Лагерь настолько дружил с поселком, что забор, ограждающий место нашего отдыха, носил, по сути, формальный характер. По территории всегда гуляли местные подростки, мы играли с ними в футбол, катались по очереди на велосипедах, болтали на дискотеках, смотрели вместе кино. Вроде и немного их было, приходящих в гости, но атмосфера сразу менялась в лучшую сторону: нам становилось интереснее.
Ленка знала всех, и все знали ее, поэтому в наш корпус местные мальчишки и девчонки заглядывали чаще. И так как мы относились к старшим отрядам, гости у нас тоже были «серьезные»: кому пятнадцать, кому шестнадцать, а кому и семнадцать уже исполнилось.
Шпана. Мы не произносили этого слова, однако именно такое отношение было к Славке и его окружению. Уверенный в себе загадочный лидер и куча мальчишек, готовая подражать ему с утра до вечера. Он приходил, когда хотел, держался в стороне, уважительно относился к Ленке и, в общем и целом, не делал ничего, что могло бы охарактеризовать его с плохой стороны. Но одного взгляда хватало, чтобы свита притихла (да и наши мальчишки тоже), а уж девчонки… Они придумывали всевозможные истории с участием Славки, мучили Ленку вопросами и не смели даже близко к нему подойти. И только наша палата сохраняла равнодушие и спокойно жила в своей уютной параллельной вселенной: мы слишком часто ездили в этот лагерь, и от ахов и охов были застрахованы.
Я уже не помню, почему не пошла на полдник, а отправилась в корпус одна; возможно, меня не вдохновляли кефир и яблоки — и то, и другое я полюбила гораздо позже.
На первом этаже шла активная игра в настольный теннис. С одной стороны с ракеткой стоял Славка, с другой — паренек из его свиты.
Игра навылет разделила зрителей на две половины: скучающих проигравших и желающих сразиться с «атаманом». Благодаря брату я хорошо играла в теннис, побеждала почти во всех турнирах лагеря, поэтому и не прошла мимо, а пристроилась около кресла, прислонившись спиной к стене.
Славке не было равных. Обладая отличной реакцией и спортивной дерзостью, он выигрывал одну партию за другой. Улыбался, посмеивался и весело спрашивал: «Кто следующий?» Когда желающих не осталось, я, чуть помедлив, выпрямилась, шагнула вперед и просто сказала:
— Я.
Местные мальчишки о моих победах не знали, поэтому в ответ раздались взрывы хохота и язвительные насмешки: свита зашумела, предвкушая обязательное развлечение. Девчонки же не умеют играть в теннис, похвастаться им совершенно нечем.
— Хорошо, — усмехнулся Славка и добавил: — Юрка, дай ей ракетку.
Но я не боялась поражения, наш теннисный уровень был приблизительно одинаковым, мне даже казалось, что я играю лучше. Подумаешь, еще одна партия…
Славка смотрел открыто и уверенно, не сомневаясь в собственном успехе. Ему почти семнадцать, а мне четырнадцать. И я не какая-нибудь красавица, вызывающая вздохи восхищения, а обыкновенная девчонка в тренировочных штанах и рубашке брата, коротко стриженная и конопатая. Принимать меня всерьез… Невозможно.
Юрка с едкой улыбкой протянул мне не самую лучшую ракетку — старенькую, полумягкую (хорошо, не твердую), так мы ее называли. У Славки же была новая, мягкая, отлично закручивающая мячик, что, конечно, большой плюс в игре. Я чувствовала, как он испытующе смотрел на меня, ожидая законной реакции по поводу несправедливости. Логика проста: если девчонка разбирается в ракетках, то она наверняка хоть как-то умеет играть и, по идее, должна пробубнить законное: «Так не честно». На ракетках тогда мы были здорово помешаны.
Я промолчала. Скорее из упрямства, чем от желания «запутать следы».
— Детскую или взрослую? — вопросительно приподняв бровь, поинтересовался Славка.
— Взрослую, — быстро произнесла я, хотя изначально для быстроты хотела сыграть короткую партию.
В ответ раздался взрыв хохота: у мальчишек было такое настроение, что любой ответ вызвал бы смех. Я посмела выйти к теннисному столу, да еще с кем вздумала состязаться! Сумасшедшая…
— Твои подачи, — благородно сказал Славка и взял ракетку со стола.
— Нет, разыграем по-честному, — ответила я.
В холле повисло напряжение, свита подтянулась ближе, все замерли, начиная понимать, что я не новичок. «Ну, давай… Посмотрим, как ты играешь… Мячик-то отбить сможешь…» — понеслись короткие насмешки со всех сторон.
Славка смотрел на меня так, будто я маленькая птичка, а он смертоносный хищный ястреб, вышедший на охоту. Он и похож был на ястреба: светлый, треугольное лицо, нос, явно когда-то переживший перелом, и тонкие губы. «Что девчонки находят в нем?» — пролетела мысль, и мячик застучал по столу.
