– Когда-нибудь закончишь в канаве, как та шантрапа с портового района…
Эвелин презрительно хмыкнула и поднялась со стула, собираясь вернуться домой. До двери она не дошла, внутри всё сжалось от плохого предчувствия. Медленно обернулась, слова давались с трудом, растягиваясь и звуча глуше:
– Какая шантрапа?
– Сегодня с утра два трупа притянули наши. В реке нашли, родных ищем, о пропаже никто ещё не заявил. – Комиссар недоверчиво на неё посмотрел, а затем прищурился. – А что такое? Тоже твоих рук дело?
– Покажи, – приказала она.
Её тон Хадвин не заметил, слишком сильно жгло любопытство: такая странная реакция воительницы его крайне занимала.
– Зал с мертвяками в соседнем здании, пошли.
Он тяжко поднялся и поковылял к двери, периодически оглядываясь, чтобы посмотреть на лицо воительницы и убедиться, что та всё ещё обеспокоена.
Помещение, где обычно ждали своего опознания тела убитых, было небольшим, но ярко освященным. Металлические шкафчики, несколько столов для вскрытия, и отдельные полки, где, собственно, лежали те, кого родные не могли сразу забрать, – вот и всё убранство.
Комиссар подошел к одной полке и в предвкушении уставился на воительницу. Резко смахнул укрывающую тело простыню. Эвелин и без этого жеста знала, кто там лежит. Высокую, угловатую фигуру подростка узнала по очертаниям. А может, просто догадалась. Мик…
– Знаешь его? – злорадно полюбопытствовал комиссар.
Она молчала и смотрела на юное лицо парня, глаза которого совсем недавно ярко горели от восторга и счастья: его Дайра никуда не уезжала, осталась с ним. В груди стало тесно.
– А этого? – Комиссар скинул простыню со второго.
От его движения темная кудрявая голова парня, чье бездыханное тело занимало вторую полку, повернулась на бок. Глаза были приоткрыты, а в них пустота. Та самая, которую уже ничем не заполнить. Крис… Парень, который продавал сведения о Мике и той ночи.
Эвелин поднесла свою руку ко рту, сдерживая крик ярости, а потом до боли прикусила её.
– Ну и… – нетерпеливо произнёс Хадвин, – что мы имеем? Рассказывай!
– Рассказываю! – выпалила она, сверкая на него глазами. – Скажи своим людям перепроверить ещё раз тех, кто на меня напал!
– Одно связано с другим?
– Эти парни – свидетели по делу об убийстве, – она сердито выдохнула и добавила, процеживая слово через внутреннюю боль и раскаяние: – были.
Глаза Хадвина округлились. Он по-новому посмотрел на лежащих парней.
– Почему не сказала раньше? Я бы приставил к ним охрану.
– Потому что самонадеянная дура, – горько произнесла Эвелин, – не оценила серьезность угрозы. Говорю сейчас. Приставь людей к жене стражника Норта. А также хотя бы одного к Лизабет, это подруга второй жертвы, работает в таверне. И намекни богатенькому отцу Таманы, чтобы охранял дочь особо рьяно. Ко всем – не конвоиров, а незаметных наблюдателей. Есть такие?
– Будешь ты меня ещё учить работать, – недовольно пробубнил он, а потом закрыл оба тела, махнул ей рукой, зовя за собой, и направился на выход. – Пойдем, расскажешь, что за ребятня это…
Глава 17
Известие об убийстве Мика подкосило её сильнее, чем Эвелин могла себе представить. Противное чувство вины, что она тоже к этому причастна, не хотело покидать её. Логика и доводы рациональности не работали.
Остаток того дня, как и весь следующий, воительница провела за пределами города, у реки, недалеко от места, где была найдена первая жертва. Бесцельное блуждание вдоль берега; бросание камней в воду и наблюдение за кругами от них; рассматривание облаков, лежа на земле… Попытка уйти от всего, от самой себя. Способ отстраниться от внешнего мира. Время на подумать. Снова вспомнить и сопоставить всё, что успела узнать. Как бы ей хотелось вернуть ясность ума и холод безразличия, но образ Мика не давал это сделать, нарушая спокойствие ненавистью и яростью.
Лесли радовалась неожиданной свободе от стен дома и носилась вдоль берега, периодически подбегая к хозяйке, проверяя на месте ли та. Особенно волновало пса, когда Эвелин ложилась на землю и закладывала руки за голову. В такие моменты Лесли бросала свои дела и суетливо обмахивалась хвостом, пыталась лизнуть в лицо, несколько раз укладывалась под бок, вытягиваясь вдоль тела, чувствуя, как плохо самому дорогому для неё человеку, и напоминая, что она рядом.
Эвелин ушла, только когда стемнело. Подходя к дому, она с затаенной надеждой осмотрела столики таверны. Джеймс был здесь, как и вчера, сидел и ждал именно её… Она была уверена. Эта мысль отозвалась радостью внутри. Он не прятал взгляда, не делал вид, что просто так сидел, подождал, пока она подойдет ещё ближе, кивнул, здороваясь. Эвелин захотелось послать всех и всё к черту, подойти и сесть рядом, просто поболтать, но её порыв вовремя перехватила сестра. Кассия спустилась вниз в нарядном красном платье с довольно смелым вырезом и уселась напротив него, сразу что-то увлечённо затараторив.
