Гудки шли мучительно долго. Один за одним они тянулись, и мне казалось, что это продолжалось целую вечность. Наконец, подняли трубку.
— Да? — Мужской, грубый голос был незнакомым.
— Это Летов, — сказал я. — Кто со мной говорит?
— На конторе Обороны через полчаса, — проговорили голос, и трубку тут же бросили.
— Сука, — выругался я и добавил матом.
— Что? Что такое? — Привстал со своего дивана Степаныч. Направился ко мне, обходя валявшиеся на полу вещи.
Не ответив, я заново набрал номер, но теперь меня встретили только короткие гудки.
— Мля… — Выдохнул я и вернул трубку на место.
— Что там, Витя?
— Они будут ждать нас в нашей же конторе, — сказал я, заглянув Степанычу в глаза.
— Падлы… Ключи, видать, у кого-то из наших отобрали. Короче, поехали! Чего ждать⁈
Я глянул на часы. Время еще было.
— Поедем, — кивнул я. — Но сначала кое-куда позвоню. Я не дам этому янки победить.
— Что ты задумал, Витя?
— У меня есть план, — сказал я, набирая номер.
— Руки поднял! — Гаркнул на меня светлобровый амбал, стоявший на входе.
Когда мы со Степанычем приехали к конторе Обороны, в здании горел свет. На парковке стояло несколько машин: синяя девятка, белые жигули и гниловатая бежевая восьмерка.
— Оружие есть? — Рявкнул громила.
— Нет, — покачал я головой.
— Брешешь! Руки поднял! Я обыщу!
Мы со Степанычем переглянулись.
— Нет, я сам, — сказал я.
Я достал из кармана ключи от машины и квартиры с конторой, извлек свою выкидуху. Степаныч также показал бедное содержимое своих карманов.
Старик предлагал прихватить оружие, но я не разрешил. Нойзман должен думать, что у него все под контролем. Он наверняка будет, так или иначе, прикрываться заложниками, а я не мог ими рисковать.
Тогда Степаныч возразил, что мы останемся совершенно безоружны перед ними. Не сможем себя защитить. Я ответил, что защищать себя не придется. Догадавшись, чего хочет от меня Нойзман, я понимал, что нужен ему живым и невредимым.
— Нож сюда, — рыкнул амбал.
— Не потеряй, — холодно сказал я, — этот ножик дорог мне как память.
Здоровяк заулыбался, принял нож. А потом он просто бросил его себе под ноги, принялся топтать. Лезвие лопнуло под его тяжелым ботинком. Раскололись пластиковые накладки рукояти.
— Смело, — хмыкнул я.
— Проходи, харе тут торчать, — рявкнул бандюган.
— У тебя нож есть?
Здоровяк заулыбался. Полез в карман и достал дорогой американский складной нож «Спайдерко ПалИц». Ее стальная рукоятка и зубастое серрейторное лезвие блеснули в свете уличного фонаря.
— Отличный. Американский, — покивал я. — Мне подойдет.
— И как же ты его у меня отнимешь? — Набычился бандос.
— Дай пройти, — сказал я, уставившись ему в глаза.
Здоровяк гневно засопел, но сошел со ступеньки, освобождая путь. Входя в контору, я обернулся и сказал ему:
— Всему свое время.
Когда мы со Степанычем оказались внутри, там нас уже ждали. Ожидаемо на диване в общей комнате сидел Нойзман. Американец забросил ногу на ногу, вальяжно покуривал сигарету.
Здоровенный, туповатого вида бандит сидел напротив, в кресле. Он вертел в руках пистолет-зажигалку, который хранил у себя в кабинете Фима. Еще двое — худощавый и широкоплечий, заняли стулья.
— А ты неплохо тут все устроил, Виктор, — заулыбался Нойзман, увидев, что я вошел.
— У нас в помещении не курят, — ответил я.
— Где моя жена? — Тут же спросил возбудившийся при виде американца Степаныч.
— Тихо. Не шурши, дед, — светлобровый бандос, следовавший за нами, положил ему руку на плечо.
Степаныч дернулся, сбросив широкую ладонь, обернулся и злобно посмотрел на бандита.
— Это помещение недолго будет оставаться вашим, — заулыбался Нойзман. — Ну как тебе понравилась моя маленькая операция? Признаюсь, без ложной скромности, мне пришлось попотеть, чтобы все устроить.
— Ты просто нанял бандитов, чтобы они похитили для тебя людей, — сказал я холодно. — В этом нет ничего особенного. Я даже не думал, что ты решишься на такую грязную игру.
— Ты меня плохо знаешь, Летов, — хмыкнул он.
— Напротив. Я думаю, что знаю тебя достаточно хорошо. Ты просто трусливая змея. Поэтому я и думал, что ты не решишься.
— Говори что хочешь, — махнул Нойзман рукой. — но факт остается фактом. Я победил.
— Чего ты хочешь? — Спросил я, впрочем, догадываясь, что он заставит меня сделать.
Нойзман вздохнул. Взял кожаную папку для бумаг, лежавшую рядом. Раскрыл и извлек несколько документов, положил передо мной на журнальный столик.
— Договор купли-продажи, — сказал он. — Ты перепишешь на меня свое предприятие и все имущество, что есть у него на балансе. Включая это чудесное здание. Взамен получишь адрес места, где сейчас находятся твои друзья и супруга этого господина.
— Ах ты у#бок… — Прошипел Степаныч. — Ты…
Он дернулся, пошел было к Нойзману. Бандиты, все как один, напряглись, схватились за оружие. Я успел остановить старика.
