Так прошло всего две-три минуты, но они показались мне вечностью. Наконец Кейн издал прерывистый вздох. Когда он поднял на меня взгляд, его глаза были остекленевшими и полными боли. Мне так хотелось протянуть руку и дотронуться до него, но надо было быть осторожной. То, что причиняло ему такие страдания, возможно, могло зацепить и меня.
– Даже не знаю, с чего начать, – произнес он хриплым голосом.
При виде его смятения я нашла только один ответ.
– Как насчет того, чтобы начать с самого начала?
Он кивнул.
– Это я должен был сделать еще несколько недель назад. – Он пристально посмотрел мне в глаза. – Знаю, ты мне ничем не обязана, но все же попрошу тебя кое о чем.
– О чем же?
– Выслушай меня до конца.
– Хорошо.
Кейн опять в нерешительности покачал головой.
– Помнишь нашу первую встречу в тот вечер?
– В баре? Конечно, помню.
– Я тогда сказал, что ты показалась мне знакомой. Ты, конечно, подумала, что я вешаю тебе лапшу на уши. В тот момент я не мог объяснить это впечатление, но когда узнал, что ты учишься в Бруклинском колледже, то решил, что просто раньше видел тебя там.
Я нахмурила брови.
– Ты хочешь сказать, что мы с тобой встречались еще раньше?
Кейн кивнул. Лицо его приобрело крайне серьезное выражение.
– Да, много лет назад.
– И где же мы встречались?
– В церкви.
О чем это он говорит, черт возьми? Я склонила голову набок.
– В церкви?
Кейн запустил пальцы в волосы и посмотрел на меня в упор. Выражение его лица просто разрывало мне сердце.
– Ты помнишь, как каждую субботу ходила в церковь Святого Киллиана, чтобы побеседовать со священником?
Мои глаза расширились, я словно окаменела.
– Откуда ты об этом знаешь?
Он взглянул мне прямо в глаза.
– Это был не священник. Это был я.
Наверное, я пребывала в шоковом состоянии. Просто не понимала, какие чувства меня обуревают. Я не была расстроена или рассержена – скорее онемела. Мне казалось, что я потерялась в густом тумане и никак не могла из него выйти. Руки стали холодными и липкими, ноги налились свинцом, хотя я сидела в кресле. У меня голова шла кругом, одновременно накатил приступ тошноты, и я обеими руками крепко вцепилась в подлокотники.
– Рэйчел?
Я слышала, как Кейн звал меня по имени, но на самом деле словно отсутствовала.
– Рэйчел? Может, тебе лучше прилечь?
Наверное, мне действительно следовало прилечь, но мне нужны были ответы на вопросы.
– Когда ты вычислил, что это была я?
Кейн грустно улыбнулся и полез в карман. Когда он вытащил руку и раскрыл кулак, на его ладони лежало с десяток мелких монеток.
– Я их все сохранил. Даже не знаю почему. Носил все эти годы с собой.
Смутившись, я взяла одну с его ладони.
– Это же?..
Он кивнул.
– Те самые монетки, которые ты бросала в исповедальню мне на удачу.
– Ты и правда их сохранил?
– Честно говоря, даже тогда я понимал, что делаю что-то непозволительное, но, когда понял, что ты веришь в удачу, несмотря на всю мерзость, которая тебя окружает, я не мог так просто взять и уйти, даже если бы захотел. Сам не знаю, почему я сохранил эти монетки, но когда я увидел, как ты бросаешь пенни на пол моей спальни, то в голове у меня что-то щелкнуло.
– Почему ты мне ничего не сказал в тот день, если уже догадался?
– Я еще не был уверен до конца. К тому же, полагаю, какая-то часть меня отчаянно не хотела, чтобы это была ты, мне невыносима была мысль, что ты жила под одной крышей с этим гребаным чудовищем. Мне надо было знать наверняка. Твоя привычка подбрасывать монетки могла быть просто совпадением. Поэтому, когда в следующий раз представилась возможность, я спросил тебя, не выходила ли твоя мать повторно замуж.
Я изменилась в лице.
– А я сказала, что нет.
Кейн кивнул.
– А потом у твоей сестры…
– Она упомянула Бенни.
Он снова кивнул.
– Но это еще не все. Я провинился перед тобой гораздо больше, Рэйчел.
Что еще он может скрывать?
– Больше?
– Ты знаешь о том, что Бенни устроил драку в мастерской?
– И что?
– Так вот, это был вовсе не клиент. Это был я. В ту субботу, когда я назначил тебе и твоей сестре встречу, я проследил за тобой до дома на тот случай, если ты не придешь. И, когда ты не появилась в церкви в воскресенье, я решил поехать, проверить, что там у вас происходит. За несколько кварталов до твоего дома я остановился на заправке и увидел ту же машину, что стояла на вашей подъездной дорожке накануне. Я попал в то место, где работал этот мерзавец, совершенно случайно.
– И что произошло?
– Я велел ему держаться подальше от тебя и твоей сестры. Он начал нести всякие ужасные вещи, а потом попер на меня с гаечным ключом в руке.
– Ты пострадал? Он тебя ранил тогда?
– Пара царапин и ссадин, но в целом я остался невредим.
