За мной.
Я стал постепенно разогревать воду в котелке. Попытался вспомнить ощущения тела и сознания, как когда находился в Золотой Роще.
Руки расслабились. Одну из них я положил на котелок, он был толстый и нагревался медленно, не то что чайник у Белки. Значит тут придется заваривать по-другому. Каждая заварка должна быть особенной. Другой. Потому что вода другая…
Я посмотрел на зеленоватую воду, и сразу понял, что нужно долго держать ее на грани не доводя до кипения, чтобы она очистилась от примесей с помощью моей Ци. Слишком много в ней «болотного» и это повлияет на вкус.
И сам чай…теперь это не листья чая белки — это сгустки огненной Ци, которые нужно осторожно погружать в воду, предварительно окутав моей Ци, потому что если они сразу выплеснут свою стихию и вскипятят воду — чай будет испорчен. А мне это не нужно.
Мне и самому хотелось показать этой жабе, какой я умею заваривать чай. Да, немножко гордости, но почему нет?
Я слушал воду, как медленно она начала оживать.
Жаба не отводила взгляда от котелка. Следила за моими движениями.
— Чай не согревает тело, — сказал я, вспоминая наши разговоры с Белкой, — Он пробуждает то, что мы успели забыть.
Я помнил, как глоток чая белки заставил меня вспомнить и переосознать свои воспоминания.
— Слова…слова…слова… — чавкнула жаба и выплюнула золотую безделушку перед собой, — Скажи, вот ты, например, отдал бы что-то дорогое, чтобы получить мой Лотос?
Я задумался и продолжил держать руку на котелке, направляя Ци в «кипятильный камень».
— Я бы отдал мешок золота, если бы у меня он был, — уклончиво ответил я.
Вот где-то тут и начался торг, очевидно. Чай — предлог.
Жаба рассмеялась, и от ее смеха плот вновь начал дрожать. Что немного затруднило готовку чая. Все-таки котелок должен стоять неподвижно, чтобы вся вода была определенной температуры. Для перемешивания воды было еще рано. Ну да ладно, пока что я выпаривал болотные примеси.
— Разве золото дорогое? — надменно фыркнула Жаба, — Глупость! Золото дешевле страха. Оно пыль. Но знаешь, почему я его люблю? Оно врет — оно обещает тепло, власть, безопасность….а на деле золото — пустышка, которая заставляет людишек ползти. Ползти ко мне.
— Ты говоришь, что золото врет? — задал я риторический вопрос, и чуть повысил температуру в чайнике, — Но тогда получается, что ты окружила себя ложью…разве нет? Ты слушаешь шепот лжи каждый день.
Жаба будто сжалась. Сжалась, чтобы прыгнуть. Ее взгляд стал еще пронзительнее, а в глазах вновь появился желтовато-золотой блеск. Но не похоже, чтобы мои слова «ранили» ее так, чтобы она меня атаковала. Все-таки заварка чая — это нечто священное, прерывать человека во время такого процесса…нехорошо.
— Само по себе золото — ничто, но богатство — это свобода. — уверенно сказала она, — И вообще, лучше сидеть на сундуке, чем в сундуке.
Я ощутил как постепенно от примесей не остается ничего, пар переставал быть зеленоватым, а становился обычного цвета. Похоже, скоро можно повышать температуру еще сильнее.
— С чего ты взяла, что богатство — это свобода? Ты сказала, что лучше сидеть на сундуке, чем быть в сундуке, но свободы нет ни там, ни там. Свобода в том, чтобы уйти, ничего не забрав с собой. Свобода в том, чтобы оставить сундук.
Жаба молчала. Я слушал воду и подбавлял немного Ци.
Из котелка поднимался пар, в котором плыли силуэты людей, они тянули руки к призрачным богатствам и словно шептали «ещё немного, ещё чуть-чуть и оно будет моим…» Это место уже влияло на чай, на меня, на мысли. Впрочем, похоже я тоже влиял на жабу. Пар от воды шел в ее сторону и она так или иначе уже дышала им. А ведь там были частички моей Ци.
Жаба вздохнула, а потом сказала:
— Ты сказал мне, Праведник, что свобода в том, чтобы уйти, ничего не забрав с собой, но ты-то пришел забрать, не так ли? Ты пришел за моим Лотосом.
— Да, я пришел за ним, — честно ответил я.
— Так чем же ты лучше меня?
— Разве я говорил, что лучше тебя?
— Я слышу осуждение в твоих словах, — буркнула она и зло сощурила глаза.
Я прислушался к котелку с водой. Она уже была достаточно чиста. Можно было доводить «голос воды» из бурления в крик. Сейчас так было нужно.
— Я не могу тебя осуждать, потому что не знаю твоей истории, не знаю кто ты, и почему ты такая — я только вижу жабу, которая сидит на богатствах, от которых ей ни толку, ни проку. Не удивлюсь, если часть предметов тут давным-давно испортились.
— Это мои предметы! — вспыхнула жаба и засияла золотым, — И это мое дело, испортились они или нет!
— Конечно-конечно. — согласился я.
Вода уже почти кричала. Еще миг — и нужно было снимать ее.
Чуть обжигая руки, я снял котелок с камня.
Котелок стоял и я сделал жабе и всем остальным знак. Нельзя было, чтобы плот с хижиной шевелился.
Вода «доходила». После «крика» она должна была успокоиться. Нужно было поймать тонкий момент полной неподвижности, когда она становится единым целым: когда пузырьков уже нет, но она еще не начала стремительно остывать.