— Тихо, друг, — сказал я. — Кипятиться — это худшее, что можно сейчас сделать.
Я заглянул Степанычу в глаза. Маска бессильной злости сошла с его лица. Степаныч вздохнул, покивал и отступил. Застыл у моего правого плеча.
— Ну? — Нойзман разулыбался. — Вы принимаете мое предложение, Виктор? Жизни ваших близких в обмен на какую-то там конторку.
Я поджал губы, глянул на бандитов, вставших со своих мест и окруживших Нойзмана. В конторе повисла тишина. Неприятно цокали настенные часы. За окном шумел ветер. Портилась погода, и казалось, что скоро начнется гроза.
— Я согласен, — ответил я.
— Очень хорошо, — довольно покивал американец.
— Но с определенным условием, — вдруг сказал я, и Нойзман, удивившись, тут же изменился в лице.
— О, нет-нет, Виктор, — раздраженный американец отрицательно замотал головой, цокнул языком. — Чтобы ставить условия, нужно находиться в позиции сильного. А сейчас в такой позиции нахожусь именно я.
— Я согласен только при определенных обстоятельствах, — сказал я. — Иначе сделки не будет. Ты убьешь заложников. А значит, мне нечего будет терять. Я бываю очень отчаянным, когда мне нечего терять.
Нойзман хмыкнул.
— Даже в капкане продолжаешь кусаться. Каковы твои условия?
— Я хочу убедиться, что они живы. Хочу, чтобы вы привезли заложников сюда. Тогда я подпишу документы.
— Исключено, — покачал головой Нойзман.
— Тогда сделки не будет.
— Отчаянный, — проговорил он, помолчав пару мгновений. Потом хмыкнул. — Предлагаю компромисс. Вы поедете со мной. Я отвезу вас к заложникам, а после все вы подпишите договор. Ты, Виктор, подпишешь первым. Ты их лидер. Когда они увидят, что ты капитулируешь, им ничего не останется, кроме как поставить и свои подписи.
Что ж… Это было немного не по плану. Видимо, так просто выманить их из конторы не выйдет.
Я глянул на Степаныча. Наши с ним взгляды встретились. Старик был в полной растерянности. Глаза его говорили: «Я не знаю, что делать. Решение за тобой».
— Хорошо, — сказал я. — По рукам.
Как выяснилось, бандитов было больше четырех. Еще пятеро скрывались во дворе конторы. Там же стояла и представительская Вольво Нойзмана.
Когда мы вышли на улицу, и его машина выехала со двора, американец сказал нам:
— Вы поедете со мной. В моей машине. Я не настолько глуп, Виктор. Твое общество гарантирует мою безопасность. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь расстрелял меня прямо в салоне по дороге.
Не думая ни секунды, я согласился. Хотя и полностью осознавал опасность. Мой план становился рискованнее с каждой минутой.
Мы загрузились. Сели на заднее, рядом с Нойзманом. Машину повели вооруженные бандиты. Когда конвой выехал с конторы, он погнал через город. Спустя пять минут езды по пустым дорогам, у водителя — широкомордого бандита, зазвонил телефон.
Он взял сотовый, выдвинул антенну зубами, ответил:
— Чего? Какого х#я?.. Ага… Понял.
Водитель обернулся к нам.
— Чужие машины. Видать, нас преследуют.
— Что за херня? — буркнул его дружок, тот самый светлобровый, сидевший на переднем пассажирском, и передернул затвор своего ПМ, обернувшись, указал стволом на меня.
— Объяснись, Летов, — похолодел голосом Нойзман, — что ты сделал?
— Это моя маленькая подстраховка, — сказал ледяным тоном
В следующий момент со стороны окна американца вспыхнул яркий свет. Нойзман испуганно обернулся. Потом страшно бабахнуло. Все в салоне полетело кувырком.
Глава 8
Меня подкинуло, головой ударила о закрытую дверь. В глазах тут же вспыхнуло, словно наступил день. Степаныч крякнул от боли, натолкнувшись на мои ноги. Потом упал куда-то на полик. Нойзмана ударило вдавившейся внутрь дверью, бросило сначала на Степаныча, потом на меня. Он замер где-то в моих ногах, слабо зашевелился, борясь с болью.
Вольво, двигавшаяся плавно, после резкого удара, сразу остановилась, как вкопанная. Вся левая ее часть вдавилась в салон. Сидения забрызгало осколками стекла.
Снаружи раздался страшный скрежет металла, визг шин. Застывшая на месте машина поехала снова, но теперь как-то наискось. Что-то толкало ее в сторону. Потом опять грохнуло, но уже спереди и справа, и не так сильно. Я проморгался. Увидел, что Нойзман лежит практически на моих щиколотках.
Американец был ранен. Его волосы пропитались кровью, из раны ему залило лицо. Щурясь, он слабо вертел головой, отплевывался кровью, вымазывая свою белую рубашку.
Когда Вольво окончательно остановилась, на миг вокруг воцарилась тишина. В следующее мгновение затишье разразилось звуками стрельбы. Где-то на дороге развязалась перестрелка. Завизжали шины. Кто-то дал деру на машине. Все это слышалось мне приглушенно, словно бы из-под воды.
Когда зрение прояснилось, я наконец полностью рассмотрел, что же произошло. Большой джип Чероки въехал в Вольво, выскочив из ближайшего перекрестка. Протаранив левый бок машины, он на этом не остановился. Дав газу, стал толкать Вольво к обочине, чтобы упереть машину в толстый и высокий столб линий электропередач.