— Отвези, — пожала плечами я, и за моим равнодушием друг Александр словно увидел ту пропасть, в которую я уже летела. Место не имело значения. Мне нужен был Он и только Он, а без Него я умирала, и мне было совершенно все равно, где именно умирать. Тогда-то и появился план — не у меня, у моего друга Александра. Он предложил накормить меня таблетками, вырубить, так сказать, ненадолго и не сильно, чтобы как бы чего не вышло от того, что я останусь в твердом уме и трезвой памяти.
— Как это — накормить таблетками? — переспросила меня Наша Наденька, голос потрясенный, не верящий. — Какими таблетками?
— Обычными. Транквилизаторами. Их тогда на каждом углу продавали, — пожала плечами я.
План был принят на ура всеми, кроме меня. Я равнодушно пожала плечами и сказала: «Делайте, что хотите». Тогда была собрана инициативная группа из местных тусовщиков, уже осведомленных о проблеме. Кого-то послали за транквилизаторами — их продавали старушки у метро, совсем как сейчас квашеную капусту. Да разве в этом дело? Кто-то купил таблетки, потом «всем миром» решали, какова должна быть доза препарата, чтобы излечить меня на время от неразделенной любви, но не убить. Вопрос был не праздным, ибо передозировки в их целях и задачах не стояло. В итоге народ постановил, что выпить нужно не больше десяти таблеток. Меньше — не поможет, больше — может навредить.
Доктора, мама дорогая.
Мой друг Александр сказал, что присмотрит за мной. Я только рассмеялась и попросила воды, чтобы запить «лекарство».
— Ты уверена? — спросил он, а перед моими глазами стояло лицо того, Другого, говорящего мне, чтобы я убиралась. Это был конец, я знала, что не увижу его больше — никогда. И эта мысль была радиоактивной, опасной, она изменяла меня, трансформировала во что-то другое, неуправляемое и плохое.
— Я ни в чем не уверена, — ответила я и без колебаний выпила таблетки. Забыться на всю ночь, не думать ни о Нем, ни о чем другом — это звучало как мечта.
После мы сидели на солнце, на парапете и ждали, что же будет. Я помню ветер, помню, как он играл моими волосами, утешал меня — теплый, свободный, и легкая, почти незаметная дымка равнодушия опускалась на меня. Сумасшедшие. Совершенно сумасшедшие. Никаких вариантов, все было именно так. В какой-то момент я встала и пошла по дороге, не обращая внимания на летящие мне навстречу машины. Мой друг Александр не успел даже отследить, в какой момент мое отпущенное на свободу бессознательное скомандовало мне направить себя на встречную полосу. Он бросился за мной, мой друг Александр, он успел схватить меня и вытащить на островок между полосами. Все водители сигналили нам и орали как сумасшедшие. Я ничего этого не помню. Последнее мое воспоминание было — ветер, играющий моими волосами, и руки, которые вдруг стали будто бы не мои. И что мысли о Нем меня больше не терзали.
Любовь. Дофамин. Транквилизаторы. И вся жизнь впереди.
Я отсутствовала в этом мире три дня и две ночи. Инициативная группа все же напутала с дозировкой, или, может быть, сознание просто не хотело возвращаться обратно. Только к обеду третьего дня я очнулась в незнакомой квартире на неудобной, продавленной многолетним использованием кушетке. Я понятия не имела, где я и как попала в это место. В комнату через приоткрытую дверь залетали звуки — где-то работал телевизор, шли новости. Я принюхалась — пахло выпечкой и чем-то еще, каким-то супом. Я встала; тело слушалось меня поразительно легко, хотя еще сохранялась странная внутренняя неопределенность, когда чувствуешь, будто ты находишься в двух местах сразу. Выглянула и наткнулась взглядом на полную в бедрах старуху в халате и фартуке. Старуха разглядывала меня с нескрываемым неодобрением, и я ее понимала. Если вот мне в дом внук притащит невменяемую девушку-подростка, тоже небось не обрадуюсь.
— Живая? — только и спросил меня ее внук, незнакомый мне бородатый парень лет двадцати. Я кивнула и попросила воды. Выяснилось, что после того, как я чуть было не решила весь вопрос, кинувшись под машину с ловкостью циркового жонглера, инициативная группа пришла к заключению, что оставлять меня в одиночестве или отвозить домой в таком состоянии категорически нельзя. Конечно, никто не мог представить, что «такое состояние» продлится три дня. В первый день «дежурным по классу» был мой друг Александр, что было только логично, так как он был моим другом и именно тем лицом, которое вручило мне упаковку с таблетками. Однако на следующий день с дачи возвращались его родители, и шефство надо мной было передано следующему в цепи — девушке Кате с «Октябрьской», а от нее — Володе и Паше из Балашихи, и так далее, пока я не оказалась в Чертанове у бородатого внука старухи в фартуке, которая только что сварила гороховый суп.
— Ничего себе! И что же дальше?! — спросила Наша Наденька. — Помогло тебе это? Ты пришла в себя? Забыла Его — свою первую любовь?
— Ты знаешь, да, — кивнула я. — Как ни странно, в чем-то твои ученые правы. Но не во всем.