Пять минут назад Славке не было равных, теперь появилась я… Мы гасили направо и налево, крутили, отлетали от стола и устремлялись к сетке, скрещивали взгляды, слушали, как Юрка объявлял счет. Мальчишки уже не комментировали мои действия, в холле царил спортивный азарт, когда все решают миллиметры и мгновения, когда не важно, кто ты и сколько тебе лет. До определенного момента не важно…
При счете 19:20 в мою пользу игра остановилась. Это получилось само собой, никто никаких команд не отдавал. Мы со Славкой стояли молча, друг напротив друга, выпрямившись, опустив ракетки. Он смотрел предостерегающе, чуть прищурившись, и только в этот момент до меня стало доходить, что я творю… На глазах у изумленной свиты я мужественно и красиво одерживала победу над их «атаманом». Я — четырнадцатилетняя конопатая девчонка…
Такое не прощают. И Славка давал мне минуту на размышление, еще существовал шанс все исправить, ошибиться и не унизить его перед мальчишками. Но отчаянная упертость не знала границ, за считаные секунды я сделала выбор, доверяясь маленькому белому мячику и потрепанной жизнью ракетке: как получится, так и будет.
— Твоя подача, забыла? — произнес Славка, приближая меня к пропасти.
Да здравствуют победители! Это же здорово — побеждать, правда?
Сначала мне казалось, будто мяч движется как при замедленной съемке, затем, наслаждаясь полетом, он дернулся вперед пулей. Стук о стол, еще, быстрее, быстрее, нужно успеть! Моя рука взлетела вверх и…
— 19:21, — выдохнул Юрка. — Партия.
В холле стало так тихо, что у меня зазвенело в ушах. Мячик катился по полу, но никто и не думал наклоняться и поднимать, присутствующих меньше всего интересовала его судьба — наступят, и ладно, ерунда, не он тут главный герой.
Свита Славки мгновенно стала редеть: они уходили по одному, молча, понимая, что лучше не присутствовать при наказании, которое больше потянет на расправу. Никто ничего не видел, никто ничего не знает — так лучше. И разве можно мешать ястребу скушать птичку? Сама же напросилась, глупая, куда полезла…
Последним, сунув руки в карманы, ушел Юрка, а мы остались вдвоем. Все так же стояли друг напротив друга, не шевелясь, обмениваясь острыми взглядами. Страх осторожно скользнул под рубашку и потянулся к шее, я почувствовала, как начинают дрожать ноги и холодеют пальцы. Сердце превратилось в тяжелый раскаленный камень и обожгло изнутри. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы я не побежала, но… если жертва срывается с места, то хищник, ведомый инстинктом, устремляется следом.
И я рванула. Однако не вылетела на улицу, где оказалась бы в полной безопасности, а изо всех сил побежала по нашему длиннющему коридору. Подобный маршрут никак не мог привести к спасению. Корпус пустой — все в столовой, в палате дверь не закрывается, впереди тупик в виде окна с цветком на подоконнике. Но я бежала, искренне надеясь на чудо, а за спиной раздавался страшный топот.
Шансы равнялись нулю. За полметра до родной палаты тяжелая рука Славки бетонной плитой рухнула на мое тощее, практически цыплячье, плечо. Ноги подкосились, и, потеряв равновесие, я упала, сильно стукнувшись головой о покрытый плиткой пол. В глазах потемнело, и оставалось только надеяться на крепость черепа (вовсе не хотелось, чтобы он раскололся надвое).
Славка продолжал крепко держать меня, он тяжело дышал и, похоже, не знал, что делать. Инстинкт хищника выполнил свою функцию — ястреб догнал птичку, и, по сюжету, надо бы открутить ей башку, но…
— Больно ударилась? — прохрипел он, явно злясь.
— А тебе какое дело! — Я попыталась вскочить, но голова закружилась, из глаз брызнули слезы обиды, отчаяния и боли. Несправедливость душила, падение казалось бесконечно унизительным. — Убирайся, — четко произнесла я, резко откинула руку Славки, медленно поднялась и, держась за стену, побрела к своей палате. Зашла, легла на кровать и уставилась в потолок, ненавидя врага до глубины души. Я больше не боялась, в таком положении меня вряд ли можно было отдубасить.
Но я рано расслабилась, через минуту в палате появился мрачный Славка. Молча приблизившись, он наклонился и уперся руками в подушку как раз рядом с моими ушами. Показалось, будто надо мной нависла глыба, которая вот-вот рухнет и непременно раздавит. Его прожигающие насквозь глаза были так близко, что перехватило дыхание и во рту пересохло.
— Извини, — сказал он и обдал меня ледяным взглядом.
— Ни за что, — прошептала я, не задумываясь о том, что местный «атаман» вряд ли просит прощения каждый день…
— Я сказал — извини, — произнес он настойчивее и громче.
— Ни за что, — повторила я, уже улавливая знакомую дрожь страха под ребрами.
Славка наклонился еще ниже, так, что его дыхание обдало лицо.
— Значит, не простишь? — грозно спросил он.
«Сейчас он меня точно прибьет», — пронеслась огненная мысль, и одинокая слеза покатилась по щеке на подушку. О, как я возненавидела эту слезу!
— Нет, — ответила моя железобетонная упертость.
Славка прищурился, выпрямился и вышел из палаты, громко хлопнув дверью.
Я осталась жива.
Чудеса случаются…
Минут двадцать я лежала не шевелясь, вспоминая партию в теннис, мечтая как можно скорее вернуться в Москву, вытирая редкие слезы, хорошенько себя жалея. Я представляла, как становлюсь великаном и побеждаю врага одной левой, как все мальчишки из свиты Славки смотрят на меня уважительно, как…