Но, как и положено всем мальчикам, тупил по поводу более высоких эмоций и всяких там любовей, не в пример продвинутым в этом плане девочкам, как известно, более раннего чувственного созревания. Так что вся моя пылкая и бескорыстная любовь была ему недоступна для понимания, как аборигену паровая машина.
Но меня эта мальчиковая «несознанка» совершенно не волновала — главное, что я его любила прямо на века и до высокой высоты!
И если раньше поход в садик по утрам был для меня чем-то вроде каторги, и тащилась я неизменным «паровозиком» сзади за папой или мамой, отводившими меня в сад, то теперь я летела впереди вприпрыжку и нетерпеливо поторапливала их.
Я летала, парила и придумывала еще более интересные и увлекательные игры и занятия, где главную героическую роль отводила Юре!!
Ах, Юра, Юра! Лучший мальчик на земле!!
Только…
Все по-взрослому! В любви, видимо, всегда так — по-взрослому!
На пути моего полного счастья встало трудное препятствие — судьба-злодейка в лице девочки Марины!
О боже, боже! Эта Марина!!
Полная противоположность мне! Тяжелейший антипод!
В детсадовские времена я представляла собой чрезвычайно живую и подвижную девочку, больше похожую повадками на мальчишку: худую, быструю-шуструю, с короткой стрижкой, в коротких юбочках и свитерках, не любившую платья и банты, позволяя эти мытарства надевать на себя лишь по особым праздникам.
И Марина-а-а-а!
Девочка-Мальвина, девочка-кукла, девочка — выставочный экземпляр!
Сейчас такую назвали бы гламурной.
Причесочка — убранные со лба и боков назад волосы, скрепленные сзади роскошным бантом, из-под которого свободно струились по плечам закрученные, чуть ли не уложенные, шикарные локоны. Она этот бант даже во время сна не снимала, так и спала, аккуратно устраивая головку на подушке.
И платья! Всегда платья! Великолепные, с кружевными оборками и неизменным пояском, пристроченным спереди и завязывающимся сзади бантом на талии. Этот бант сзади она с особой тщательностью завязывала после дневного сна.
И всегда белые колготки.
Картинка!
И такая стерва!! Вот с рождения! Вот бывают такие девочки, которые с рождения красотки, картинки и хитрющие стервы! Эта была как раз из этих!
И встала она стеной на моем пути к счастью!
Вообще-то наше противостояние началось давно — ну никак девочке Марине не давала покоя моя популярность у ровесников. Понятное дело, что она-то как раз ни в одной из моих афер, игр и придумок участия не принимала, но, когда «электорат», как овцы (все до одного), шел за мной и участвовал во всех проказах, оставляя ее, принцессу такую, в одиночестве и без свиты, это Марину сильно раздражало, напрягало и категорически не устраивало.
Она тоже, как выяснилось, рулить любила, а тут… Ну, понятно.
Не забывала она и про добивание поверженного врага и практически каждый раз, когда я стояла в углу, говорила мне гадости, правда — издалека, чтобы воспитатели не пожурили ее за разговоры с наказанной.
Разумеется, она не могла не заметить моего особого отношения и внимания к Юре — такие барышни скорее дышать перестанут, чем пропустят и не усекут интригу.
А как только она поняла, что я в него влюблена и мы дружим, тут же включилась в бои без правил! Не за Юру как такового, а против меня.
И по-нес-лась!!
Она начала обхаживать его с особой настойчивостью: угощать сладостями, постоянно находилась рядом с ним, играла во все его игры и говорила-нашептывала гадости обо мне, какие только была способна придумать.
Я же, в свою очередь, действовала более прямолинейно — отодвигала конкурентку, напоминала Юре про нашу дружбу навек, придумывала еще более интересные игры и занятия, чем раньше, и открыто требовала, чтобы Маринка не приставала к нему и к нам двоим. А то и норовила ее оттолкнуть или тюкнуть чем-нибудь. Один раз мы даже подрались на куклах, то есть принялись колошматить друг друга куклами.
Она тут же пожаловалась воспитательнице, и… понятно дело, что в глазах воспитателя Марина всегда хорошая, ну а я — наоборот! И хоть наши «разборки» начинала и инициировала девочка Марина, меня априори считали задирой и зачинщицей.
Вот такая взрослая несправедливость!
Надо отдать должное Юре — жил он себе тихо, мирно и понятия не имел, какие страсти кипят и баталии разворачиваются вокруг его персоны. Был всегда занят своими мальчишескими играми и интересами, большую часть времени проводил все же со мной, поскольку со мной, честно говоря, было не в пример интересней, чем с кем-то еще из группы. Я ведь не только в поиске приключений находилась онлайн, я еще умела рассказывать всяческие интересные истории. У меня старшая сестра бегло читать начала в пять лет. С тех пор читала все подряд и часто мне пересказывала сказки и истории всякие из книжек, а то и вслух читала. А я запоминала сразу же, да еще раскрашивала повествование своими дополнениями.
Детсадовская аудитория внемлела, разинув рты, когда я находилась в особом декламаторском ударе.
