог «Золотого кольца» – северного туристического маршрута.
Кишинёв, Одесса, Николаев, Херсон, Симферополь, Севастополь, Мелитополь, Мариуполь, Таганрог, Ростов-на-Дону, Краснодар – все эти города связаны между собой сильней, чем вы думаете. Это фактически города-побратимы, крестные братья Российской империи. Их объединяет всех вместе имперская политика и дерево платан.
Если сейчас эти южные города у моря – символ солнечных дней, короткой зимы и хорошей погоды, то каких-то триста-двести лет назад жить здесь было очень и очень тяжело. Вспомните Александра Сергеевича Пушкина и куда его сослал «кровавый царский режим». Прочувствуйте, как это звучит: «Кишинёвская ссылка». Сейчас это выглядит шуткой, вроде «ссылки» Сахарова в Нижний Новгород. Однако во времена Пушкина это действительно была ссылка. Кишинёв занимал второе место в империи по заболеваемости туберкулёзом. Высокая влажность, умеренно-континентальный климат и отсутствие гигиены порождали это чудовищное социальное бедствие. Чахотка косила население всего Причерноморья, даже тех городов, которые стояли непосредственно у моря и чей морской воздух мог бы помочь избежать болезней.
Второй «убийцей» была малярия и её «ангел смерти» – малярийный комар. Все нынешние курорты Абхазии, Краснодарского края, Новороссии находились в зоне болот и распространения малярийной лихорадки. Чётких границ между сушей и морем не существовало – болота, лиманы и плавни порождали мириады кровососущих насекомых, несущих с собой смерть и желтизну кожи. Комаров было столько, что солнца из-за них не было видно. Лекарства от малярии, кстати, появились только в начале XX века. До этого малярию, подхватив однажды, носили с собой до конца жизни. Мучаясь в ознобе и приступах лихорадки.