У меня страшно кружилась голова.
– Что-то я неважно себя чувствую, – пробормотала я.
– Прости меня, Рэйчел. За все. За то, что безбожно врал тебе тогда, много лет назад. За то, что не обратился в полицию сразу, тогда вы с сестрой получили бы помощь раньше. За то, что ты пострадала из-за меня. Если бы я не велел вам прийти ко мне на встречу на следующий день, этот подонок не застал бы вас за сборами и не… – Боль в голосе Кейна была просто невыносимой. – И тогда он не избил бы вас до полусмерти. Прости.
Как ни печально мне было видеть Кейна в таком смятении, мне надо было побыть одной. Мне необходимо было время, чтобы все обдумать. Было сложно переварить то, что обрушилось на меня.
Мои беседы со священником проходили много лет назад. Я не помнила многого из того, что говорила ему, но тогда я была напугана и растеряна. И он был единственным человеком, в присутствии которого я чувствовала себя в безопасности. А теперь я выяснила, что все это было обманом, и поэтому чувствовала себя… сбитой с толку, обозленной, оскверненной.
Но, что хуже всего, я испытывала стыд. Я всегда сожалела, что приходилось скрывать некоторые эпизоды своего детства, и чувствовала себя виноватой за то, что не смогла раньше остановить то, через что пришлось пройти моей сестре.
– Мне надо прилечь. – Я чувствовала, что Кейн смотрит на меня, но не могла решиться встретиться с ним взглядом. – Тебе сейчас лучше уйти.
Он с минуту молчал, а я упорно продолжала смотреть в сторону. Потом я услышала, что он встал и еле слышно произнес:
– Прости меня, Рэйчел. Прости за все.
Глава 40. Рэйчел
Я многие годы хотела вернуться туда. Но та часть моей жизни была словно запечатанной шкатулкой. Я боялась открыть ее из страха обнаружить там воспоминания, которые уже не смогу загнать обратно. Однако в последние четыре дня после обрушившихся на меня откровений Кейна стремление вновь посетить это место усилилось настолько, что я больше не могла ему противиться.
Службы в это время в церкви не было, но в последние десять минут люди начали прибывать и рассаживаться по рядам возле исповедальни. Возможно, они ждали своей очереди на исповедь. Я сидела в другом конце церкви, глубоко погрузившись в собственные мысли. Иногда я обращала внимание на людей, входящих и выходящих из исповедальни. Все они пришли покаяться в своих грехах. В церковь вошла женщина с ребенком, они уселись неподалеку. Девочке на вид было лет десять – она была не старше меня, когда я начала приходить сюда по субботам.
После того как из исповедальни вышел пожилой джентльмен, женщина наклонилась к девочке и прошептала ей что-то на ухо, а потом вошла в кабинку. Мне это напомнило, как я с мамой приходила в эту церковь до того, как она заболела. Я закрыла глаза и увидела нас с мамой, сидящих здесь двадцать лет назад.
– Ты же знаешь, когда у тебя болит животик или поднимается температура, ты всегда ходишь к доктору, – произнесла она, когда мы дожидались ее очереди войти в эту странную каморку.
– Да.
– Ну вот, а сюда ты приходишь, когда у тебя болит здесь. – Она похлопала себя по груди.
– Когда болит в груди? Как у Райли, когда она заболела этой… как ее?… невманией?
Мама рассмеялось.
– Пневмонией. Но я не про ту боль говорю. Речь идет о том, что сидит глубоко внутри тебя и благодаря чему мы испытываем чувства.
Я сморщила носик.
– И что же там, внутри меня?
– Душа. Это то, что сложно объяснить. Но это твоя истинная сущность, то, что делает тебя той, кто ты есть.
Я засмеялась.
– Не понимаю.
Мама улыбнулась.
– А тебе сейчас и не надо понимать. Просто помни, что в этом месте ты можешь разговаривать с Богом – о чем угодно.
– А если Бог в этот момент будет занят?
Она наклонилась и поцеловала меня в макушку.
– Тогда тебя выслушает один из его ангелов.
Я не замечала, что плачу, пока слезинка не упала на сложенные на коленах руки. Открыв глаза, я посмотрела туда, где сидела маленькая девочка, но все ряды уже опустели. Девочка с матерью ушили, как и все прихожане, а я этого даже не заметила. Тут мое внимание привлекла открытая дверца исповедальни. Осмотрев церковь, я поняла, что осталась тут в полном одиночестве. Сердце мое сжималось в груди от пробудившихся воспоминаний о матери.
– Сюда ты приходишь, когда у тебя болит здесь.
– И что же там, внутри меня?
– Твоя истинная сущность, то, что делает тебя той, кто ты есть.
Не успев опомниться, я поднялась и направилась к исповедальне.
После стольких лет мне все казалось нереальным. Мне уже было двадцать пять, но в кабинку вошла прежняя десятилетняя девочка. Внутри ничего не изменилось. Комнатушка выглядела в точности так же, как в последний раз, когда я входила туда. Я слышала чье-то дыхание в другой половине исповедальни – священник ждал, когда я заговорю. На этот раз я видела, как он туда входил. И это был настоящий священник.