Так что любимому Юре интересней было со мной, невзирая на всю неземную красоту Мариночки. Ну, это-то ясно — по младенчеству лет у него такие приоритеты еще преобладали; думаю, будь мы постарше, внешность перевесила бы интеллект.
Впрочем, не суть.
Но, как известно, капля камень точит, а тихое злое слово до сердца добирается, а уж Марина упорством мне не уступала, и ее постоянные наговоры и речи дивные о себе хорошей и прекрасной мало-помалу, но стали иметь некое влияние на предмет моей любви, и вот однажды он заметил:
— А Марина сказала, что ты… — и что-то там обвинительное.
— Да ты что?! — возмутилась от всего своего сердчишки я.
И разъяснила, как на самом деле было.
Первый раз он выслушал со всем серьезом и поверил, кивнув. И второй раз поверил. А на третий призадумался недоверчиво. А на четвертый наглый оговор принял за чистую монету и слушать моих объяснений не стал.
И суровые уроки женского коварства пришлось испытывать и проходить мне, переживая чувство ужасной злой несправедливости и нечестности!
И предательства любви!
И настал тот страшный и черный день, когда дурачок мальчик Юра подошел ко мне и заявил со всей строгостью:
— Я с тобой больше дружить не буду! Мне Марина все рассказала, какая ты нехорошая девочка.
И ушел. А Маринка стояла во время этой отповеди недалеко и улыбалась довольной победной улыбкой!
Я тогда проплакала целый час, и ни одна из воспитательниц не смогла добиться от меня, что произошло. Я замкнулась в себе, ни с кем не разговаривала весь день и все посматривала на торжествующую Маринку, которая демонстративно весь день обнималась с Юрой, когда замечала, что я на них смотрю.
На следующее утро я устроила форменный бойкот и наотрез отказалась идти в садик, да еще и шантаж родителей применила:
— Если вы меня туда отведете, я тогда точно заболею!
— Ну, что случилось, маленькая? — допытывалась мама.
И я, не выдержав ее заботливой нежности, расплакалась и рассказала про Юру, мою любовь к нему навек и Маринку-гадину.
Мама вздохнула, прижала меня к себе, погладила по головке, расцеловала и принялась тихонько меня покачивать, поглаживая по руке, и, как бы рассуждая, заметила:
— Можно, конечно, в садик не ходить какое-то время, но тогда получится, что эта Марина тебя победила.
— Как это? — сильно заинтересовалась я.
— А вот так. Если ты не ходишь, значит, испугалась ее или признала, что она умнее и лучше тебя, и главное, что она рассказала о тебе правду и ты действительно такая плохая, как она говорит. Она же не боится ходить в сад и чувствует себя победительницей, хоть и оговорила тебя и врала.
— А я тогда кто?
— А ты проигравшая и как бы признаешь это, раз боишься с ней встретиться.
— Я не боюсь! — возмутилась я, но, подумав, признала: — Просто теперь получается, что я плохая, а она хорошая.
— У кого получается? — мягко спросила мама. — У Марины и Юры?
— Еще и у воспитательницы, ей она тоже про меня наговорила.
— Ну, с воспитательницей мы отдельно побеседуем! — сказала таким тоном мама, что я тут же не позавидовала той воспитательнице.
Мама у меня такая! Справедливая. И вообще необыкновенная!
— А вот что касается Марины с Юрой, ты же не хочешь, чтобы они чувствовали себя правыми, а тебя считали нехорошей.
— Не хочу, — энергично покрутила я головой и тут же живо поинтересовалась: — А как сделать наоборот? — И предложила свой, очевидный вариант: — Как надавать этой Маринке!
— Нет-нет! — решительно отвергла насилие мама. — Ни в коем случае! Даже не вздумай! Ты же хорошая девочка, разве можно драться!
— Иногда можно, — честно призналась я.
— Нет. Драться ты не будешь, — строго предупредила мама и пояснила: — Это не выход. Есть несколько иных вариантов, — чуть улыбнулась она. — Первый: игнорировать их обоих.
— Чего рирова…? — не поняла я.
— Не замечать, — растолковала мама непонятное слово, — словно их и нет вообще, и неинтересны они тебе вовсе.
— Это трудно, — подумав над предложением, вздохнула тягостно я и спросила: — А второй вариант?
— Придумать что-то интересное, проявить себя, какое-нибудь дело, в котором могут принимать участие другие ребята, и заинтересовать всех. А вот Марину и Юру не приглашать принять участие, как бы они ни просились.
— Я, мамочка, — напомнила ей доченька, еще более тягостно вздохнув, — всегда что-то придумываю и это… как его, проявляю, а потом в углу стою.
— А мы придумаем что-то очень правильное, интересное и хорошее, — уверенно пообещала мама и усмехнулась, погладив меня по голове, — менее разрушительное и опасное.
В садик в этот день я таки пошла. И первый совет мамин воплотила в жизнь — напрочь, то есть в упор, не замечала ни Марины, ни Юры и ходила с гордо задранной головой, чем заставила сильно нервничать соперницу, не понимавшую, что происходит.
А вот не замечала, и все. Словно их и не было.