— Очнулся, — проговорил он совершенно чисто, без характерных для чеченцев интонаций.
Ответить я ему не мог, и только поднял взгляд, глянул исподлобья.
— Что, не боишься? — Хмыкнул он.
Я просто продолжал сверлить чечена взглядом.
— Не боишься, — протянул боевик и захлопнул дверь.
Снаружи раздались приглушенные разговоры. Разобрать их я не смог. Через полминуты все стихло. Я прислушался, а потом медленно, чтобы не вызвать подозрений, стал перетирать веревку дальше.
Минут через сорок к часовому у дверей подошел кто-то новый.
— Ну что он там? — Раздался за дверью спокойный, высоковатый мужской голос.
Ему ответили, но я не разобрал что. Потом дверь стали отпирать и распахнули. Внутрь заглянули двое мужчин: бородатый и еще один. Новым был тот самый лидер чеченов, который вел их на речном берегу. Оба уставились на меня, и лидер, пригнувшись, вошел. Дверь за ним тут же закрыли.
Теперь, без бронежилета и оружия, он не выглядел таким уж грузным. Невысокий, но крепкий мужчина далеко за сорок носил армейские штаны и серую, закатанную на руках кофту. Его горбоносое лицо украшала аккуратная черная борода. На лысой голове виднелся темный налет отрастающих волос.
Оберегая голову от потолочных балок, он приблизился. Посмотрел на меня свысока. Потянувшись сзади, за пояс, достал мой наган, сел на корточки.
— А ты крепкий, — проговорил он на удивление мягким голосом. — Один не побоялся вступиться за товарища, а? С ружьем да наганом на взвод вооруженных бойцов попер. Отчаянный. У меня таких любят. Уважают. Тебя мои тоже зауважали. Все, кроме Зелимхана. Он на тебя очень злиться. Ну оно и понятно, — мужчина стал разглядывать наган. — Его в рукопашной мало кто мог одолеть. А ты, вот, одолел. Глупости, конечно, но Зелимхан считает, что ты его унизил. Опозорил в глазах всех наших воинов. Очень хочет отрезать тебе голову. А я вот, пока думаю, стоит ли ему разрешить это сделать.
Я слушал внимательно, не отводил взгляда от темных крупных глаз мужчины.
— М-да… Задача. — выдохнул он. — Давай-ка, задам я тебе пару вопросов. И оттого, что ты на них мне ответишь, будет зависеть мое решение. Ну как, согласен?
Боевик немного подождал, видимо, ожидая от меня какого-то ответа, но не дождавшись, продолжил.
— Ладно. Кричать и звать на помощь ты не будешь. Я таких, как ты, видел. И убивал. Потому иди-ка сюда.
Он приблизился, стал развязывать узел у меня на затылке, потом сорвал тряпку, которая заполняла мне рот. Дал продышаться.
— Ну так что? Жить хочешь? — Улыбнулся он, будто бы совсем по-доброму.
— Какая разница? Раз уже это решать не мне, — проговорил я, чувствуя, что веревка за спиной заходила намного свободнее, чем раньше.
— И верно, — он вздохнул. — Ну, знаешь что? Нам бы хотелось, чтобы ты хотел жить.
— Хотите за меня денег, — проговорил я.
— Догадливый, — он улыбнулся. — А может, и чего посерьезнее. Если на то будет воля Аллаха.
Мужчина замолчал, продолжая улыбаться.
— Как тебя зовут? — Спросил он вдруг.
Тогда я смекнул, что, если чечен почувствует выгоду, почувствует, что с меня можно что-нибудь стрясти, я смогу потянуть время. Пожить еще немного и придумать, как выбраться. А может быть, подоспеет Тургулаев. Правда, на это надеяться было глупо. Всегда лучше в первую очередь рассчитывать на себя.
— Вадим, — солгал я.
— А меня Алим. Алим Исмаилович, — снова улыбнулся он.
Сказал ли он мне правду, понять было нельзя. Да и какой смысл сейчас об этом думать?
— Не скажу, что рад знакомству, — проговорил я.
— Скажи, Вадим, — продолжал Алим Исмаилович. — А что ты делал там, на берегу реки? Почему решил ввязаться в перестрелку?
— Охотился, — проговорил я. — Услышал стрельбу. Увидел, что человек в беде. И решил прийти на помощь.
— Как благородно, — сказал он с едва уловимым сомнением в голосе.
— Мой дед воевал в Великой отечественной, — заглянул я ему в глаза. — Отец — в Афгане. А до этого в Чехословакии был. По-другому я не могу. Так уж воспитали.
— Отец у тебя живой?
— Да.
— Чем занимается?
— Бизнесмен, — снова солгал я.
— Богатый, наверное, — показал он в улыбке немного щербатый рот.
— Не жалуюсь.
— Значит, того человека, которого ты так отчаянно бросился защищать, ты не знал?
— Нет.
— Ладно, — Алим встал. — Пить хочешь?
Я не ответил, но при словах о воде, сглотнул вязкую слюну.
— Вижу, хочешь. Смотри, Вадим. Не очень я доверяю твоим словам. Особенно про того человека. Посиди-ка тут еще чуть-чуть. Может, передумаешь. Тогда получишь воды.
Потом чеченец ушел, а я принялся дальше работать над веревкой.
Вернулся он часа через три, ближе к полудню. Я почувствовал голод и жажду, но пока что терпеть их не представляло особого труда. А вот с запястьями все было неважно. Грубая, витая веревка терзала кожу, но останавливаться я не собирался. Правда, приходилось быть аккуратным, чтобы не вызвать подозрений лишними звуками. А веревка, иной раз сильно хрустела, растираясь о древесину.