Я закрыл глаза, а когда открыл — уже наступил нужный момент. Это нужно чувствовать, это невозможно объяснить.
Я взял в руку огненные листья и, подняв их с помощью Ци на метр, отпустил. Они, кружась и спускаясь по спиралевидным траекториям, с шипением опустились в воду. Нельзя было положить их «рукой», иначе бы листья были зажаты. Они должны были упасть в воду в свободном падении. Так, как если бы это было в природе.
— Интересно ты завариваешь чай… — тихо сказала Жаба.
Лисы молчали, они не видели как я учился заваривать чай у Белки, а в дороге я ни разу не заваривал чай так, как сейчас. Потому что сейчас был особый момент. Я готовил чай именно для жабы. Как там говорила белка? Нет правильного варианта заваривания чая.
— Ты знаешь зачем мне нужен лотос? — спросил я Жабу.
— Догадываюсь…
Я осторожно вытащил из кольца два Лотоса и они сразу начали изменять вокруг себя воздух. Да, теперь чай будет совсем другим.
Жаба с жадностью вперилась взглядом в Лотосы, и в глазах ее загорелся новый огонек алчности — она захотела Лотосы себе.
— Видишь, ты уже хочешь себе эти Лотосы, а мне они ведь, в сущности, и не нужны, — сказал я, — Всё, что мне нужно — это возможность. Возможно изгнать существо во мне.
Жаба качнула головой, не отводя взгляда от Лотосов. Да, согласен, они завораживали. Вокруг них сразу взмыла в воздух синяя и красная пыльца, образовывая словно знак Инь-Ян вокруг котелка. Две противоположные стихии кружились, не прикасаясь друг к другу.
Следом в воду отправились линчжи.
Если отправить шиповник, то температура от обилия стихии огня станет слишком высокой. Вначале линчжи. Грибы падали в воду и медленно раскрывали свой аромат. Вода начала менять свой цвет на темноватый.
Я не подсчитывал в уме секунды. В таком деле как заварка чая, можно полагаться только на ощущения.
— Понимаешь разницу, — обратился я к жабе, — между возможностью и обладанием?
— Тебе всё равно нужен мой Лотос.
— Нужен.
Вжух!
С звонким шипением в чай полетели шиповники, как маленькие бомбочки. Вода вокруг них зашипела. А я через стенку котелка направил внутрь чая свою Ци. Всё это смешалось, образуя уже не чай, а что-то большее. Сочетание стихии моей Ци и…намерения.
Намерения убедить… Намерения показать… Намерения…помочь…
Да, что-то с этой жабой было не так, будто немая просьба о помощи, которую она не могла озвучить. И чай ей в этом поможет. Надеюсь.
Я наполнял этот чай тем внутренним спокойствием, которое ко мне пришло после посещения Долины Памяти. Это ощущение того, что ты стоишь перед чем-то важным и бесконечным я и пытался вложить в чай.
Несколько мгновений я подержал котелок в руках, «успокаивая» чай, а потом протянул скряжнику.
— Сейчас. — сказал я, и она меня поняла, перехватив чай длинным огромным языком.
Я сказал не «готово» — потому что чай не может быть готов, а «сейчас» — потому что только в этот момент его нужно и можно пить. Да, у белки был другой чай. Но я знал, что если в определенный момент мой чай не выпить, он потеряет тот эффект и вкус, который в нем должен быть.
Стихийная пыльца из Лотосов окутала котелок, и когда Жаба опрокинула чай внутрь своей бездонной глотки, то пыльца хлынула следом. Не то, чтоб я так задумывал, но, думаю, от этого вкус станет только интереснее.
На мгновение жаба засветилась изнутри, а потом так и застыла с открытым ртом.
«Ты что, ее отравил?» — неожиданно спросил Ли Бо, — «Нет, метод, конечно, хороший, я даже не подумал о таком, но от Праведника как-то не ожидал».
Да успокойся ты, — отмахнулся я от Бессмертного, — Это просто чай.
«Почему же ее так торкнуло?»
Не знаю. Может, никогда хорошего чая не пила? — ответил я риторически.
Глаза жабы прямо засияли желтым еще сильнее, а ее тело, всё покрытое золотыми монетами, засветилось. Она тряхнула своей башкой и сказала:
— Ухххх…
Ее взгляд какое-то время был расфокусирован, и направлен словно в себя, а потом, минуты через две, она пришла в себя и…сразу как-то обмякла. Ее тело расслабилось. Плот качнуло.
— Да-а-а… Такого чая я не пробовала… — честно сказала она и на какое-то время из ее глаз исчез алчный блеск, так напрягавший меня поначалу.
Мы встретились взглядами.
— Ты, наверное, смотришь на меня и осуждаешь…
Она повторилась, но я не стал ей об этом говорить.
— Осуждаешь… А ведь ты даже не знаешь ничего обо мне. А я даже не виновата, что такой стала…
Кажется, жаба всплакнула. Да уж, одного карпа-плаксы мне мало, так еще и жаба решила пролить скупые слезы.
— Вот в тебе сидит жаба-демонюга, ненавижу таких! — Жаба зло выстрелила языком и поймала монетку, — А я не демон. Я — древняя жаба. Понимаешь? А из меня сделали посмещище…
О чем она? — не понял я.
«Это она про фигурки с монетками, которые для притягивания богатства ставят в домах».