Я не помню, как меня притащили в квартиру в Чертанове, но уходила из квартиры совсем другой. Теплое весеннее солнце согревало мое лицо, и я сосредоточилась на этих чувствах, стараясь не думать больше ни о чем. Боль не ушла, она осталась, и малейшее эхо мысли о том, что я больше никогда не увижу Его, заставляло меня сжиматься, как от порыва ледяного ветра. Но что-то уже поменялось, и я знала, что смогу это пережить.
Возможно, что и Он почувствовал это. Мой непредсказуемый, переменчивый любовник, моя первая любовь — он перестал злиться на меня уже к вечеру первого дня. Возможно, как раз тогда, когда я начала разговаривать с ветром, он и подумал: «Где-то там моя влюбленная сумасшедшая подруга?» Когда я не вернулась ни вечером, ни к утру, Он принялся меня разыскивать. Он приехал туда, где я была вчера, — к моему парапету, и услышал о том, что случилось. Он нашел мою историю, но не нашел меня. Я была на пути к Кате на «Октябрьской». Когда нашли ее, я уже перешла в руки Володи и Паши из Балашихи. Бородатому внуку я досталась на сохранение вообще случайно — его не знал никто из тех, кто знал меня. Мой друг Александр подрался с моим возлюбленным. Возлюбленный победил — он всегда отличался бешеным нравом. Я в это время шла по Чертанову и улыбалась солнышку.
— Неужели ты вернулась к этому музыканту? — Анна смотрит на меня удивленно, как будто я добровольно купила туристическую путевку в Афганистан. — После того, что ты пережила.
— В этом-то и проблема первой любви, — улыбаюсь я. — Поэтому-то я и сказала, что пропустила бы ее и начала сразу с третьей! Конечно, я вернулась.
Если сейчас закрыть глаза, я тут же вспомню то ошеломительное чувство даже не счастья, а чего-то другого, космического, как водородный взрыв на солнце. Он стоял и смотрел на меня и спрашивал, какого черта, почему он должен бегать по всему городу и искать меня. Это было невыносимо и прекрасно. Я прожила с Ним еще два долгих года, родила дочь, вышла за Него замуж — и только потом смогла от него уйти. Но это уже совсем другая история — счастливая.
— А если бы ты смогла все переиграть заново? Ты бы, наверное, убежала, как только он появился бы на твоем горизонте, да? — спросила меня Машенька. — От греха подальше.
— Ни за что, — с удивлением ответила я. — Нет, это моя история, моя память. Сама не знаю, почему, но я бы не стала менять ничего. Ни единого дня. Первая любовь — это почти всегда очень больно. Это как рождение на свет, нужно пройти через настоящий кошмар, чтобы потом долго и мучительно учиться жить в этом мире. Но ведь оно того стоит, верно? Она меняет нас — и часто к лучшему. Мы начинаем ценить простые вещи. Такие, как тихий вечер перед телевизором. Или чашку чая.
— А кстати, кто хочет чаю? — спросила психолог Ирина. — Думаю, что нам придется назначить дополнительный семинар. Постигать чудо любви — это дело непростое. Никогда не знаешь, что всплывет из памяти. Я лично так устала, что чаю бы точно выпила.
— И мы, и мы… — защебетали мы хором. Потом выяснилось, что кто-то принес пирог с вишней, а кто-то — конфеты. Мы притащили стол, поставили его в центр, а сами расселись по стульям и принялись вспоминать безумия юности и всех наших мужчин. Все же хорошо, что на наши семинары мужчины почти никогда не приходят. Разве с ними вот так посидишь? С ними разве что постигать чудо любви. В свободное от самопознания время!
Татьяна Алюшина
Татьяна Алюшина стала писателем совершенно неожиданным и странным образом — придавила как-то жизнь в очередной раз, все и сразу навалилось, так, что не продохнуть. И вместо того чтобы пожалеть себя, Татьяна вдруг почувствовала страстное желание выговориться бумаге — села и написала первую книгу. Автор уверена, что счастье всегда рядом, нужно только суметь впустить его в свою жизнь.
Любви все возрасты…
Первая любовь произошла и случилась со мной… в детском саду.
Большая, сильная и светлая, как и положено!
Все всерьез! А как же!
И избранником моей энергичной любви стал мальчик из моей группы по имени Юра.
А произошло все таким образом.
До определенного момента ни мальчик Юра, ни какие иные мальчики, да и девочки тоже, меня особо не волновали, ну, как особо — вообще не интересовали как таковые: ну бегают, играют рядом какие-то еще дети в группе, да и пусть себе, что на них внимание-то обращать!
Все дело в том, что я в детстве была ну очень активным ребенком, к тому же — с большой фантазией и выдумкой, и без каких-либо усилий с моей стороны умудрялась непонятным образом вовлекать в свои игры и дела практически весь горшочный коллектив нашей группы.
Это получалось как-то само собой. Вот возникла какая-то фантазия у меня в голове, например: обойти территорию садика по всему периметру вдоль забора — нет, ну согласитесь: интересно же! А что там? Вот кто-нибудь ходил вдоль всего забора? А? А вдруг там что-нибудь эдакое, а никто и не знает!