Когда за дверью началось копошение, я замер. Прислонился ближе к своему столбу. Алим снова вошел в сарай. В руках он нес мятый ковшик с водой. При виде этого я снова сглотнул. Сейчас мне показалось, что горло ужасно сухое. Тело требовало воды.
— Ну как ты тут? Удобно? — Проговорил он приблизившись. — На улице жарко, а тут хорошо. Сквозняк, прохлада. Хочешь воды?
Он опустился, показал мне чистую воду в ковшике.
— Ну что, не передумал? — Спросил он, когда я не ответил. — Мы ждали совсем других людей. Местную молодежь. Но на берегу появился тот, на пятерке Жигулей. А еще ты. Не хочешь рассказать, кто вы такие? Тогда и напьешься, и наешься.
— Я сказал, кто я. Я охотник, — покачал я головой. — А того, кого вы обстреляли, я не знаю.
— Угу, — покивал Алим. — Ну ладно. Что ж.
Чеченец посмотрел в воду. Потом стал сладко пить ее. Я видел, как его тонкий кадык ходил туда-сюда при каждом глотке.
Напившись, он утерся.
— Холодненькая. Красота в такую жару. Я тебе тут немного оставил. Хочешь?
— Нет, — проговорил я.
Мужчина хмыкнул, а потом вылил остатки мне под ноги.
— Ну не хочешь, не надо.
Он встал.
— Ладно, по-хорошему ты не хочешь. Ночью тебя увезут отсюда. Мы будем пытать тебя, пока ты не признаешься, кто под нас копает. А ты признаешься. Зелимхан просился, чтобы я разрешил ему взяться за тебя, но я пока отказал ему. Он парень горячий. Убьет еще тебя ненароком. А ты нам нужен живой. Ты наш козырь, Вадим. Но если будешь упираться, может, я и передумаю. Дам свободу нашему Зелимхану.
Веревка была прочной и жесткой, тем не менее, я чувствовал, как она истончилась, как ее разорванные волокна путались в пальцах. К вечеру пилить ее стало тяжело из-за боли в запястьях, и я начал делать перерывы, чтобы перевести дух.
Пока я сидел внутри, понял, что чечены тут не обосновались. За весь день я слышал, как во двор несколько раз заезжала и почти сразу уезжала машина. На территории, по всей видимости, было не так много людей: два или три боевика. Они менялись, охраняя меня, и время от времени заглядывали внутрь, чтобы проверить, как я тут. Это постоянно были одни и те же люди.
Когда дверь раскрывалась, у меня было несколько мгновений, чтобы рассмотреть, что же на улице. Впрочем, ничего особенного там не было. Просто запущенный станичный дворик, правда, безлюдный. Это были неплохие условия для побега. При условии определенной удачи, конечно.
Тем не менее, я решил дождаться темноты, опасаясь, что за мной могут начать погоню при свете дня. С раненой ногой мне далеко не уйти. Вот только нужно было успеть до того, как чечены придут забрать меня на пытки.
Когда стемнело, я стал работать упорнее. Веревку я почти осилил, и оставалось немного. Усердно работая, я даже не чувствовал боли в руках. Кисти просто онемели, а я продолжал тереть и тереть веревку о дерево.
Когда снаружи, у двери, снова раздались голоса, я притих. Чечены обсуждали что-то на своем. Приглушенные звуки речи доносились до моего уха, и у меня появилось неприятное предчувствие. Возможно, сейчас меня решат вывезти отсюда. Тогда я попытался разорвать веревку насилу, но ничего не вышло. Я принялся пилить ее дальше, чувствуя, как она поддается все охотнее.
Потом разговоры затихли. Я понял, что снаружи остался один боевик. Услышал, как удаляется второй.
Когда я снова принялся работать, щелкнул дверной крючок. Дверь медленно, со скрипом в петлях отварилась. Внутрь заглянули.
В темноте я не мог разобрать, кто именно это был. Некто зашел внутрь, закрыл за собой вход в сарайчик. Темная, крупная фигура двинулась ко мне.
— С-сабака… — протянул моложавый, но низковатый голос. — Нашел я тебя, дьявол.
Он стал на почтительном расстоянии, и привыкшие к тьме глаза различили гостя. Это был тот самый Зелимхан. Именно его я отделал в лесу. Лицо его представляло собой одну сплошную опухоль. Рану на щеке стягивали грубые стежки швов. Он приблизился еще, опустился ко мне, щелкнул зажигалкой.
— Пес, — с отвращением прошипел он, когда огонек осветил его раненое лицо. Я увидел, что побил его даже сильнее, чем думал.
Зелимхан говорил с характерным акцентом, будто бы съедая буквы русского языка.
— Щас я тебя, пса, резать буду, как скотину, — проговорил он и достал из мягких кожаных ножен, болтавшихся между ног, длинную финку на пухлой рукояти. — Скажу, что ты сбежать хотел, и пришлось тебя заколоть.
— Да? — хмыкнул я, чувствуя, как последние нити веревки лопнули за спиной, освобождая руки. — А старший тебе разрешил? Заругает же. Так что не лезь, мальчик. Иди рожу лечи.
— Пес…— прошипел он снова и схватил меня за грудки, занес нож, чтобы распороть мне живот.
Я среагировал мгновенно. Вскинув руки, схватил его за запястье. В этот момент он вздрогнул от неожиданности, но успел ударить ножом.
Глава 14
Я почувствовал острую боль, когда лезвие вонзилось в мое тело. Физиономия Зелимхана была озлобленной, словно принадлежало какому-то животному. Он с торжеством в глазах смотрел мне в лицо, однако это выражение быстро сменилось на другое, на выражение недоумения и резкого удивления.