Митч презрительно взглянул на обоих и отвернулся. Чтобы успокоиться, пошел колоть дрова, изо всех сил круша дубовые поленья и стараясь ни о чем не думать. Он заметил, как Джесси из конюшни прошла в кухню, ничего не замечая по сторонам. Проводив ее взглядом, Митч вдруг едва не выронил топор: Кэс, не видя его, с веревкой в руках свистом подзывал Мехико.
Когда Митч подошел ближе, Кэс уже обвязывал собачью шею.
— Ты куда собрался?
Силясь унять вспышку гнева, Митч, прекрасно зная, что разговоры уже не помогут, сдерживал голос, чтоб не услышала Джесси.
— Мне сын важнее собаки, — страдальческим голосом заявил Кэс.
— Ему легче станет, если ты прилипнешь к приемнику?
— Свэлу это не поможет, но Господь ему даст знать, что хоть кто-то о нем беспокоится…
«Не пустить его? — подумал Митч. — Сил у меня хватит. Но что дальше? Поднять руку на отца? Но тогда уже нельзя дальше жить под одной крышей. Свэл так поступил, когда старик продал его гитару: ударил и обругал так, что на всю жизнь запомнилось. А мне уезжать нельзя. Если я пойду работать на лесопилку или еще куда, не смогу забрать с собой Джесси. И что с ней здесь будет?»
— Ну иди, — лицо его побагровело от гнева. — Если уж решил, то иди, пока она тебя не видит.
7
«Самая драматическая погоня в истории штата.
Как вы помните, три дня назад О’Нили совершил побег: ему удалось сбить с дороги и опрокинуть автомобиль, в котором его перевозили в федеральную тюрьму для отбытия пожизненного срока за вооруженные ограбления.
Эти события могут стать самым громким уголовным делом в наших местах за последнее десятилетие. Сам же гангстер Свэл О’Нили по кличке Бешеный Пес заслуживает титула „врага общества“.
Напомним, что в прошлом году он предстал перед судом за убийство другого гангстера в разборке между бандами, занимавшимися рэкетом владельцев игральных автоматов. Но накануне процесса исчез свидетель обвинения и О’Нили был оправдан.
Три месяца назад он один, без помощников, средь бела дня совершил неслыханно дерзкое ограбление почтового вагона. При погоне в перестрелке им был ранен один из охранников, и хотя О’Нили удалось уйти на угнанной машине, многие свидетели его опознали.
Три недели полиция неустанно шла по следу. Тем временем О’Нили совершил еще ряд налетов, в основном на заправки, и потом исчез. Только благодаря настойчивости полиции его удалось обнаружить в ста километрах от Хьюстона и после ожесточенной перестрелки взять живым.
Нынешний побег сопровождался одним из самых зверских преступлений в истории штата. Видимо, О’Нили сумел схватить руль или оглушить шофера, когда машина на большой скорости спускалась к мосту. Автомобиль рухнул с двадцатифутовой насыпи, полицейский, сидевший за рулем, сломал шею и умер мгновенно. Тот, с которым был скован О’Нили, остался в живых, но был застрелен из собственного револьвера.
После этого и было совершено преступление, ужаснувшее всех и сплотившее ряды полиции, которая теперь поклялась обязательно поймать О’Нили, чтобы тот ответил за свои злодеяния. Не найдя ключа от наручников, гангстер хладнокровно отрезал руку убитого.
За последние шестьдесят часов, несмотря на объединенные усилия полицейских половины штата, обнаружить след преступника не удалось. Спустя несколько часов после того, как стало известно об аварии, власти перекрыли все шоссе в радиусе ста миль. На автобусных станциях и железнодорожных вокзалах установлено наблюдение. До сих пор не поступало никаких сведений об ограблениях, совершенных человеком, похожим на Свэла О’Нили.
Присланные собаки-ищейки помочь не смогли. Если О’Нили шел по шоссе, его следы затерялись среди выхлопных газов проезжавших машин. Полиция допускает, что его мог подобрать какой-то водитель, но опрос местных жителей эту версию не подтверждает.
Неизвестно, насколько пострадал О’Нили при аварии, но остаться невредимым он мог только по чистой случайности. Он был в брюках и куртке синей саржи, белой рубашке без галстука и коричневых туфлях. Еще у него был ковбойский кожаный ремень с серебряной пряжкой. Головного убора не было. На его правой руке остались наручники. Он вооружен, и полиция предупреждает всех, что он очень опасен.
Недавно мы получили любопытное дополнительное сообщение. У машины в грязи обнаружен ключ от наручников. Может быть, его выбросил Харви Данхем, полицейский, с которым был скован О’Нили.
Коллеги погибшего убеждены, что Данхем перед смертью успел выбросить ключ из машины, чтобы не дать О’Нили уйти. Этот героический поступок будет долгие годы служить примером исполнения служебного долга.
Поздно вечером руководство полиции выразило удивление тем, что О’Нили так долго удается избегать расставленных сетей. Ведь приметы его уже известны повсюду, а наручники заставляют постоянно прятать правую руку. В таком положении долго ему не остаться незамеченным, и власти убеждены, что в ближайшие часы преступник будет пойман…»
Кэс повернул выключатель. Продавец ведь советовал экономить батарейки. Когда они сядут, придется покупать новые… А на какие шиши? Да что толку голову ломать? К тому времени дела пойдут на лад, они соберут урожай, получат деньги и смогут купить и батарейки, и все прочее.
