Охранник Таманы заслонил собой девушку, отрезая путь к своей госпоже.
– Простите, тут смотрю не занято, я просто присяду, – как можно дружелюбнее сказала Эвелин рослому защитнику.
– Найди себе другое место, – пробасил грозно он.
– Ах, мы сразу на «ты», – язвительно усмехнулась воительница, расправляя плечи, – тогда без прелюдий. Выбирай: или я сейчас тихонечко перекинусь парочкой слов с девчонкой, или я подожду, подойду к вам после службы. Мы с тобой немного поспорим, а потом я всё равно с ней поговорю, но лицо у тебя будет уже немного выровненное. Господин Уолис узнает о твоем промахе и не заплатит за охрану. Как тебе такой расклад?
– А немного на себя берешь?! Потянешь меня? – оторопело произнес он, поражаясь её наглости.
– Потяну, – уверенно ответила Эвелин. – И тебя, и того мужика с маленькой косичкой, что сидит чуть дальше, почти на самом входе. И того, что за пределами обители вас ждет. Трое же вас, защитничков? Никого не забыла?
Он на секунду замешкался, соображая, воительница этим воспользовалась: обошла его и села возле перепуганной Таманы.
– Я от комиссара Хадвина. Мне очень нужно поговорить с вами о Кристен, – быстро заговорила Эвелин, боясь, что от страха та поднимет панику. – Возможно, вы поможете мне найти убийцу вашей подруги.
Охранник пришел в себя и положил руку на плечо воительницы, собираясь вышвырнуть её. Эвелин скосила на его пальцы взгляд, мысленно представляя, как сейчас они хрустнут от её движения.
– Брайн, отпусти её, – сама того не ведая, спасла девушка своего охранника от неприятных последствий, – я поговорю с ней, и ты ничего не скажешь моему отцу. Сядь, пожалуйста, и не привлекай к нам внимание. Отец Патрик бросает на нас недовольные взгляды. Ещё выгонит.
Мужчина послушался и занял место возле Эвелин.
– С кем встречалась Кристен? – тихо спросила воительница самое важное. Тамана побледнела и испуганно ойкнула, стала озираться, боялась, что их кто-то услышал. – Тамана… – поторопила её женщина. Когда начнется служба, особо не поговоришь.
– Я не знаю, – пролепетала девушка.
– Тогда всё, что знаете. Что она о нем говорила? Как выглядел? Возраст, рост, цвет глаз, волос. Что угодно…
– Она, правда, ничего не рассказывала толком, хоть я и постоянно спрашивала. Говорила, что любит его безмерно, что он чем-то напоминает ей отца, и что собирается за него замуж, – её голос стал тоньше, задрожал, она явно собралась плакать.
– Как он ухаживал? Цветы дарил сам или кто-то приносил? Куда ходили? Вспоминайте! Это очень важно! – Эвелин хотелось с силой встряхнуть девчонку, а лучше вытрясти из неё правду. Но приходилось сидеть и контролировать своё нетерпение, нельзя ещё больше напугать её.
– Они не могли гулять открыто, и это её очень расстраивало. Она часто жаловалась мне, что хотела познакомить его с родителями, но он не разрешал, говорил, что должно пройти время, что нужно всё сделать правильно… А ещё письма ей писал. Некоторые из них Кристен показала мне. Такие нежные и проникновенные слова. Он сравнивал её с белой лилией, писал, что она такая же чистая и невинная.
– Где эти письма? – сердце Эвелин забилось чаще.
– Не знаю. Она должна была сжечь их. Он просил так делать после того, как она прочитает, мол это увековечит написанные строки, но Кристен не могла. Она хранила их все, корила себя за эту ложь и часто просила прощение у Создателя за нарушение клятвы, данной любимому.
– А где хранила? – повторила воительница.
– Я как-то не спрашивала… – извиняющимся тоном проговорила девушка.
Эвелин с надеждой всматривалась в лицо Таманы, надеясь услышать хоть что-то ещё, но девушка молчала, потупив взгляд, и нервно перебирала складки платья.
– Вы виделись с ней в день смерти? – наконец-то спросила воительница.
– Нет, – с грустью ответила Тамана. – Последнюю неделю мы вообще редко виделись. Кристен всего на несколько минут заскакивала и то пару раз, предупредить, что у неё всё хорошо, и попросить прикрыть перед родителями, на случай если они будут спрашивать, где она.
Пастор Демьян прошел через весь зал и остановился у высокого постамента, положил на него священное писание. Прихожане, как по команде, замолчали, приготовившись слушать. А Эвелин тихо ругнулась себе под нос: не успела уйти, теперь придётся сидеть – обидеть пастора демонстративным уходом не хотела. Она устроилась поудобнее, отстраняясь от происходящего, и принялась обдумывать рассказанное Таманой.
Голос пастора был глубоким, спокойным, умиротворяющим, а речь размеренной, без резких переходов и особых интонаций. Воительница сначала пыталась подавить зевки, потом боролась с собственными веками, которые тяжелели с каждой минутой, а затем и вовсе уснула. Тамана несколько раз осторожно касалась локтя женщины, вырывая из сладкой дремы.
Сквозь сон почувствовав волнение присутствующих, Эвелин открыла глаза и постаралась понять, что случилось. Пожар? Нападение? Рука метнулась к оружию. Увидев за трибуной Джеймса, разволновалась. Не хотела знать его в этой роли. Да, она видела его в церковном одеянии, но не воспринимала служителем. Для неё он уже давно был просто Джеймсом. А пока рассматривала его серьезное лицо, упустила момент, когда можно было уйти.