Есть перехотелось. Да и смотреть на Джеймса и Кассию было невыносимо. Эвелин заказала еду себе и Лесли, подождала, пока приготовят, поболтала с Жози, а затем поднялась в свою комнату. Наспех поужинав, улеглась спать.
Утром Эвелин поднялась очень рано. Седьмой день недели. Наконец-то. Обязательная проповедь для всех верующих. В обители соберутся все особо причастные к вере в Создателя. И если есть хоть один шанс переговорить с Таманой Уолис, воительница не должна его упустить.
Кассия и Джеймс уже были внизу и завтракали, лишая аппетита саму Эвелин. Пришлось бороться с собой и уговаривать. Не может же она прятаться от них всё время. Это её дом. Переезжать никуда не собиралась. Значит, надо смириться и привыкнуть.
Сестра бросала на неё предупреждающие взгляды. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять, насколько сильно та хочет, чтобы Эвелин ушла с глаз Джеймса, который переключил своё внимание на воительницу.
Мысленно отправив Кассию к дьяволу, Эвелин уселась за свой столик, принялась почесывать Лесли за ухом. Еду принесли быстро. Но ещё быстрее она всё съела. Некогда было рассиживаться. Хорошо бы поговорить с пастором Демьяном до службы, после, как правило, всегда много страждущих исповедаться лично ему. В спокойном, рассудительном мужчине все видели опору и поддержку. Подобные чувства вызывал и отец Арнон.
Эвелин отвела Лесли в комнату, а сама поспешила к церкви. Свежесть утра, быстрый шаг приносили решимость и очистили мысли от глупых любовных переживаний. Все последствия неудачного падения из собственного окна окончательно прошли ещё вчера, а ненависть к незнакомому врагу, что отнял жизни стольких людей, придавали рвения. Теперь не монеты были стимулом поимки, а месть. Сильное, потрясающее чувство, которое можно умело использовать, подстегивая себя на действия.
Первым в обители её встретил отец Патрик. Тонкие губы служителя расплылись в счастливой улыбке.
– Добро пожаловать в нашу обитель, – радушно произнес он, сияя идеально ровным рядом белоснежных зубов. – Слышал о том, что с вами произошло. Это так печально, – он добавил скорби голосу, в которую женщина ни на мгновение не поверила. – Уроки Создателя порой слишком суровы, но так необходимы. Их польза несомненна. Видите, вы уже встали на путь исправления и пришли послушать слово его.
– С чего вы взяли, что мой путь нуждается в исправлении? – не сдержалась и разозлилась Эвелин. Холодный цвет его глаз вызывал неприятие, а приторная святость и вовсе желание грешить, причем по отношению к нему. Стукнуть, например, чем-нибудь тяжелым, чтобы больше не промывал мозги.
– Всем людям порой нужна помощь в определении правильной дороги, и моя роль, как и любого другого служителя, как раз в этом: через слова и деяния донести волю Создателя.
Эвелин уже собиралась подсказать отцу Патрику направление, куда идти, а главное насколько глубоко, как увидела высокую фигуру пастора, и поспешила окликнуть:
– Пастор Демьян! Подождите!
– Эвелин, рад видеть тебя! – его приветливая улыбка сменилась беспокойством. – У тебя что-то произошло?
Она часто заморгала, поражаясь своей реакции на его простое участие. Ком подкрался к горлу, а сдерживаемое напряжение и горечь последних дней собирались покинуть её, выливаясь в слова и откровения, которые Эвелин не готова никому озвучить.
– Всё в порядке, – быстро произнесла женщина, прогоняя внезапную вспышку слабости.
– Когда будешь готова поделиться, то я выслушаю, – мягко, понимающе улыбнулся он и слегка сжал её руку в своей.
– Черт, пастор Демьян, как у вас это получается? – дрогнувшим голосом пробормотала Эвелин, шумно выдыхая, чтобы так глупо не расплакаться и не выложить всё начистоту с самого сотворения мира.
– Я слишком долго живу, человеческую боль и смятение чувствую всей душой. Да и Глаза. Они никогда не врут. Твои не исключение, – сказал мужчина, а потом строже добавил: – И что за выражения в обители Создателя?
– Простите пастор, – виновато сказала Эвелин, а потом собралась и напомнила себе зачем здесь. – Мне очень нужно поговорить с одной из ваших прихожанок, Таманой Уолис. Знаете такую?
– Конечно. Бедняжка сейчас так подавлена. Такое горе пережить. Они с Кристен были очень дружны. Сам дьявол, не иначе, посмел забрать жизнь столь чистого и светлого создания.
– Тамана ещё приходит в церковь на службу?
– Да. На прошлой неделе точно была.
– Отлично, а можете показать, где она сидит обычно?
– Никаких разговоров во время службы! – укорил её пастор Демьян.
– Конечно, нет, – поспешно ответила Эвелин, и тут же мысленно попросила прощение за ложь.
– Обычно она приходит пораньше. – Пастор оглядел просторное помещение церкви, скользя взглядом по пришедшим людям. – Вот она, в белой шали…
– Спасибо.
Эвелин поспешила в самую гущу людей, ловко маневрируя между рядами. Её много кто помнил со времени прошлого посещения, когда люди комиссара увели её, поэтому косо посматривали и недовольно морщились. А вид оружия в церкви и вовсе вызывал гневные возгласы и ядовитые причитания. Желание и этим, особо рьяным блюстителям добродетели, указать направление и глубину погружения в сторону истинного пути жгло Эвелин, вызывая скрежет зубов.