Ничего нового он не услышал. То же, что и вчера вечером. Будь хоть что-то новое, тут же сообщили бы.
Старик ласково погладил синий футляр из блестящей искусственной кожи, еще раз оглядел красивый корпус приемника и попытался вспомнить его цену. Нет, стоил он недорого — ведь наличными взяли с него всего десять долларов…
8
С сорняками бороться можно. Это совсем не трудно, когда нет дождя.
От восхода и до заката погонял он мулов, шлепая их вожжами по мокрым бокам, щелкая кнутом и осыпая ругательствами, когда те замедляли ход. Обеденный перерыв он считал напрасной потерей времени, торопливо проглотив еду, торопился обратно в поле не дожидаясь, пока подсохнет мокрая от пота рубаха. Еще пару дней, и холм будет вспахан, а к тому времени и низина просохнет, и он сможет продолжать…
Возвращался он уже в темноте, мокрый, обгоревший на солнце, до смерти измотанный, и садился ужинать при свете лампы, моля Бога, чтобы погода оставалась ясной. Сидя в самом дальнем углу, Кэс все жаловался на боль в ногах, которая не давала ему выйти в поле и которая все нарастала, пока шла охота на их Свэла. Джесси молча неподвижно ждала у плиты, пока тот уйдет, и садилась есть только после этого. В тусклом свете лампы золотились волосы Джой, в душном ночном воздухе от нее исходил слабый аромат, словно напоминание о несбывшихся надеждах.
Еще два дня выдались ясными и теплыми. Митч вспахал весь холм, безжалостно подгоняя мулов, словно изможденный ангел мести, избивающий демонов. Кэс все не отходил от приемника, содрогаясь каждый раз, когда их фамилию слышали тысячи людей. Свэла так и не нашли. Он исчез.
Свэл исчез, испарился.
Днем, валяясь в постели, Джой пыталась уснуть. В кухне гремела посуда, в гостиной бубнил приемник. Было жарко. Она сняла платье и сорочку, оставшись в весьма вызывающих трусиках и бюстгальтере. Приоткрыла дверь, надеясь хотя бы на сквозняк.
«Надеюсь, Кэса не понесет на кухню, — думала она. — А впрочем, черт с ним. Не стану я париться в платье только из-за него…»
Прикрыв лицо рукой от света, она тут же ее убрала — так было еще жарче. Рядом на сундуке валялся ее раскрытый чемодан. Нехотя повернув голову, оглядела она ворох платьев, пересыпанных пудрой, груду белья, накупленного в дешевых магазинах, свою последнюю пару чулок, и ей захотелось закричать.
«Господи, может, мне умереть и покончить со всем этим раз и навсегда? Что я здесь делаю, на этой кровати, в такую жару? Вот что есть у меня в двадцать восемь лет: чемодан с дешевыми тряпками, которые не наденет и захудалая шлюха, дурацкое замужество за гангстером-неудачником, до того — за еще более жалким букмекером, продававшим информацию таким же жалким людишкам на ипподроме… а до этого… но зачем вспоминать жалкие лачуги и жалких типов…
Изумительная Джойс Гэвин Брассер О’Нили! Жалкая голодранка, у которой не было ничего, кроме красоты, а теперь и той не осталось. Еще несколько лет, и я стану старухой нищенкой, никто в мою сторону и не посмотрит. Есть от чего веселиться!»
И она заплакала. Но, дав волю слезам, вдруг почувствовала, что в комнату кто-то вошел. Обернувшись, сквозь слезы увидела Джесси, испуганно застывшую на пороге.
— Что случилось, Джой, тебе плохо?
Вытерев глаза рукой, Джой кивнула. Джесси, отыскав в чемодане носовой платок, протянула его. Джой утерла глаза, но тут же снова всхлипнула.
— Что случилось, Джой, — повторила Джесси. — Я могу тебе помочь?
— Я думала о Свэле, — соврала Джой. И тут же заверила себя, что так и было. — Извини!
— Бедная! — Глаза Джесси тоже застлали слезы. — Мне так жаль тебя и его…
Джой заплакала вновь. Присев на край кровати, Джесси робко положила руку ей на голову. Джой прижала девочку к себе, уткнулась лицом в простыню и зарыдала еще пуще.
— Джесси, Джесси, я так одинока! — простонала она. — Никого у меня нет! Красота моя пропала… Ничего у меня не получается…
9
Джесси ласково погладила ее по голове.
— Джой, ну что ты говоришь! Ты же знаешь, все не так: у тебя есть мы, и никого красивее тебя я в жизни не видела.
— Не надо, милая, — перебила ее Джой севшим голосом. — Спасибо тебе за добрые слова, только это ни к чему.
— Но ведь я на самом деле так думаю, Джой.
«Может, она и права, — подумала Джой. — Странная девчушка — ни соврать, ни покривить душой не может».
— И не думай ты все время про Свэла, — продолжала Джесси. — Понимаю, тебе нелегко, но не стоит так надрывать душу. Подожди-ка…
Она вышла и вернулась с водой и полотенцем.
— Ты умойся, Джой, и станет легче. Я сейчас принесу твою косметичку, а пока ты будешь причесываться, я поглажу тебе платье. Красота пропала! Надо же такое придумать!