Джеймс не декламировал наизусть святое писание, как до этого делал пастор, а читал, сухо и без эмоций. Выглядело так, словно ученый зачитывает научный доклад коллегам. Бархатистые нотки его голоса вызывали кокетливые улыбки у юных прихожанок и покровительственные у дам постарше. Эвелин же, пользуясь массовостью, открыто любовалась им, не боясь, что её внимание будет замечено. Собственно, все так делали: смотрели на служителя Создателя. Вот только она ошиблась. Он заметил её и в этот момент запнулся, замирая на полуслове. Их глаза встретились, вызывая у неё дрожь по телу.
– Эвен… я так хочу тебя поцеловать… – слова давались с трудом, он не справлялся со своими чувствами, – но… не это место… не сейчас…
Почему-то вспомнилось. Здесь и сейчас. Она судорожно вздохнула. Сидеть вот так, на виду у всех, смотреть ему прямо в глаза, и понимать, что между ними было что-то очень личное, только их, недоступное никому из присутствующих… Опьяняло, вызывало трепет, сводило с ума. А самое главное безумие состояло в том, что… Джеймс испытывал те же чувства. Она видела это по блеску его глаз, по волнению, с каким он сжимал лист книги.
Прихожане стали искать причину заминки, но Кассия предупредила возможные скандальные сплетни. Она серой тенью скользнула к отцу Джеймсу, подала стакан воды, отвлекая внимание всех на себя. Служитель окинул её недовольным взглядом, но воды отпил и вернул стакан девушке.
Эвелин честно старалась больше не встречаться с ним глазами, но каждый раз проигрывала своим желаниям, снова и снова ловила сияние его глаз, предназначенное только ей. Едва он закончил свою речь, Эвелин подскочила, собираясь уходить, но перед этим быстро прошептала Тамане:
– Постарайтесь никуда не выходить из дома, вообще, ни с кем не говорите, ни у кого ничего не берите из рук. По крайней мере до тех пор, пока не найдут убийцу.
– Я завтра уезжаю, буду жить в столице, – с грустью ответила девушка. – Отец настоял.
– Правильно сделал.
Увидев, что трибуну занял отец Патрик, Эвелин поспешила прочь. Этого служителя она точно слушать не собиралась.
На свежем воздухе даже дышать стало легче. Краем глаза Эвелин увидела покидающую церковь Кассию. Это придало воительнице резвости. Не хватало ещё выслушивать ревнивые бредни сестры. Совесть больно кольнула и напомнила, что для злости Кассии есть все основания.
По мере отдаления от обители к Эвелин возвращалось нетерпение. Письма. Был шанс найти их. Если Кристен испытывала вину, то значит, так и не призналась своему таинственному возлюбленному в их сохранности.
Охранник в поместье Браунов встретил её улыбкой.
– А где ваш чудесный рыжий пес? – дружелюбно спросил Бэзил.
– Отдыхает. А хозяйка дома? – поинтересовалась Эвелин.
– Дома. Она и до этого не особо куда-то ходила, а после вашего визита и вовсе перестала нос показывать, даже во двор. Стюрт весь извелся в переживаниях, не знает, как отобрать у неё бутылку.
Воительница хмыкнула и прошла дальше. Да уж, с такими работниками и враги не нужны. Все сплетни вынесут из дома. А что не смогут, то придумают.
При виде неё лицо дворецкого перекосилось. Сразу стало понятно, кого он винил в несчастье, приключившимся с его госпожой.
– Я к госпоже Браун, – спокойно сказала Эвелин.
– Она плохо себя чувствует, – грубо отрезал он.
Воительница подняла в насмешке одну бровь, окидывая его внимательным угрожающим взглядом, от которого обычно противники ежились. Так случилось и в этот раз. Но как бы ему ни было неуютно и неприятно, отступать мужчина не собирался.
– Кто там? Марк, это ты? – негромко спросила из глубины дома Мэри. Надежда в её голосе больно резанула дворецкого. Он скривился и ответил:
– К вам пришла госпожа Хэндар.
Раздался легкий стук туфель по идеально отполированному полу, из-за поворота показалась хозяйка дома. Выглядела она не столь опрятно, как в прошлый раз. Под глазами залегли болезненные тени.
– Есть какие-нибудь новости? – вместо приветствия сказала Мэри.
– Я в процессе, – уклончиво ответила Эвелин, – могу я осмотреть комнату Кристен.
– Конечно, – женщина сразу потеряла к ней интерес и махнула дворецкому, – проводи.
Комната Кристен Браун находилась на втором этаже. В большие окна бил свет, заливая пространство теплом солнечных лучей. Мебель была подобрана со вкусом, всё сочеталось. Кровать, стол, огромный платяной шкаф выполнены из редкой породы древесины. Простые линии дерева не отличались вычурностью завитушек, не портил текстуру и глянец состава, каким обычно обрабатывали мебель в домах знатных господ.
– Красота в простоте, – тихо сказал Стюрт, заметив её внимание к окружающей обстановке. – Кристен любила обходиться малым. Испытывала вину за то, что богата. Считала, что раз Создатель подарил ей сытую и безбедную жизнь, то её миссия на земле поделиться этим благом. Наша девочка… Чистая душа… Почему Создатель решил забрать её к себе так рано?